– Ладно-ладно. Возможно, ты прав и мне видится в тебе какая-то отдушина… Вот поэтому в высшей степени неприятно наблюдать, как ты водишь в наш дом всяких там странных личностей, толком тебе незнакомых, но желающих вытеснить меня отсюда. Так что и не мечтай!
– А если я заболею и умру?
– Это от чего же?
– От страшной штуки – недотрахит называется!
– Не переживай. Вот поедем в гости к Виттебрандам, развеешься.
– Куда поедем?
– К Ульке в гости. Карл сказал, что родители «колокольчиков» решили отправить их всех в замок Аналой. Разумеется, с тобой и мной за компанию. А там, как раз во время каникул, будет местный праздник – «День горючей воды». Так что разгоряченных деревенских девчонок я тебе могу гарантировать.
– Вау! И ты даже будешь не против, если я уведу какую-нибудь из них на ближайший сеновал?
– Да хоть под ближайший куст! Только обрадуюсь. Мы же друзья.
– Ир, а дай я тебя поцалую…
– Отвали, озабоченный! А вообще, поосторожней, а то вдруг я почувствую острую необходимость…
– Да ладно, – он счастливо улыбнулся и обнял, наверное, просто от переизбытка чувств.
Но я отчего-то испытал приступ какой-то совершенно незнакомой мне детской радости. И облегчение. Вот его-то во мне в тот момент было больше всего. Наверное, именно поэтому на общей волне я рискнул именно сейчас, в ночном полумраке, завести тот разговор, который после общения с Карлом решил отложить до завтра.
– Ты там как, спать еще не собираешься? – на всякий случай спросил у него.
– Будешь смеяться, но теперь как-то и не хочется, – немного виновато пробормотал Андрей, разжимая объятия. Он даже слегка отодвинулся от меня и вжался спиной в стену.
– Почему ты называешь университет «вашим», а не «нашим»? Все еще не отождествляешь себя с ним?
– С чего это ты вдруг…
– Карл считает, что мы все для тебя лишь игрушки. И я, и «колокольчики», и другие тоже.
– Что ты такое говоришь?! – возмущенно запротестовал он, но я перебил:
– Ты не воспринимаешь всерьез то, что творишь. Словно ребенок, который дергает за все ниточки разом только для того, чтобы посмотреть, как в том или ином случае станет плясать попавшая тебе в руки игрушка.
– Нет!
– Но выглядит все именно так. К примеру, сегодня. Почему ты очертя голову кинулся дружить с Камюэлем? Неужели не понимал, что он вовсе не так прост, как ты, судя по всему, подумал?
– Да все я понял! Мы ведь с ним еще до собрания успели пересечься.
– И?
– И он меня просто взбесил. Терпеть не могу таких политиканов, как он, которые все меряют соображениями личной выгоды.
– И что же ты тогда…
– Я просто хотел выбить его из колеи. Посмотреть на него без маски. Мне показалось, что он как Тарэль. Вспомни, каким холодным, нет, просто ледяным казался вначале наш Огненный!
– То есть намекаешь, что хорошенько обдумал все то, что нес в кабинете ректора?
– Конечно нет, – убежденно сказал он, поставив меня в тупик этим заявлением, – напротив, мне пришлось действовать по наитию. Но ты пойми, я ведь не просто так это делаю. У меня чутье. Оно и раньше было, и я зарекся заглушать в себе его голос. Но у вас, уж не знаю, из-за артефакта этого… – Он показал мне маленький крестик, болтающийся на цепочке у него на шее. Оказывается, Фарид уже успел его ему вернуть, а я и не заметил когда. – Или из-за того, что я ту вашу звезду погасил в Большом зале, но теперь точно знаю, что, если довериться чутью, получится куда лучше, чем когда десять раз все взвесишь и только потом озвучишь. Думаешь, я всерьез задумывался о мотивах той же Мики? Да у меня и в мыслях не было голову забивать! Просто, когда разговор зашел о ней, нужные мысли сами полезли в голову!
– И все же это очень легкомысленно с твоей стороны, – сдался я без боя, хотя его мотивы и стали для меня понятнее.
– Но ведь хорошо же все получилось! – отчаянно запротестовал он.
– А если когда-нибудь не получится? Только представь. Однажды, в самый ответственный момент…
– Даже думать об этом не хочу, – убежденно пробормотал Андрей.
– Ну и зря.
Мы оба надолго замолчали. Первым тишину нарушил психолог:
– Ир, я правда не играю. Я… – Он осекся, но снова заставил себя говорить, это было заметно по его лицу. Похоже, Андрей забыл, что я прекрасно вижу в темноте, поэтому не скрывал эмоций. – Я вами живу, Ир. Всеми вами. У меня иногда такие идиотские мысли мелькают, что вся моя предыдущая жизнь – это как сон, и только теперь, у вас, начал жить по-настоящему…
Он огорошил меня, раздавил своим признанием. Мне одновременно стало и стыдно за наши с Карлом общие подозрения, и радостно, оттого что по большей части они все же не подтвердились, и грустно, потому что в этот момент я кое-что понял для себя. И прежде чем мы оба все же соизволили заткнуться и уснуть, я сказал то, о чем до сих пор не жалею:
– Можешь думать что хочешь, но я уже не смогу без тебя, Андрей. И если это действительно называется дружбой, ни о чем не жалею…
Машмул Верь-Явь
Жизнь делает такие кульбиты, что я за ней не успеваю. Я ведь уже говорил, как сильно раздражал меня Алиэль, даже после того как мне удалось поговорить с Андреем, когда наш болезный психолог отлеживался в лекарском крыле. Я все время подсознательно ждал от светлого очередного подвоха, предательства, унижения. Дождался. Подвоха, но совсем не такого, какого ожидал. И это стало для меня такой неожиданностью, что я растерялся. Да-да, растерялся и лишь много позже понял, что все не так просто, как думалось в первые дни в классе «колокольчиков». Те чувства, которые проснулись во мне, были иными. Не такими, какие я испытывал к веренице своих любовников. Но в первый момент даже сам не понял, насколько принципиальными оказались отличия.
Расскажу по порядку. Этот новый для меня виток начался в тот день, когда Алый сам первым пришел ко мне в комнату. Конечно, сначала я не понял, что он, как истинный рыцарь, сделал это только ради Антилии, которая встречалась на их светлой половине с Карундом. И все мои мысли были лишь о том, что наш светлый недотрога из-за присущего ему тайного любопытства решил узнать, каково это – быть с мужчиной. Вот и пришел. Развлечься захотелось. Так я думал. Но его признание относительно Лии и Кара меня поразило и, как ни странно, тронуло. Хотя я и не подозревал, что способен на подобные чувства. А потом…
Мне совсем не даются эти их светлые формулы. Наша магия другая, и формулы у нас иные, к тому же я старше остальных, поэтому мне сложнее перебарывать заложенные сызмальства стереотипы. Я запутался и действительно наделал ошибок в расчетах, а он помог. И это снова удивило меня. Попробовал раскрыться. Но не бездумно, поддавшись порыву, как могло бы показаться. Мне хотелось вытянуть из Алого хоть немного информации и самую небольшую толику чувств, если он, конечно, был на них способен.
Вытянул. Немного, но мне тогда хватило. А потом… Все так быстро завертелось. Мы оба уже не могли остановиться. Я провоцировал его на каждом углу и каждый раз с откровенностью ребенка удивлялся, когда он отвечал мне. Но самое забавное, Алый отчего-то вбил себе в голову, что я лучше, чем хочу казаться. Поэтому вдвойне забавно было наблюдать за тем, как в ответ на мои провокации он бросал все эти свои говорящие взгляды, срывался на глухое рычание или шипение, возмущался моими словами и намеками. Вот же дитя дитем. Но все эти невинные на первый взгляд игры – палка о двух концах. Они пусть невольно, но подогревают наш интерес друг к другу. Это трудно объяснить. Таких отношений на моей памяти у меня еще ни с кем не было. При этом я трезво понимал, что светлый никогда не разделит моих взглядов на любовь и страсть, но все равно не хотел отталкивать Алого. И только недавно поймал себя на том, что волей-неволей пытался соответствовать его представлениям обо мне. Пытался стать лучше, чтобы соответствовать тем критериям, которые он предъявлял. Благородный. У нас ведь и понятия такого в языке илитири не заложено. Но как объяснишь это светлому? Да никак! Можно было бы с чистой совестью послать его. Оттолкнуть и свести все к чисто деловым отношениям, но не получалось. Вот же как!
А потом Андрей вбил себе в голову, что я просто обязан поговорить с женой, хотя лично я предпочел бы еще век ее не видеть. Но в одном наш психолог был однозначно прав, я хотел общаться с Капишуле – нашей дочерью. Хотя бы изредка видеться с ней. И еще, я хотел сына. Ребенка, которого мог бы забрать с собой, когда достигну совершеннолетия. Но Андрей не зря сказал, что Владычицы Дома Вик-Холь не желают меня отпускать. Они в лице Нанисы сделали мне такое предложение, от которого я не смог отказаться, как бы ни пытался найти в нем хоть малейший изъян.
Она ждала меня в беседке. Вернее, они. Я не сразу заметил Капишуле. Девочка с серьезным, как у всех детей моего народа, лицом наблюдала с другой стороны беседки за тем, как бьет родник, вытекая из-под половиц весело журчащим ручейком. Я заметил ее, только когда поднялся к Нанисе и перегнулся через край беседки, возле которого стояла жена. Улыбнулся дочери, она уже привычно окинула меня безразличным взглядом. Стало грустно. Посмотрел на ее мать. Спохватился и попытался склониться в том поклоне, которому нас, мужчин илитири, обучают с младых ногтей. Но она остановила меня. Удивительно. Только в тот момент, как я искренне считал, удивляться было еще рано.
