— А зачем ты все время меня целуешь, когда хочешь переместиться куда-нибудь? — со смешком поинтересовалась у князя.
— А так приятнее. И гораздо быстрее, — ухмыльнулся самодовольно Эд, выпуская меня из объятий.
— И Руту ты мне подарил тоже не просто так. Верно?
— Почему ты так решила? — он увильнул от ответа, затем прошел в ванную, на ходу снимая с себя одежду.
Я даже залюбовалась игрой мышц на спине… ах, и ниже… такой вид.
— Гм… — прочистила горло, и заставила себя остаться на месте, вместо того, чтобы ринуться за князем следом. Может ему уединиться надо? Затем громко прокричала, чтоб он услышал: — Подозреваю, что ты пытаешься еще больше привязать меня к этому миру. Скажешь, что я не права?
А в ответ тишина. Пожала плечами и уселась на диван. Раздеться сама вряд ли смогу, застежки-то на спине. Да и выспалась я, если честно.
— Эд, — снова голос повысила, откинув голову на диван и закрыв глаза, — так что там насчет горничной?
— Все что пожелаешь.
Открыла глаза и покраснела. Обнаженный, со стекающими капельками воды по рельефному торсу, мокрыми волосами и в одном набедренном полотенце. Мммечта…
Сглотнула, ощущая себя странно возбужденной.
— Рина, ты в порядке? — спросил он с участием, пряча в глазах довольный блеск.
— Д-да.
Мысли покинули меня, вместе со здравым смыслом. Особенно когда этот шикарный образчик мужественности выдернул меня с насиженного места, повернул к себе спиной, и ткань платья затрещала под его руками. Миг и я стою в одной сорочке, с освобожденными волосами. А потом уже не стою, а нахожусь на руках и двигаюсь в сторону ванны.
— Тебе нужно освежиться. Запах Руты способен сбить с ног.
— Да? — выдохнула я вопросительно или утвердительно.
— Что да? — решил уточнить Эд, ставя меня под струи душа уже без сорочки.
— Все да.
— Многообещающе, но не дальновидно. Однако я согласен.
Меня мылили, пенили, смывали и ласкали, плавили под потоками воды, зацеловали до дрожи в коленях. А потом закутали в большое махровое полотенце и унесли на кровать. Укутали в два одеяла, вытерли волосы, высушили магией, и сказали чуть хриплым, проникновенным голосом:
— Утром, Рина, ты повторишь свое да. Другого ответа я не приму. Спи.
И пришел вдруг сон, в котором я видела маму, бросающую цветы на чью-то могилу (мою?), и видела рядом стоящую бабу Настю и Мальчика, а еще мне снился какой-то странный мужик в узбекском халате с чалмой на голове с длинными усами ниже плеч. Он смотрел на меня, не произнося ни слова, накручивая на указательный палец синий ус. Вот в его взгляде появился интерес, когда я мысленно показала ему язык, затем он поманил меня пальцем. Вот еще, подумалось мне, будут тут всякие пальцами в меня тыкать. Фыркнула странному дядьке. Тот наклонил голову, хитро щурясь. Затем полыхнуло в его взгляде что-то такое, похожее на обещание. Обещание чего? Мужик облизнул губы и послал мне воздушный поцелуй ручкой. Бе-е-е, скривилась я, чем видимо его задела. Он рассердился и стукнул себя в грудь кулаком, затем сделал характерный жест телом, выпятив на миг свою мужскую удаль и так несколько раз. Что?! Ты это мне? И меня собрался?.. Просыпаясь от внезапно испытанной злости, напоследок показала мужичку в чалме неприличный жест из среднего пальца.
Проснулась от ощущения чужих рук на моей груди, делающих массаж молочных желез. Приоткрыла глаза и увидела склоненную голову князя, вперившего обожающий взгляд собственно в объект массажа.
— Помацай еще спинку, ты почти профи, — простонала я, резко разворачиваясь спиной кверху.
Мужчина замер, запыхтел обиженно.
— Потренируешься еще маленько, — фыркнула иронично, — и можно сертификат массажиста получать.
Шлепок по пятой точке был довольно ощутим, как и жаркий шепот в ушко:
— Какая ты разговорчивая с утра. Может ты мне сделаешь массаж?
— Не-е-ет, — протянула я лениво, закрывая глаза. — Я сон хочу досмотреть. Там такой мужик странный делает мне неприличные предложения. Надо же выяснить, кто такой.
Меня вдруг развернули, и яростное шипение заставило распахнуть глаза.
— Какой мужжжииик!! Какие еще предложения?! Рррррр…
— Э-э-э… ты ревнуешь? — невинно поинтересовалась, любуясь потемневшим князем от еле сдерживаемой ярости. — Правда-правда?
— Нормально все объясни… — вздохнул и рухнул рядом, — что тебе еще снилось?
Приподнялась на локте, прикрываясь простыней, все-таки не девочка уже, чтобы выставлять на показ при утреннем свете свое тело.
— Мама, Мальчик и баба Настя навещали… заметь, мою могилу, нормально, да? — горечь в голосе не ускользнула от внимания Эда, он тут же сжал мою руку.
— А что за мужик? — уже спокойнее напомнил князь.
— Знаешь, — задумалась, — я похоже догадалась, кто это… у него еще усы такие синие. Наводит на мысль, верно?
— Как он обошел защиту? — и такой взгляд жуткий при этом был у князя, что я даже поежилась.
— Кто… это же Синеус, верно? Вот почему его так называют?
— Да. Похоже, что он. Опиши подробно его действия.
Со смешком рассказала и даже про свой жест не забыла упомянуть. Мужчина какое-то время ошарашено на меня взирал, потом взорвался смехом, упав на кровать.
— Все. Синеус теперь там в ауте. Он же обладает чарами очарования, да такого уровня, что ему даже во сне не могут сопротивляться. А ты его послала, да еще и та-а-ак… — отсмеявшись, Эд схватил меня в охапку и стал пылко зацеловывать. — Ты страшная женщина! Просто кошмар для мага.
— Эй, я симпатичная! — ударила его кулачком по груди.
Сжав колотящие его руки на мужской груди, он с чувством произнес:
— Да. Ты очень симпатичная, коварная, страстная, необузданная, умная… моя женщина! Но при всем этом ты кошмар для мага. На тебя не действуют чары. Никакие!
— Хм, — сомнение выплеснулось вместе с ухмылкой, — так это же хорошо… или нет?
— С одной стороны замечательно, но вот с другой. Я то думаю, почему никак не могу зачаровать тебя? Максимум, это наслать чары сна. И все.
— Та-а-ак, это когда же ты пытался меня зачаровать?
— Да постоянно, а ты мне все карты спутала.
— И зачем тебе нужно было пытаться?
— За надом. Влюбился в тебя как мальчишка.
— Это когда?
— Еще тогда, когда ты только в бывшей усадьбе моей появилась и притащила этого приблудного Стаса.
Я промолчала, не желая прерывать его признания, которые вдруг хлынули из него лавиной.
— Когда ты предложила ему на брудершафт выпить, то я с трудом удержался, чтобы не разнести в доме все. А еще твои откровения, что у тебя был уже мужчина, — взгляд князя снова налился свинцом, — честно говоря, тогда я очень желал увидеть и прикончить того счастливца.
— А кстати, — вдруг встрепенулась я, коли заговорили о Гаде.
Эд рыкнул, закрыв мне рот поцелуем. Затем отстранился и глядя в мои широко открытые глаза, прошипел:
— Никогда не говори со мною об этом человеке. Я не ручаюсь за себя.
— Знаешь, — чуть отстранилась, с сомнением изучая ревнивца, — твоя ревность меня начинает пугать. Это почти болезнь, не находишь? Я же повода не даю… чего ты заводишься?
— Это сильнее меня, — выдохнул мужчина, положив голову на обнаженную грудь — мою, — не могу с собой справиться, стоит только представить тебя в объятиях другого. Ты — моя, и я никогда тебя не отпущу и не стану делить с кем-то. Запомни.
— Так, стоп. Погоди-ка, — меня вдруг осенила. — Ты как-то сказал, что-то про привязку к другому миру. Ты уничтожил дом и команду Стаса вместе с ним, устроил личную жизнь моей матери, и даже о Мальчике позаботился, чтобы лишить меня этой самой привязки?
Эд молчал, еще теснее прижавшись щекой к мягким округлостям.
— Значит, я права. Так, и Ольшанского ты тоже не просто так приволок, верно? Это не была случайность!
— Я не был уверен в том, что твои чувства к нему прошли. Уничтожив его в том мире, я рисковал бы… у тебя могла остаться привязка, тоска, воспоминания… не знаю как объяснить.
— Но я давно уже его не люблю. И может не любила никогда, — загрустила, проведя рукой по шелковистым темным волосам князя. — Ты хотел показать мне, какое он ничтожество? Думаешь, что если бы я продолжала его любить, меня это отвратило бы от него? Мало же ты тогда знаешь о любви, князь.
— Я не понимаю… — и взгляд его стал таким несчастным, что захотелось поцеловать и успокоить.
— Запомни и успокойся уже. Я-ЕГО-НЕ ЛЮБЛЮ! Это понятно?
— Да? А меня… меня ты любишь?
Карина, можешь гордиться собой, до чего мужика довела, уже любви выпрашивает как корочку хлеба.
— Дурачок! — взъерошила ему волосы. — Ты так ничего и не понял до сих пор.
Эд приподнялся, не отрывая напряженного взгляда от моих глаз.
