На холодок, что от его шепота поднял волоски на затылке, постаралась не обращать внимания, целиком и полностью сосредоточившись на покалывании от прикосновения рук девятого и тепле, волнами набегающими на меня. Оно было таким нежным и таким поглощающим, что я с трудом ответила:
– М-м, нет… Ты, конечно, замечательный, умный и волевой, а еще иронично-ехидный. – Меня прижали крепче, стало необычайно спокойно. – Но я хотела сказать: замечательно сильный.
– Какой? – не поверил он.
– Сильный. – Окутанная энергией Дейра, я уже начала клевать носом и едва подавила зевок: – Сильный и морально, и физически…
– Так значит? – недовольно протянул он и разорвал объятия, а затем и пригретую на груди меня взял за плечи и отстранил.
Его обычный светло-голубой взгляд стал стальным, и я в волнении поспешно добавила:
– И что очень радует, ты благородный и заботливый… – Последнее слово прошептала и поежилась. Без его объятий стало холодно и неуютно.
– Ну и к чему твоя ода? – хмыкнул стихийник и сделал предположение: – Билет на новый аттракцион: «Подъем на руках Дейра!»
– Не обольщайся, – фыркнула в его манере, – это всего лишь констатация факта. И к слову о лестнице… – Несомненно, изначально я рассчитывала на совсем другое, но если есть возможность, почему бы не использовать и ее. Взмах ресниц и кокетливое: – А ты, правда, меня поднимешь?
– Нет уж, сама. – С этими словами меня развернули лицом к подножью, подтолкнули и… шлепнули, придавая ускорение!
В возмущении развернулась, чтобы отплатить нахалу пощечиной, а он уже исчез. И такая обида накатила, что я не сдержала не подобающего леди порыва, прорычала:
– Чтоб тебе неделю не спалось, девятый!
Внизу что-то зазвенело, наверху что-то разбилось, а я величественно вскинула голову и удалилась к себе.
И Дейр, словно бы в отместку, не появился дома ни через три дня, ни через еще четыре. Сбежал!
В отсутствие девятого я не спешила отчаиваться, до сдачи заказа у меня еще оставалась пара-тройка дней сверх прошедшей недели. К тому же за это время я успела привести в порядок дела нашего семейного ИП «Чудо Рэши», наладить первое кустарное производство и приступить к оформлению праздника в академии. К слову, в это же время переписка между огневиком и металлисткой стала активнее и продуктивнее. И что интересно, с каждым новым письмом Эви становилась более уверенной, а вот Ганс все более задумчивым и отстраненным. Именно на его плечи легла непростая задача по насыщению волков и спасению овец. Ведь за признание его могли убить как в порыве ненависти, так и в порыве страсти.
Их тайный роман продолжал разгораться яркими искрами, встречи становились чаще и продолжительнее. И это несмотря на то, что люди Гадарта Великого не прекращали осаждать дом девятого, а Роберт эль Гаерд с друзьями все еще находились в Академии МагФорм. Несомненно, подумать о связи между двумя преподавателями не представлялось возможным, Уорд Гае и Эвения Рит никогда не появлялись вместе, редко сталкивались в коридорах и расходились, как в море корабли. Однако напряжение, растущее между ними, ощущали все. Правда, принимали за совсем другое чувство. Поэтому в стенах учебного заведения появился слух о безответном чувстве в любовном четырехугольнике, два угла которого составляли преподаватели, а третьим и четвертым стали жертвы неразделенной любви…
И в преддверии праздника всех влюбленных сплетни эти становились все более насыщенными деталями.
В понедельник перед лекциями я пришла к Гансу с очередным письмом для Уорда Гае и застала того в глубоком раздумье посреди кабинета, сплошь покрытого огнем. Пламя не грело и не сжигало и было потрясающего голубого цвета, которое в исполнении огневика я видела лишь раз, на балу Всех Стихий.
– Доброе утро.
Он кивнул, приветствуя меня, и продолжил кропотливое дело – составление букета из белых огненных лилий. Еще одна деталь вечера, с которого у них с металлисткой все началось.
– Красиво, – тихо высказалась я и протянула ему конверт.
Ганс взглянул на бумагу, затем на свое творение и, чуть сморщив нос, попросил:
– Открой и прочти.
– Нет-нет, это же личное.
– Да?! И что такого личного может быть между сбежавшим женихом и им же брошенной невестой? – с горькой усмешкой спросил он и повторил: – Прочти.
Что ж, открыв письмо, я огласила его содержание:
– Согласна.
Две минуты огневик не двигался, и на его лице происходили страшные метаморфозы. Челюсть выступила вперед, брови сошлись у переносицы, ноздри в раздражении раздулись, взгляд стал пустым, а руки сжались в кулаки. Возможно, он не напугал бы меня сильно, не стань огонь в комнате по-настоящему обжигающим и опасным, оранжево-красным и с дымком. В кабинете запахло гарью.
– Ганс, очнись!
Маг не отреагировал и устроил мне и моей охране настоящий день открытий. Так выбравшиеся из сумки голем и взбрык впервые поняли, что есть щиты покрепче их собственных. Как они ни старались открыть или разгромить дверь и окна, те не поддались. А я впервые удостоверилась в том, что маги огня не держат рядом с собой ничего, помимо спиртного. Обследовав шкафы его кабинета, нашла лишь вино и коньяк. В другое время я могла пожалеть две бутылки Боргского, но не сейчас. И огневик, с ног до головы залитый дорогим алкоголем, пришел в себя мгновенно. Вначале он не понял, что изменилось, затем, чертыхнувшись, осознал.
– Проклятье! – Щелчок пальцев, и окна распахнулись настежь, движение рук – и красные капли испарились с его лица, а одежда высохла. И, глядя куда-то на полки, он сурово позвал: – А ну иди сюда.
От его тона мои питомцы юркнули обратно в сумку, а огонь, жадно пожиравший все вокруг, в том числе и мою мантию, мгновенно присмирел, став желто-золотистым, радостно поприветствовал мага взмахом язычков и ласковым: «Ву-у-у-у-у-у-р!» Однако Ганса это не позабавило, он сильнее поджал губы и движением руки подозвал к себе вырвавшегося из-под контроля шкодника. Под тяжелым взором черных глаз извечно голодная и чрезвычайно прожорливая стихия, вздохнув, ручейками стеклась на безнадежно испорченный стол. Свернулась в шарообразный огонек и с расстроенным восклицанием «Пфя!» исчезла.
В пропахшей гарью комнате наступила тишина, а за окном уже вовсю щебетали птицы, и ветерок доносил запах первых весенних трав и цветов.
– Извини, задумался, – покаянно прошептал огневик.
– Видимо, крепко. – Я несмело улыбнулась и постаралась унять тревожное сердцебиение. – Может, выйдем отсюда? Пройдемся. Уверена, тебе нужно на воздух так же, как и мне.
– Не очень…
Уходить он не хотел, но я настояла и, взяв мага под локоть, вывела в коридор:
– Что ж, в таком случае проводишь меня на первую лекцию.
Мы шли дальней дорогой, через террасы вдоль внутренних зимних двориков, и я долго молчала, не зная, с чего начать диалог. Мы уже почти дошли до нужной мне аудитории, остановились на перекрестке террасы и Шестого Скоротечного коридора, так что более откладывать не имело смысла. Несомненно, их с Эви отношения касаются только огневика и металлистки, но мне было тяжело оставить Ганса вот таким немного растерянным и крайне задумчивым. Кто знает, вдруг он, прочитав следующее письмо от леди Ритшао, окончательно сожжет свой кабинет или же всю академию. В свете данной возможности решилась его мягко расспросить.
– Знаешь, я тут только что вспомнила, что ты на ее письмо так и не дал ответ.
– Он не нужен… Мы встретимся на балу в честь праздника всех влюбленных.
– То есть ты и она без масок и без…
– …и без лжи, – кивнул Ганс и стал еще сумрачнее. – Сам не представляю, как это произойдет.
– Нет ничего проще, – заявила я и с коварной улыбкой начала искать варианты решения. – Пригласи ее в свой кабинет!
– Он только что сгорел, – отверг огневик мою идею.
– Вот и повод!
– Помочь с обстановкой?
– Да. Заодно проверишь ее вкус… – Посмотрела на каменное выражение его лица и прикусила губу, вкус у рыжей красавицы был экзотическим. – Хотя… лучше, если ты объяснишь все на балу во время танца. – И на его недоумевающий взгляд пояснила: – На глазах у свидетелей безопаснее.
Его Величество Дворецкий покачал головой и в первый раз кривовато улыбнулся:
– Я не настолько отчаянный, чтобы на балу, перекрикивая музыку, признаться ей во всем.
– Зачем кричать, если можно обойтись без слов. Ты просто резервы ей верни.
Он остановился, посмотрел на меня абсолютно другими глазами, искрящимися весельем, и, наклонившись, прошептал:
– Это смертельно опасное предприятие. Она меня на месте копьем проткнет… – подумал и добавил с уверенностью: – Раз двести без зазрения совести.
