– А ты нет?
– Я? О нет, сиора. Мы с Фэнико слишком долго вместе, чтобы расставаться из-за такой безделушки.
– Безделушки?! – возмутилась Лавиани. – Неужели ты считаешь, что обычная железяка, наполненная сентиментальными воспоминаниями об убийствах всяких негодяев, стоит подобной верности? Разве ты бы не хотел владеть клинком, разбивающим латный доспех или щит?
Он рассмеялся искренне, весело, и Шерон, не удержавшись, улыбнулась. Присутствие Мильвио делало это мрачное место не таким ужасным.
– Чего мелочиться, сиора?! Почему сразу не мечтать стать великим волшебником? Чего проще, щелкнуть пальцами, призвать ветер, и вот уже перед тобой враг, чья плоть сорвана с костей послушным ураганом.
– Надо реально оценивать свои мечты, парень. Великим волшебником ты можешь стать только в прекрасных снах. А меч таувина находился в двух шагах от Шерон.
– И хорошо, что я его не трогала. Он все еще обладал силой…
– Знаю-знаю, – вздохнула Лавиани. – Вполне мог тебя треснуть, если бы ты взяла его в руки. Я просто жалею, что меня не было поблизости. Ш-ш-ш! Слышите?
Сверху раздавались слабые, прерывистые удары, словно кто-то что есть сил бил по металлу.
– Что за напасть на этот раз? – Клинок Мильвио все еще слабо светился от остатков желтоватой плесени.
– Скоро узнаем. Но двух великих волшебников за день я просто не вынесу. – проворчала сойка.
Чем выше они поднимались, тем чаще становились удары. Иногда они совсем затихали, но каждый раз возобновлялись, как показалось Шерон, с утроенной яростью.
Лестница сделала последний виток и уперлась в ржавую, запертую на три засова дверь.
– Это наш выход, – сказала Шерон. – Я открою. Засов проржавел, но не сильно.
– Сразу отходи. – Лавиани уже держала нож наготове.
Мильвио встал сбоку, опустив клинок вниз.
Девушка несколько раз глубоко вздохнула, потянула засов. Он поддался со скрежетом, и долбежка в дверь прекратилась. Второй засов скрипел не меньше первого. Третий застрял на половине пути, указывающая напрягла руки, но сил не хватило. Мечник оказался рядом, шепнул:
– Отойди, пожалуйста.
Она сделала, как он просил, спустившись на несколько ступеней вниз и сжимая в руке стилос за неимением лучшего оружия.
Дверь распахнулась, и указывающая зажмурилась от яркого, утреннего света. Ее ноздрей коснулся пьянящий, свежий воздух, пахнущий наступающей весной, а знакомый голос акробата произнес:
– Я уже отчаялся вас увидеть.
Глава девятая
Сила Вэйрэна
Он бился с ним, путая тени, закрывая луну и сжигая свои таланты. Я помню этот бой, ибо был за стеной щитов, смотрел на воина и не мог побороть в себе страха выйти вперед, сразиться за Единое королевство. Я всего лишь человек, и слаб. Как я мог сравняться с таувином? Как я мог драться с шауттом?
Откровения стражника.За пятьсот лет до начала Катаклизма
Полная луна стремительно летела в облаках над Гребнем Арилы, и рожденный ею свет отражался на ребристых холодных гранях. Казалось, она заглядывает в окна и проверяет, все ли уже уснули.
Дэйт шел по коридору в одиночестве, поглядывая по сторонам. Начальник охраны давно уже должен был находиться в постели, но решил проверить посты.
Исключительно для собственного спокойствия.
С момента прихода странной незрячей, искренне считавшей себя асторэ, миновало несколько недель. Вопреки ожиданиям Дэйта та не покидала комнат, не искала встречи с герцогиней и не спешила обращать в свою веру кого бы то ни было.
Разумеется, ее появление не прошло незамеченным. Особенно для слуг. Слухи о женщине, победившей шаутта, распространились по замку довольно быстро. У некоторых появилась надежда, что теперь все будет хорошо. Большинство не верило в то, что какая-то слепая нищенка способна предотвратить беду.
Дэйт так и не понял, к какой из двух категорий этих людей он относит себя.
Один день сменялся другим, и страх, который, казалось, поселился в замке, постепенно растворялся в обыденности дел и мрачных новостях, приходящих с востока и юга.
Шаутты появлялись в городах по всему миру. Внезапные рейды мэлгов, оказывающихся в самом центре герцогств, разоряли целые области, и никто не знал, откуда взялись эти твари и куда ушли, угоняя с собой уцелевших людей. В Фихшейзе и Ириасте вновь завели старую песню о пересмотре Брокаванского мира[11], и в Велате все чаще стали шептать герцогу о реванше за поражение его деда.
Возле дверей, ведущих в герцогские покои, дежурил усиленный отряд. Здесь несли стражу не только люди Дэйта, но и младшие сыновья дворян страны, не имевшие права на наследование земель и надеявшиеся получить их на службе у владетеля.
Он кивком ответил на нестройное приветствие, вышел на открытый балкон, тянущийся по фасаду дворцового корпуса, над великолепным садом, сейчас голым и заснеженным.
Дэйт увидел тень караульного, двигавшегося по стене, перевел взгляд направо, на противоположную часть укреплений внутреннего двора, и убедился, что и там есть люди.
Он направился на открытую галерею, увитую сухим плющом. Двое солдат, заслышав его шаги, повернулись, хватаясь за оружие.
– Все тихо?
– Да, мастер Дэйт.
– Смена через полчаса.
Возле сторожевой башни один из воинов уснул, и начальник охраны несильно ударил его в плечо. Тот вздрогнул, побледнел, поняв, кто перед ним.
– А если бы это был герцог? – поинтересовался Дэйт.
Ответ не требовался. Из подобной встречи ничего хорошего бы не вышло.
В саду ярко светила луна, отражаясь от снега, лежавшего на кустах и клумбах. Горело несколько костров и по крайней мере двадцать факелов. Дэйт распорядился освещать все подступы к внутренним покоям с начала сумерек и до самого рассвета. Кастелян ворчал из-за непредвиденных расходов, но не перечил, понимая, что сейчас не время экономить.
Дэйт посмотрел на окна дворца, нашел те, что в комнате Рукавички. Они были темными, и мужчина остался доволен этим. Никто не заметит никаких синих отблесков. Он похвалил себя за то, что запретил зажигать фонари рядом с ее дверью.
Начальник охраны закончил проверку постов, вернулся к себе. Ему до смерти хотелось напиться, еще с того утра, когда из Шаруда в охотничий замок прискакал гонец с черными вестями. Но Дэйт понимал, что вино сейчас такой же враг, как страх и сомнения. Стоит один раз поддаться, и он не будет готов, если случится беда.
Потому, покосившись на полный графин, он отпустил слуг, погасил свечи, подбросил дров в камин, чувствуя босыми ногами, как дует из-под двери, и рухнул на кровать.
Ему показалось, что он не спал. Просто закрыл глаза, начал проваливаться в дрему и тут же вынырнул из нее.
Приподнявшись на локте, Дэйт целую минуту прислушивался, надеясь различить в ночной тишине хоть какой-то посторонний звук. Но все было спокойно.
Ступая по ледяному полу, воин подошел к окну. Луна скрылась за пришедшими с запада облаками. Они выплевывали на долину снег, и мрачные башни Калав-им-тарка почти скрылись в морозной круговерти.
Там не горело ни одного огонька. С тех пор как умер отец нынешнего герцога, селиться в них никто не желал, предпочитая более комфортабельный дворец, а нижние этажи уцелевшей башни использовали только в качестве складов.
Факелы на стене замигали из-за поднявшегося ветра, а затем погасли один за другим, словно на них дунул великан. Стекла задребезжали, и Дэйт ругнулся. Он вернулся к кровати, взял лежавшую на ней безрукавку, затем кинул дров в слабый огонь, не став будить слугу. Поколебался, подхватил графин с вином, сделал глоток, чувствуя терпкость красных, созревших на юге ягод.
Затем снова взглянул в окно и нахмурился. Факелы так и остались погашенными, хотя уже прошло несколько минут, но солдаты не спешили возвращать свет.
– Сукины дети, – буркнул начальник охраны. – Уснули вы там все, что ли?
Он прижался лбом к стеклу, сложил ладони домиком, чтобы не бликовал огонь в камине, попытался сквозь мрак и метель разглядеть, что там творится.
Не получилось.
Теперь воин начал тревожиться. Вернувшись, оделся, сунул голые, уже порядком успевшие замерзнуть ступни в ботинки, затянул шнуровку и подхватил стоявшую возле изголовья кровати секиру.
В распахнутой рубахе он вышел в полутемный коридор. Встретил одного заспанного слугу, менявшего свечи в тяжелых канделябрах. Тот посмотрел немного испуганно.
– Что-нибудь странное видел?
– Нет, мастер. Все тихо.
– А патрули?
– Прошел три минуты назад. – Человек махнул рукой в противоположную сторону коридора и, поняв, что вопросов больше не будет, занялся своим делом. Доставал из коробки, висящей на поясе, толстые свечи, а в сумку, лежавшую возле ног, выбрасывал огарки и воск.
