Она, вместе с разрушенными зубами, разлетелась в разные стороны.
Кам зашатался, и Лавиани швырнула ему в колени щит, заставляя потерять равновесие. Ученик Скованного отклонился назад, и Мильвио, приземлившемуся за его спиной, представился великолепный шанс.
Он вложил в этот удар все свои силы, полуторник прошел в четверти дюйма над латным воротником, перерубая высохшие мышцы и шейные позвонки.
Голова в шлеме откатилась в сторону, а Кам, еще несколько секунд простояв на ногах, звеня кольчужной юбкой, рухнул на колени, да так и остался сидеть, опираясь руками на алебарду, теперь служившую подпоркой мертвецу, не давая тому упасть.
Лавиани, чувствуя боль во всем теле, села прямо на человеческие останки, думая о том, что много бы отдала за флягу, полную воды. Пить хотелось невыносимо, пот ручьем тек по спине, охлаждая тело, сердце стучало, точно бешеное, руки дрожали.
– Ублюдочный Тион! – с чувством произнесла она, сплюнув кровь, – она сама не заметила, как прикусила язык. – Криворукий урод! Мало того что устроил Катаклизм, так еще и убить приятеля не смог нормально. Какого шаутта мы с тобой, парень, должны были приканчивать то, что и так давно обязано было быть мертво?
Мильвио задумчиво глянул на голову и внезапно рассмеялся.
– Что смешного? – спросила сойка.
– Ничего, сиора. Совсем ничего. Но я так долго искал интересное приключение и в итоге получил. Теперь сам не рад. – Он посмотрел на несколько зазубрин на мече, которые придется править, и убрал клинок в ножны. Сел рядом с ней, дыша так же тяжело. – Убил самого Кама. Точнее, то, что от него осталось. И самое смешное, что, если я начну рассказывать об этом, мне никто не поверит. Даже барды не споют песню.
Треттинец говорил весело и непринужденно, но по лицу его было видно, каким нелегким был для него бой.
– Дались тебе певцы, мальчик. Я постараюсь забыть о нем и его алебарде, как о страшном сне. Будь Кам живым человеком, ему хватило бы пары тычков моим ножом.
– Не сомневаюсь. Способности сойки – хорошая вещь.
Лавиани мрачно посмотрела на него, но ничего не сказала.
– Мудрое молчание, сиора. Я слышал о людях, умеющих останавливать падающий меч голой рукой и двигаться быстрее ветра. Таувинов давно нет, но вот сойки вполне себе существуют. Хотя в них почти никто не верит.
– Ну и не верь дальше, мальчик.
– Шерон и Тэо, как я понимаю, знают?
– Да, – неохотно ответила та.
– Ты спасла меня. Спасибо. И за помощь в бою тоже. Будь ты юной девой, мне пришлось бы на тебе жениться. Во всяком случае, именно так случается в сказках, которые рассказывают на юге.
Она фыркнула:
– Выходит, мне повезло. Что я не юна и мы не в сказке. Надеюсь, законы дворян Треттини не требуют, чтобы спасшая твою шею пожилая женщина тебя усыновила?
– Не помню ничего подобного.
– Ну вот и славно. А насчет юных дев ты никого не обманешь.
– В смысле?
– Я не первый день живу и вижу, как ты смотришь на Шерон. Рыба полосатая! – Она уже была на ногах, заметив, как шевельнулись руки Кама.
В зловещей тишине, опираясь на алебарду, он встал с колен, покачнулся и сделал неловкий шаг в их сторону. Судя по всему, отсутствие головы его совершенно не смущало.
– Что за мерзкий день! – сказала Лавиани. Она понимала, что единственный способ остановить его – это расчленить, отрубить и руки и ноги, но здраво опасалась, что скорее, чем это случится, у них закончатся силы, и тогда он точно их прикончит.
– Уходи, сиора. – Фэнико снова покинул ножны.
– Только вместе. Лестница свободна.
– Не уйду, пока это живо.
– Не будь дураком, парень. Нельзя убить то, что и так мертво.
Кам прыгнул, алебарда ударила в то место, где находился южанин, оказавшийся теперь сбоку и рубанувший по голени мертвеца, не защищенной латным щитком.
Возле ног Лавиани двумя мышами юркнули белые комочки света. Она отшатнулась, пораженная, не удержалась, споткнулась, упала. Две игральные кости покатились рядом с ее лицом, подпрыгнули вверх, стукнулись друг о друга, засияв так ярко, что из глаз сойки потекли слезы. Свет, точно выпущенный из арбалета болт, врезался в грудь Кама, оставив в ней дыру величиной с кулак.
Лавиани обернулась, тыльной стороной ладони вытирая веки, и увидела, что из мрака провала, откуда появился ученик Скованного, выходит Шерон.
Ее красивые брови были нахмурены, лицо напоминало восковую маску, а левая рука до локтя полыхала белым огнем. Будь сойка не тем, кем она являлась, она бы, пожалуй, испугалась своей знакомой.
Мильвио опустил меч, сделал шаг в сторону, открывая девушке дорогу. Та, не замечая его, прошла мимо, сжимая раскаленный добела стилос. Свет окутал Кама плотным коконом. Мертвец стал дергаться, биться на полу, точно вытащенная на лед рыба.
Шерон равнодушно подошла к нему, ничуть не боясь руки, все так же сжимающей алебарду, находящуюся всего лишь в ярде от нее. Она опустилась перед телом на колени, всадила стилос Каму в живот, и хороводы рун закружились вокруг головы указывающей, а затем стали падать, растекаясь по поверхности доспеха великого волшебника.
Мильвио и Лавиани остановились на границе белого света, наблюдая за тем, как множество белых искр, отрываясь от тела, взмывают вверх и гаснут во мраке.
Через минуту на полу лежали истлевшие останки того, кто когда-то правил большей частью севера и давно уже стал легендой. В воздухе отвратительно пахло паленой плотью и грозой. Шерон покачнулась, треттинец сделал шаг к ней, чтобы подхватить, но его остановил ее резкий жест.
– Не надо. Просто голова кружится.
Она села рядом с ними и щелкнула пальцами, подзывая игральные кости. Те закатились ей на ладонь, девушка сжала их в кулаке. Сильно-сильно. Стараясь дышать медленно и глубоко.
– Вы живы… – наконец произнесла она. – Я успела вовремя. Этот заблудившийся…
– Кам. – Сойка покосилась на доспех, в котором не осталось даже костей, все еще ожидая какого-нибудь подвоха. – Тот самый Кам. Так что ты действительно вовремя. Мы с Фламинго уже умаялись приканчивать это недоразумение.
Мильвио склонился над доспехами и на конце меча поднял тусклую золотую цепь с большим медальоном в виде горящего орла. Вид у него был задумчивый.
– Кам? – Девушка казалась сонной и очень уставшей. – Вот так удача.
– Удача? – изумилась Лавиани, видя, что южанин берет цепь в руку и, поразмыслив мгновение, убирает ее в карман куртки. – Ты, кажется, еще не пришла в себя, девочка.
– Как ты не поймешь? Если он существует, то и Тион тоже может быть жив. Скованный не ошибся.
– Если Тион такой же агрессивный мешок костей, то легче от этого нам не станет.
– Снова Тион? – меланхолично поинтересовался Мильвио. – И Скованный, который с тобой говорил? Никого не хочу обидеть, любезные сиоры, но все ли у вас в порядке?
– В смысле здесь? – Лавиани постучала себя пальцем по голове. – Не все в порядке, Фламинго. Иначе мы бы не ввязались во все это.
– История слишком долгая. Если хочешь, я расскажу ее тебе, когда выберемся, – пообещала Шерон, и Мильвио кивнул.
– Хорошо. Так и поступим.
– У вас есть вода?
– Ни капли.
Шерон выругалась, и Лавиани не поверила своим ушам, столь невероятно было слышать подобное от всегда сдержанной девчонки.
– Ого! – рассмеялась она. – Ты полна сюрпризов, указывающая. И шаутт забери наш мир, если они мне не нравятся.
Если смотреть вниз, то бледно-желтое свечение было едва заметно, так высоко они поднялись. Шерон давно сбилась, считая ступени, которые она преодолела. У нее ныли ноги, голова была тяжелой, мысли то и дело путались. Указывающая чувствовала сонливость и, чтобы не упасть, держалась одной рукой за стену.
Она устала после долгого пути сквозь тьму, наполненную тенями и мертвыми. На нижнем ярусе их встретилось предостаточно. Девушка ощущала дыхание той стороны, витавшее в некоторых коридорах, и представляла, что случится, если она встретится с дремлющим злом. Но не останавливалась и не теряла времени на борьбу с ними. Понимала, что лишь растратит силы и в итоге останется среди мертвецов, заблудившихся в мире живых.
Даже сейчас она все еще была там. Во мраке. Среди осторожного шепота собственных шагов. Ощущала холод глубины заброшенной крепости на своей коже и сквозняк, то и дело касающийся ее отросших волос. Ей казалось, что она навечно заплутала во тьме и больше никогда не увидит солнечного света.
– Значит, меч таувина? Да? – вновь пробормотала сойка.
Мильвио, наблюдавший за прыгающими по ступенькам сияющими игральными костями, сказал не оборачиваясь:
– Ценная вещь. Я слышал, их ковали великие волшебники, и клинок без труда перерубал почти любую броню. Не говоря уже о плоти. Какой-нибудь герцог отдал бы за такой клинок… многое он бы отдал.
