– Урра! Славься, мой брат, самый великий колдун на белом свете! Ийо-охо-о!
Илар подогнал третий пенек, взгромоздился на него сам, и колонна из пеньков медленно и важно пошла вниз по склону, остановившись только для того, чтобы Илар подобрал свои вещи.
Уже когда прошли шагов пять, вспомнил – забыл Асмунг старика! Тот так и валялся возле скалы, выпущенный из рук во время нападения. Приказал четвертому пеньку, и тот принес книгу и мешок, подав их, как охотничья собака, едва не повизгивая от умиления. Может, и повизжал бы, да нечем – нет у пеньков глотки!
– Держись! – крикнул Илар, и на всякий случай приказал пеньку Дарана страховать мальчишку корнями, держа мягко, будто руками матери. То же самое сделали два других пня, и теперь можно было прибавить скорость.
Пеньки шли со скоростью идущей быстрым шагом лошади, быстрее они не могли, но и это было просто замечательно – можно любоваться окрестностями деревни, голубым небом, прозрачной речкой, а еще – физиономиями селян, с криками и визгом разбегающихся при виде жуткой процессии.
Когда караван вступил в деревню, она будто вымерла. Попрятались все – и люди, и собаки, и только где-то далеко повизгивала, убегая, запоздавшая собачонка, чтобы с почтительного расстояния облить чудовищ презрительным лаем.
Илар приказал положить Иссильмарона на лавку возле входа в дом, где они остановились, слез с пня, снял со второго Дарана и тут же приказал пенькам возвращаться туда, откуда пришли. Мало ли что случится – заклинание подчинения действует некоторое время, вдруг оно исчезнет, как тогда поведут себя пни? Начнут хватать всех подряд? Вероятно, да. Так пускай идут туда, откуда пришли.
Теперь нужно было заняться воскрешением Иссильмарона. В фургоне хранился здоровенный мешок старого колдуна, где были всевозможные снадобья и мази – предстояло разобраться, какие нужно применять в данном случае. Трудная задача, но Илар не сомневался, что справится. Ведь не сложнее, чем призвать к порядку толпу взбесившихся пеньков?
– Охх… больно! Мать вашу так! Мелкий, ты чего там, ножиком меня колешь, что ли?! Чего так больно-то?!
– Вот что, уважаемый великий маг, лежите и не портите воздух своими речами! Надоел!
Слабым голосом, с чувством глубокой скорби Иссильмарон запричитал:
– Как тебе не стыдно! Я, старый человек, испытываю бесконечные страдания, а ты…
– Страдания испытываю я, вынося ваше дерьмо! Вы хоть бы в тазик как следует попадали! Или вам доставляет удовольствие обдувать пол?! А мне потом мыть за вами! Селяне-то не больно желают ухаживать за черным колдуном! Говорят, вы на них порчу напустите, у вас глаз злой!
– Вот паскуды! Я за них страдаю, тружусь… гады неблагодарные! Кстати, а где твой братец?
– На гору пошел, посмотреть. Чего там смотреть, не знаю. Пеньки эти проклятые, ловушки – теперь их не видно. Его Быстрик повел. Хочет пройти к домику.
– Тьфу, демонство! Надеюсь, он туда не сунется! Там могут быть ловушки – скрытые ловушки, и тогда…
– Не сунулся. – Илар шагнул через порог и с отвращением повел носом. – Ну и вонища тут! Надо окна открыть, проветрить.
– Еще бы не вонища! – ворчливо заметил Даран. – Его колдовское величество лежат, портят воздух. Дуют мимо тазика, и все это на полу! Его в хлев надо, пусть под себя гадит! Я что, нанялся дерьмо из-под него вывозить?! Сутки уже как про́клятый работаю! Кстати, уважаемый господин Иссильмарон, с тебя десять золотых!
– Это еще за что, маленький выжига?!
– За уход! Я вас лечу, подаю воду, снадобья готовлю – вот сколько вы бы взяли за лечение какого-нибудь богатенького дворянина?
– Не меньше двадцати золотых! – не задумываясь бросил колдун и тут же сморщился, поняв свою ошибку.
Даран просиял, потом его улыбка сменилась скорбной гримасой:
– Продешевил! Надо было с вас пятнадцать потребовать!
– А это ничего, что все рецепты я тебе сказал? Что травы, которые ты заваривал, – мои? Совесть-то имей, поганец!
– Имею, – радостно хмыкнул мальчишка. – Я ее уже давно имею!
И тут же покосился на недовольного Илара:
– А чего я такого сказал?! Я же не матом! Он сам спросил! Вот как дерьмо выносить – так я, а как похвалить…
Даран поспешно ретировался, изгибаясь под тяжестью деревянной бадьи, Илар же подвинул грубо сколоченный табурет к постели старика, взял его за руку и пощупал пульс:
– Как вы? Вторые сутки пошли. Сутки вы пролежали в беспамятстве, сутки в сознании – вставать можете? Я вообще-то не понимаю – почему вы не можете наложить на себя заклятие оздоровления?
– Я же тебе объяснял, – нетерпеливо вздохнул старик. – Сам на себя наложить заклятие не могу. Только через амулет или артефакт. А на работу с артефактом сейчас нет сил. Мой оздоровительный амулет разрядился рядом с артефактом на горе. Могу восстанавливаться только с помощью внутренних сил да снадобий. Кстати, я заплачу мальчишке, пусть не беспокоится.
– Да перестаньте. – Илар махнул рукой, встал, подошел к маленькому мутному окошку и стал смотреть на то, что происходит на улице. – Не возьмет он денег. Это так, чтобы вас позлить. Даран сидел возле вас всю ночь, и вот уже сутки ухаживает. Вы хоть бы похвалили его, что ли…
– Похвалю, похвалю… – скрипучим голосом ответил колдун и тут же переменил направление беседы. – Что ты увидел на горе?
– Что я там увижу? Пеньки. Ловушки не видны, раскрывать их я не умею. В избушку не пошел, Быстрик говорит – там есть что-то магическое и не очень-то хорошее. Снова заколдовал пеньки, послал их пройтись по ловушкам. Никакого эффекта. Быстрик сказал, что все ловушки остались на месте. На пеньки не отреагировали.
– А ты думал, они разрядятся? После того, как по ним протопают пни? Нет, парень, это было бы слишком просто. И тот колдун, что ставил «стражу», наверняка предусмотрел такую возможность. Ловушки не должны реагировать на пеньки. Пеньки же свои! Ох… как в ноги стреляет! Ну что косишься? Правда ведь больно! Твари впрыскивают какой-то яд, он парализует, а сейчас этот яд начал выходить! Вот я и опорожняюсь… избавляюсь от яда… а руки дрожат! Я же не нарочно, как Даран говорит… думаете, мне приятно? Так простреливает, хоть вой! Жаль, что ты не умеешь лечить, – пара заклинаний, и от нечисти в моем организме и следа бы не осталось! Ладно, ладно, не хмурься! Кстати, тебе никто не говорил, что для такого молодого парня, как ты, быть слишком серьезным не очень хорошо? Ты серьезен, как старый дед! Что с тобой будет в старости?
«Надеюсь, не то, что с тобой. В детство не впаду!» – мысленно ответил Илар.
– Вот только этого не надо, а? – криво усмехнулся старик. – Не впал я в детство! И чего ты глаза выпучил? Не читаю я твои мысли, не читаю! Вернее, читаю, они у тебя на лбу написаны! И не надо его тереть, лоб-то… хе-хе-хе… как легко вас поймать, молодежь! Доживешь до моих лет, узнаешь, каково это, быть стариком!
– С вами доживешь, – хмыкнул Илар. – Мне вообще непонятно, как вы дожили до преклонных лет, будучи таким скандальным, таким бесшабашным, безрассудным, таким… таким…
– Бестолковым? Таким упертым маньяком?! – хихикнул старик. – Да все я знаю, что ты скажешь! Если бы ты знал, каким рассудительным я был в юности! Таким же, как ты. Но вот наскучило, и все тут! Решил – буду жить так, как хочу, без оглядки на кого-либо. Семьи у меня нет, за положение в обществе я не переживаю – чего мне бояться? У каждого мужчины внутри сидит маленький ребенок, мальчишка, который желает играть, веселиться, развлекаться, жить так, как он хочет. Некоторые задавливают в себе этого мальчишку, и он умирает, оставляя старое тело, управляемое стариком, другие хранят в себе ребенка до самой смерти, не осмеливаясь выпускать наружу, третьи живут так, как хотят, – совершают глупые, мальчишеские поступки, веселятся, получают от этой жизни столько удовольствия, сколько могут схватить! И вот те, третьи, живут правильнее всех. По крайней мере – я так считаю. И еще – ты думаешь, что колдуны, которые живут в десять раз дольше обычного человека, с возрастом становятся умнее? Чушь! Я знавал таких дураков в возрасте пятисот лет, что оторопь брала! Забывчивых, потерявших многое из того, что узнали за свои долгие века. Похоже, что мозг сам по себе отбирает для человека то, что нужно в его жизни. Остальное старается забыть. Не зря мы все свои исследования магии обязательно записываем. Иначе просто их забудем. Память у нас чуть получше, чем у обычного человека, но не такая, как у богов. Характеры часто хуже, чем у простых людей, – колдуны нередко холодные, злобные, редко нисходящие до нужд короткоживущих. Но не все такие, совсем не все. Почему я дожил до семисот лет, будучи таким оторвой? Потому что я великий колдун. Хочешь – верь в это, хочешь – нет. И еще – у меня всегда было железное здоровье. Как и сейчас. Если бы не оно, кстати, яд мог бы меня убить. И если бы не вы с Дараном. Пеньки пропитывали меня ядом, как оса пойманную добычу. Еще немного, и меня бы уже не спасли. Помогла выжить и моя способность к быстрому восстановлению, и… Хм… ты что, не знал, что маги быстро восстанавливаются? Ты же должен был читать об этом в книжках!
