– Давай я попробую. – Мильвио шагнул вперед, обнажая меч.
– Оставь, – попросила его Шерон. – Это магия, и так просто дверь не откроется. Нужен веер Тиона. Тот самый, которым он отбивал молнии шауттов. Наверное, он спрятан где-то поблизости и…
Но южанин ее не послушался. Клинок вошел в скважину легко, точно в ножны, на всю глубину, и, когда гарда коснулась камня, где-то в глубине раздался сочный, насыщенный звук, точно тяжелый молот ударил по наковальне.
Пол под ногами ощутимо вздрогнул. Несколько секунд ничего не происходило, а затем мощные створки, скрежеща по полу, начали медленно распахиваться, выплюнув изнутри целое облако пыли.
– Получилось?! – откашлявшись спросила Лавиани, не веря собственным глазам. – Шаутт вас всех побери! У нас получилось! Эй! Что такое?!
Она заметила, как Шерон и Тэо смотрят на Мильвио. А тот лишь грустно улыбался. Сойке хватило нескольких секунд, чтобы понять, о чем они думают.
– Нет! Нет! Нет! – сказала она с таким выражением, словно ей пытаются доказать, что луна на небе зеленая, и все факты это подтверждают, несмотря на логику и разум, отрицающих подобную чушь. – Хватит с меня сюрпризов и неожиданностей! Живой эйв, теперь еще и это! Фламинго, если ты скажешь, что ты тот ублюдок, которого мы ищем вот уже полгода, клянусь жизнью, я тебя поколочу!
– Тебе незачем меня бить, сиора. Если вам нужен Тион, то вы найдете его там. – Южанин указал на проем, за которым начинался коридор.
– Но ты ведь не так прост, а?
– Ни один человек не может быть простым. У всех есть жизнь. И тайны. – С этими словами он вытащил клинок из скважины и убрал его в ножны.
– Веер Тиона, – озаренный идеей, сказал Тэо и процитировал строчку из старинной баллады, повествующей о сражении великого волшебника и шауттов: – «Он молнии разил мечом!» Мечом! Это же так просто! Как крыса Гвинта становилась львом, так и веер Тиона мог превращаться в меч!
Мильвио одобрительно кивнул:
– В старых песнях не говорится, что владелец назвал свой веер Фламинго. Фэнико, если угодно. Некоторые сочли это имя недостаточно благородным для такого хозяина.
– Ты расскажешь мне, откуда он у тебя? Кто ты? Зачем ты здесь? – Шерон подошла к нему близко, взяла пальцами за рукав.
– Я здесь потому, что ты меня попросила. Помнишь?
Она помнила их разговор на постоялом дворе.
– Это лишь одна из причин. Есть и другие. Ведь так?
– Так, – не стал отрицать южанин и показал на Тэо. – Конечно есть. Вот она, перед нами. Я все расскажу вам. Но сначала – закончи дело, ради которого ты пришла сюда.
– Он ждет? – Она с тревогой шагнула к проему.
– Просто иди.
И она пошла. Тэо отправился следом, а Лавиани, посмотрев на треттинца с осуждением, прежде чем составить компанию товарищам, сказала:
– У нас будет долгий разговор, мальчик. Я всегда подозревала, что с тобой что-то не так.
– Я рад беседовать с интересным человеком, сиора.
Указывающая не заметила, как прошла коридор. По четырем ступеням, опоясывающим большой каменный зал, она спустилась вниз. Потолок был из лунного камня, без всяких фресок или украшений, но в то же время он легко пропускал сюда солнечный свет, словно оказался сделан из листвы.
Колонны точно ветви с легкими чешуйками коры и лозами контрфорсов, плющом поднимающихся к потолку. Купол как желудь. Ступени – череда каскадных водопадов, стекающих на странный пол, похожий на застывшую воду, отражавший гостей и темнеющий на мгновение, стоило на него поставить ногу.
В центре находился большой каменный ящик. Шерон пошла к нему, ускоряя шаг. Ее встречала каменная девушка, немного наклонившись вперед и положив руку на саркофаг.
Надпись была на старом наречии.
Шерон пробежалась по ней глазами.
Раз.
Другой.
Третий.
Не веря. Не желая верить. Чувствуя, как буквы дрожат у нее перед глазами. Обернулась к Мильвио, требуя объяснений.
– Это правда. Мне жаль.
Тэо увидел, как обострилось ее лицо, и спросил:
– Что здесь написано?
– Все было зря, – почти шепотом произнесла Шерон и прочитала громко, бесцветным голосом: – «Здесь обрел последний покой Тион. Великий волшебник. Друг и учитель. Брат. Да пребудет с тобой благословение звезд, и чтобы ты нашел ее на той стороне».
– Ерунда какая-то! – возмутилась Лавиани. – Это что же? Склеп?! Фламинго, какого шаутта?! Так! Надо открыть крышку!
– Зачем? Он мертв. Не стоит тревожить останки.
– Это великий волшебник, девочка! Плут, лгун и тьма знает кто еще. Такой парень ради обмана легко создаст собственную усыпальницу. Чтобы все считали его мертвым.
– Все и так считают его мертвым, – возразила Шерон. – И, как видно, это правда. Мильвио?
– Он мертв. И уже очень давно, – откликнулся южанин. – Если бы я сказал раньше, вы бы все равно мне не поверили. Вам следовало увидеть его могилу своими глазами.
– Поверить?! – возмутилась Лавиани. – А я вот и не верю!
– Он умер у меня на руках. Я положил его сюда, опустил крышку и создал ее. – Он с грустью указал на статую. – Тион мертв. Клянусь в этом.
– Когда это случилось? – Шерон провела рукой по саркофагу, и ее пальцы коснулись пальцев каменной женщины.
– Давно. Через пару десятилетий после Катаклизма. Мы только вернулись с Рубежа.
Лавиани расхохоталась:
– Мальчик! Ты хочешь убедить меня, что тебе больше тысячи лет и ты знал Тиона?!
– Я не смогу ни в чем убедить сиору, если она этого не хочет.
– Как твое имя? – спросил Тэо.
Южанин усмехнулся и отвесил легкий поклон:
– Я Мильвио. Мильвио де Ровери. И это мое настоящее имя. Я сын обедневшего дворянина с окраины Единого королевства, которую теперь называют Треттини. Моей судьбой была война, потому что я умел и любил сражаться, но так вышло, что один великий волшебник разглядел во мне иной дар. На Талорисе среди молодежи была забава – мы поднимались на террасу Янтарной короны, туда, куда прилетали белые львы, и выпускали в небо бумажных птичек. Моя всегда летела дольше всех. – Сказал он это с извинительной улыбкой, словно ему до сих пор было неловко за такие несерьезные вещи. – Я умел договариваться с ветром. Поэтому Тион дал мне прозвище – Вихрь, оно стало моим вторым именем, по нему меня все и запомнили. На старом наречии это…
– Войс, – сказала Шерон, и имя это прозвучало в пустом древнем зале как гром.
Глава двадцатая
Белое пламя. Синее пламя
Страшно думать о том, что порой из-за всяких пустяков случаются трагедии. Приятно думать о том, что любые беды можно преодолеть, если разные люди действуют вместе. Как единое целое. Скованные важной для них целью. Иногда их отношения крепче, чем у родственников, а борьба друг за друга сильнее, чем у тех, в ком течет одна кровь.
Заметки на полях. Собрание дневников капитана Эветта, лорда-таувина. Письмо Войсу
Эйв лежал под дубом, в густом ночном мраке, положив голову на передние лапы, точно собака. Шерон, проходя мимо, едва разглядела его. Он ничего не сказал, пока девушка поднималась по ступенькам к усыпальнице великого волшебника.
Несмотря на глубокую ночь, с потолка все так же лился солнечный свет. Она заметила Тэо, сидевшего возле колонны и подбрасывающего в воздух подобранный на земле желудь. Он кивнул ей, показывая, что увидел, но остался на месте и не прервал своего занятия. Пружина хмурился, думал о своем. День для него выдался нелегким.
Шерон несколько раз возвращалась мыслями к нему, к тому, кто он на самом деле, и поражалась себе, что не испытывает ни удивления, ни восхищения, ни страха. Она помнила их первую встречу на темной, сотканной из дождя улице Нимада. Помнила плавание на пароме и тяжелое путешествие к Талорису. Тэо навсегда останется для нее надежным другом, тем, кому можно довериться.
Ее семьей. И ей было совершенно все равно, что акробат не человек, а потомок существ, когда-то создавших многое из того, что теперь в ее мире считается привычным и незыблемым.
Она хотела поговорить с ним, но увидела, что сейчас не самое лучшее время, собиралась уйти, но вместо этого подошла к памятнику, заглянула в лицо женщины.
На каменные грани и поверхности падали лучи теплого света, создавая впечатление, что она живая, настоящая. Арила правой рукой легко дотрагивалась до крышки гроба, словно желала с нежностью прикоснуться к Тиону.
Великая волшебница была на два дюйма выше Шерон, и указывающая с удивлением угадывала свои черты в чужом лице.
Она не была ее копией. Нет. Но находилось нечто в губах, улыбке, подбородке, скулах, фигуре, наклоне головы. Если бы не роскошная грива волос, пряди которых были подхвачены несуществующим ветром… Арилу можно было бы счесть близкой родственницей указывающей.
Старшей сестрой.
