Старшей сестрой.
Это было… странно. Нелепо. Немного смешно и грустно. Как и вся ситуация, в которой они оказались.
Она, услышав шаги за своей спиной, спросила:
– Ты любил ее?
– Когда-то. Очень давно, – сказал Мильвио.
– А она?
Улыбка у него получилась грустной.
– Арила любила Тиона, а он ее. А я… Я был совсем мальчишкой и младшим братом для них обоих. Реальность порой бывает несколько жестока.
– Но ты все еще любишь ее?
– Ее нет уже десять веков. То была совсем другая жизнь. Другого человека. Я храню память, Шерон, но иногда сам не знаю, кто я такой. Войс или Мильвио. Великий волшебник давно умер. Я – всего лишь бродяга.
– Мы с ней похожи?
Он помолчал, ответил неохотно:
– Если ты хочешь спросить, не этот ли факт является причиной, что я с тобой, то нет. Хотя и не скрою, когда увидел тебя в первый раз, там, на пароме, то был ошеломлен. Первая за тысячу лет, кто напомнила мне о ней. Да. Вы похожи. Внешне. Иногда. То, как ты хмуришься или убираешь волосы со щеки. Улыбаешься, смотришь, говоришь, убеждаешь, добиваешься своей цели… Во всем остальном я отдаю себе отчет, что указывающая Шерон из Нимада и великая волшебница Арила Эрсте из Шаруда – совершенно разные женщины. Со своей жизнью, опытом, памятью и судьбой. И я не ищу одну в другой. И никогда не искал.
Она приняла его ответ. Хотя бы на время, не желая вдаваться в детали. Слишком болезненные для нее сегодня.
– Все легенды говорят, что Войс умер. Погиб в поединке с Лавьендой. Так почему ты жив? Жив до сих пор?
Он сел на пол, опираясь спиной на саркофаг своего друга. Посмотрел на Тэо, который прислушивался к их разговору.
– Мы с ней дружили. Она была красивой, самой красивой из всех, кого я встречал за эти годы. Умная и очень веселая. Девушка с беззаботным смехом, способная очаровать даже дикого зверя. Хоть медведя, хоть карифского кота. Я до сих пор помню, как она смеялась. – Мильвио на мгновение закрыл глаза. – Когда началась война, я больше не видел, как она улыбается. Мы долго избегали встречи, но потом это все-таки произошло. В долинах Доргата, там, где теперь волнуется море Мертвецов, цвела вишня. Мы были на разных сторонах, но память о прошлом… Нам пришлось о нем забыть, Шерон. В тот день я проиграл, а она выиграла и… не стала меня добивать.
Не знаю почему. Предпочитаю считать, что в память о всем хорошем, что между нами было. Мой ветер всегда веселил ее. Она умерла через несколько лет, во время первого штурма Талориса. А я, тот, в ком она выжгла все волшебство, существую до сих пор.
– Ты потерял магию? Мне жаль.
– Мне тоже когда-то было жаль, сиора. Но тот Войс, как я уже сказал, остался в далеком прошлом. Я выжил благодаря Тиону. Великие волшебники умирают, если теряют все волшебство, и, чтобы этого не случилось, он дал мне часть своей силы. Способности мне это не вернуло, но зато я не отправился на ту сторону.
– Ты продолжал участие в Войне Гнева?
– Как волшебник я был бесполезен. А меч в тех сражениях мало что решал. Для всех я был мертв и ушел на Рубеж, помогать людям в сражениях с тварями Пустыни. Так Войс погиб и попал в легенды. Знаешь, я жалею, что послушался Тиона. Мне следовало оставаться рядом, тогда, возможно, Нейси бы уцелела. Все перешли грань. Половина из нас воспользовалась силой шауттов, другие – силой асторэ. Результат тебе известен. Катаклизм застал меня на Рубеже, и настали худшие дни для человечества. Многие не пережили его и исчезли из-за огня, воды, болезней и сорвавшегося с цепи волшебства. Я оставался великим волшебником, не способным пользоваться разлитой вокруг силой. И не мог помочь другим. Сам едва уцелел.
– Как ты смог прожить так долго? – спросил Тэо, сидя на ступенях. – Ты бессмертен?
– Скорее удачлив. Благодаря силе Тиона моя жизнь тянется долго.
– Что случилось с вами потом? Когда Катаклизм завершился?
– Мы носились по осколкам разваливающегося мира, пытаясь погасить пожары и собрать то, что еще можно было спасти. Сражались, лечили, строили, помогали.
– Тион и вправду уничтожил магию? Забрал ее у мира?
Искренний смех южанина полетел по залу, точно весенний ветер:
– Оглянись, Тэо! Мир полон магии. Она в тебе, в Лавиани, в Шерон, в эйве. В горах, лесах и на трактах. И у каждого своя. Разная. Постарайся понять: то, чем обладали великие волшебники, досталось им от Шестерых, а те забрали эту силу у асторэ. Силу, делавшую некоторых из нас равными богам. Для нас не было преград и запретов. Люди, подобные нам, плавили мир, точно металл, и ковали все, что им придет в голову. Возводили города, осушали болота, перекидывали мосты над морем, останавливали сражения и сажали королей на престолы. Во мне остались крупицы этой силы, она поддерживают мою жизнь, и так не короткую, как и у всех волшебников. Но я не могу ею пользоваться, магия для меня утрачена. Скованный и Тион оставались единственными волшебниками, кто мог касаться истинного дара. Последний из них отказался от способностей, как когда-то отказались от них Шестеро, уйдя из нашего мира. Мой друг был величайшим из живущих в своем поколении, он стер все, что смог, вырвал это из себя, точно сердце… Выбросил. И магия растворилась в мире, погасив большую часть последствий Катаклизма. Ее не вернуть. Уже никогда.
– Но если появится новый великий волшебник?
– Не появится, Шерон. Со времен Катаклизма не родилось ни одного ребенка с такими способностями. Эпоха великих волшебников навсегда канула в прошлое.
Сказал он это без грусти и всякого сожаления, словно о чем-то незначительном и неважном.
– Ты как будто рад этому. – Шерон внимательно следила за лицом Войса.
Тот улыбнулся совсем как мальчишка:
– Чтобы понять, как я все это ненавижу, мне следовало прожить бесконечно долгую жизнь и увидеть все последствия наших поступков. Случившееся – вина волшебников. Если бы Шестеро смогли договориться с асторэ, если бы не было войны с Вэйрэном, если бы Скованный не боялся людей с кровью как у Тэо… Так много «если», сиора. Мы загнали человечество на обломки, уничтожив тысячи жизней из-за своего страха или жажды мести. Никому из нас нет никаких оправданий, и магия, что делала это, исчезла не зря. Тион поступил мудро, совершил самый смелый из своих подвигов, уничтожив волшебство.
– Что с ним случилось?
– Отказавшись от высшего волшебства, он отринул от себя безумие той стороны. Но… Тион не очень-то рвался жить. Арилы больше не было, месть закончена, смысл существования потерян. Мы стали обычными людьми. И… для него это оказалось непросто. Сказка, свидетелем которой я стал… конец у нее грустный.
– А это? – Пружина обвел рукой усыпальницу. – Как ты построил ее без магии?
– Ее растили эйвы. Я лишь создал памятник. Тело Арилы мы так и не нашли, я не смог похоронить их вместе. Пусть хоть так.
– Но…
Он рассмеялся, понимая, что мешает Тэо поверить.
– Никакой магии, приятель! Клянусь! Мои руки умеют держать не только меч, но и резцы. Было много свободного времени, и я создал ее такой, какой помнил. – В его голосе проскользнули нотки старой, почти забытой боли. – Впрочем, это не первое ее изображение. Благодаря другому ты получил метку той стороны.
– Статуэтка, которую я нашел в карьере?!
– Ты не должен был ее найти. Это перчатка Вэйрэна, которую Тион забрал у Скованного. Причина начала Войны Гнева. Причина смерти Арилы. Тион подозревал, что у него не получится ее уничтожить, а потому переплавил часть древнего доспеха, и вместе мы создали прекрасное. Никто не должен был ее найти. Тем более асторэ. Возможно, один из последних на земле.
Акробат вздохнул:
– Надо полагать, что ты нашел меня благодаря ей?
– Я нашел тебя гораздо раньше, – улыбнулся Мильвио. – На свадьбе горного герцога, когда услышал, что один безумный юный акробат решил повторить достижение Тиона и пройти над водопадом. Тогда я и понял, кто ты на самом деле. Я запомнил тебя, мы встречались в Рионе, когда ты ответил отказом герцогу и не вступил в его труппу. А затем еще раз, в Карене, три года назад. Наблюдал ли я за тобой? О да.
– Зачем?
– Знаешь, кто такие пустые?
– Конечно. Чудовища, обладающие магией той стороны. Люди, на которых появилась метка водоворота.
– Люди? О нет, мой друг. Все они асторэ. Ни одного человека среди пустых никогда не появлялось. Это начало случаться после Катаклизма. Некоторые из вас проживали жизнь спокойно, так и не узнав о том, кто они есть. Некоторые, те, кому не повезло, пробуждали свой дар, тот касался другой стороны, а она в ответ касалась асторэ. Ставила метку. До Катаклизма асторэ умели справляться с этим. Подобное было для них так же естественно, как дышать. Через пару дней метка исчезала, и найти вас среди людей могли только таувины. Ну и глазастые великие волшебники. – Мильвио отвесил шутливый поклон. – Но когда началась Эпоха Упадка, вы потеряли этот навык. И та сторона убивала вас, превращала в чудовищ. Я знал, что тебя, скорее всего, ждет то же самое.
