Под отхожее место шериф с невозмутимостью истинного сына пустошей предложил использовать один из углов пещеры, и мистресс Талли, пунцовая от смущения и возмущения, согласилась.
Хуже всего были тишина. И неизвестность. Лишь немногим уступали им вынужденные походы до ветру в присутствии мужчины и необходимость выдерживать истерики Тоши. Ласка страдала от темноты, отсутствия новых впечатлений и однообразной еды. Привыкшая не сдерживать своих порывов, она то скандалила, то тихонько плакала, свернувшись клубочком. Тогда Бет нежно прижимала зверька к груди и баюкала, рассказывая, что все обязательно будет хорошо, но не сейчас, а чуть позже, надо только немного потерпеть.
* * *
– Мистер Стэтсон, еще немного, и я закричу, – предупредила Бет.
– Кричите, – согласилась темнота.
– Не уверена, что смогу остановиться. И не вы ли говорили, что ненавидите женские слезы?
Он опустился рядом на тюфяк и укутал ее во второе одеяло:
– У всех свой предел, мистресс Талли. Иногда надо покричать, чтобы не сойти с ума. Или поплакать.
Бет крикнула. Эхо налетело сразу со всех сторон, как стая летучих мышей. Она испуганно втянула голову, а потом вошла в азарт и снова крикнула. Протяжное, унылое «аааа», перешло в пронзительное «иии» и умолкло, оборвавшись.
– Неплохо. Попробуйте еще раз.
В этот раз она кричала долго и умолкла, совсем охрипнув.
– А вы?
– Что я?
– Вам не хочется кричать, шериф?
– Я охотник. Умею ждать, если нужно.
– Простите. Не хотела быть обузой.
– О, вы не обуза, мистресс Талли. – По голосу Бет предположила, что он улыбается. – Я видел, как здоровые мужчины сходили с ума и становились смертью – своей или чужой, там, где вы всего лишь кричите. Вы отважная и очень разумная. Чересчур, я бы сказал.
– О, вы первый, кто заметил это «чересчур», – со смешком призналась Бет. – Обычно люди только рады сгрузить телегу своих проблем на того, кто может потянуть.
– Я мужчина, мэм. Способен разобраться со своей телегой. И помочь, если надо, красивой женщине.
– Да вы никак сказали комплимент, мистер Стэтсон!
– Только правду, мистресс Талли.
– Зовите меня Элизабет. Какие могут быть церемонии, после того как мы столько времени делили стол и постель.
– И отхожую яму в углу, – хмыкнул он. – Хорошо, Элизабет. Тогда я хочу быть для вас Джеком.
– Это можно устроить.
Слушая его смех, Бет подумала, что никогда в жизни не ощущала такой гремучей смеси нежности, доверия и возбуждения.
– Обнимите меня, Джек. Вы сами никогда не решитесь, а раз уж моя репутация погублена безвозвратно, хотелось бы знать, что не зря.
Его дыхание было горячим, щетина отросла и уже не кололась, кожа пахла табаком и солью. Бет прикрыла глаза, плавясь в чужих объятиях и почти забытом, восхитительном чувстве принадлежности мужчине.
Когда его губы скользнули ниже по ее шее, Бет часто задышала. В ней просыпалась женщина, которая стремительно и властно требовала своего. Виной тому были уединение или тьма, что отрицала все запреты и условности оставшегося где-то далеко общества, но Бет понимала – она готова отдаться малознакомому человеку на грязном тюфяке и не пожалеть об этом после.
Он остановился.
– Элизабет.
– Да?
– Скажите, вы… были замужем?
– О, Джек, – смех получился низким, грудным, совсем не похожим на привычный смех мистресс Талли. – Это вы так деликатно интересуетесь, не девица ли я?
– Да.
– Я была замужем. Это что-то меняет?
– Нет, – он прижал ее к себе, пропустил сквозь пальцы прядь волос и скользнул губами по изгибу уха. – Вы достойны большего, чем эта пещера, Элизабет.
– Наверное, вы правы, – с сожалением согласилась Бет.
– Но это не значит, что я готов выпустить вас сейчас.
– И верно, так теплее.
Их губы снова встретились.
– Нам стоит прекратить, или я за себя не ручаюсь.
– Что же мне делать, Джек?
– Расскажите… о своем прежнем браке. Вы вдова?
– О нет, – Бет отстранилась. – Вы знали, о чем спросить. Я в разводе. Уже почти пять лет.
– Неприятно вспоминать?
– Неприятно вспоминать, какой дурой я была. Знаете, мы поженились, когда мне исполнилось восемнадцать. Он преподавал астрологию, а я… Я боготворила его. Была готова уступать во всем. Думаю, ему это льстило. А потом я сама не заметила, как превратилась в бессмысленный придаток к своему мужу. Понимаете, я верила, что любовь требует жертв. Так что самоуважение, смелость, умение мыслить стали жертвой на нашем семейном алтаре. И чем больше я жертвовала, тем меньше это ценили.
Он провел рукой по щеке Бет:
– Считается, что подчинение – традиционная женская добродетель.
– Чушь! Если я что-то и вынесла из своего брака, так это урок, что предавать себя нельзя. Даже во имя любви. Вы считаете иначе?
– Нет. Я согласен.
– Правда? – недоверчиво спросила Бет. – Вы первый, от кого я слышу подобное. Только не говорите, что тоже играли в подобную игру?
Джек коснулся губами ее виска:
– Вы невероятно проницательны, Элизабет. Только я был с другой стороны стола.
– Расскажите, – попросила она, устраиваясь в его объятиях.
– Это было десять лет назад. Я тогда зарабатывал тем, что выслеживал беглых преступников, но однажды добыча оказалась хитрее охотника. На мое счастье, талупа подобрали и выходили меня. Аннасуанн была дочерью шамана.
– Я знаю, чем обычно заканчиваются такие истории.
– Не знаете. Я провел с ними шесть месяцев и получил разрешение взять ее в жены.
– Вы были женаты на эльфке?
– Не по человеческим законам. Я жил с ними два года. Охотился, кочевал, слушал их песни, говорил на их языке.
– Потрясающе!
– Это не так уж хорошо, Элизабет. Что бы человек ни сделал, он никогда не станет для них своим. Или хотя бы равным.
– Но ваша жена…
– Она любила меня. Эльфы – другие. Для них любовь – сама по себе высшая ценность и не нуждается в оправданиях. Благословение или болезнь, с которой нужно жить. И не может быть слишком большой жертвы. Они бы вас не поняли.
– А что потом?
– Я устал доказывать, что стою чего-то, и решил вернуться к людям. Она последовала за мной. В городе стало еще хуже. Я работал и не мог проводить с ней много времени. Да и не хотел.
– Не хотели исступленно восхищаться закатами и встречать рассвет, держась за руки?
– Видно, что вы знаете кое-что об эльфах. Да, это волновало первые полгода. Я устал от Аннасуанн и семейной жизни. И чем больше она жертвовала, тем меньше мне хотелось быть ей обязанным. Она была эльфкой, но не дурой, видела, что происходит, – он напрягся. – Однажды я вернулся домой из салуна и был слегка навеселе. Она ждала меня, нарядилась. Сказала, что не винит ни в чем. Что видит, как ее любовь тяготит меня. Что была счастлива и благодарит за все. А потом пожелала умереть. И умерла. У эльфов особые отношения со смертью. – Он стиснул Бет так, что стало больно, и выдохнул: – Видят боги, я не просил ее об этой жертве!
– Иногда самопожертвование неотличимо от эгоизма. Как будто любишь не человека, а свою любовь к нему.
– Удивительно верно подмечено.
– Я часто думаю, как много самолюбования было в моих бесконечных уступках. Вы вините себя в смерти жены?
– Да. Наверное. Знаете, я до сих пор таскаю медальон с ее локоном. Срезал перед похоронами.
– Что?! У вас есть волосы эльфки и вы молчали?
* * *
– Возможно, нам стоило взять мистера Рида с собой, – заметила Бет, остановившись у очередной развилки.
В использовании подручных материалов есть своя прелесть. Пентаграмма на крови действовала почти полных пять минут, чар хватило, чтобы заставить Рида поменяться местами с заключенными, отдать револьвер с лампой и описать путь к выходу.
– Я не хотел бы тащить его в одиночку. Здесь направо.
Впереди громко ахнули. Яркий свет ударил по глазам.
– Мистресс Талли? Шериф? Мы вас две недели ищем.
– Это ты, Янг? – Джек расслабился и сунул револьвер в кобуру.
– Да, сэр. Что с вами случилось?
– Это все полоумный Рид. Знаешь, что он сделал с твоей сестрой?
– Какой сестрой? – Перед глазами Бет мгновенно встало видение – нечеловечески прекрасное лицо в обрамлении облака серебряных локонов. Непостижимым образом знакомое.
В одно мгновение все странности и нестыковки сложились, как встают друг к другу детали головоломки. Она только открывала рот, чтобы выкрикнуть запоздалое предупреждение, а налетевший вихрь подхватил Бет, развернул, и она почувствовала чужую руку на горле и холод револьверного дула у правого виска.
– Сними кобуру, или я убью ее, – в богатом обертонами голосе полуэльфа лязгнул стальной капкан. – Быстро!
Джек замешкался.
– Живей!
Пальцы на горле усилили захват. Бет забилась в его руках.
– Теперь отойди. Возьми лампу. Пойдешь вперед и будешь сворачивать, где я скажу.
– Беги, – прохрипела магичка.
– О нет, мистресс Талли. Он никогда этого не сделает.
