Я вновь и вновь включал магнитную запись.
Как одержимый я повторял эти слова, я кричал их, я выучил наизусть длинный список цифр, которым заканчивалась радиограмма. Эти сухие цифры звучали для меня нежнейшей музыкой, потому что я слышал человеческий голос, настоящий человеческий голос!
Энергии в батареях «Поиска» накопилось достаточно, и теперь я мог сообщить на «Аврору» об уже найденном решении. А с «Авроры» передали бы на Землю и на другие корабли. Признаюсь, в первый момент у меня появилось такое желание — сразу, не откладывая ни на минуту, послать радиограмму «Авроре». Но я ушел вниз, в кают-компанию, подальше от греха… Энергия была одним из тех немногих средств, которыми я располагал в борьбе с пылевой коррозией. Израсходовать ее — значило потерпеть поражение. А я еще не терял надежды.
Я спустился в кают-компанию и сказал себе: «Надо думать о черной пыли». Скажу откровенно: никогда еще мысли у меня так не путались. Это походило на телеграфную запись — точка, тире, точка, тире… Мысли о черной пыли чередовались с воспоминаниями о радиограмме, с размышлениями о планете в системе Сириуса, с соображениями вообще случайными, посторонними. И все-таки именно тогда я нашел это второе решение.
Началось с того, что я перестал думать об электрических и магнитных свойствах черной пыли. Тут каждый раз дело упиралось в отсутствие у меня необходимой аппаратуры. Я стал вновь анализировать другие свойства пыли. Надо вам сказать, что черная пыль состоит из молекул воды, аммиака, метана.
По существу, это льдинки, замерзшая жидкость, замерзшие газы. Иными словами, скорее град, чем пыль. — Наверное, сейчас вы скажете, что в таком случае легко растопить черную пыль. Сначала я тоже так думал. У меня появилась мысль нагреть оболочку корабля токами высокой частоты. Но все дело в том, что частицы пыли царапают металл в момент столкновения. После этого они уже не страшны: их можно легко растопить, они даже сами плавятся от удара. Но уже поздно. Удар нанесен. Вот поэтому пришлось заняться электрическими свойствами чёрной пыли.
Что ж, не буду испытывать вашего терпения. Четвертое решение — самое удачное — было все-таки не электрическим, а тепловым. Я нашел способ расплавлять пыль далеко впереди корабля. Иногда полезно, что нет выбора технических средств. В таких случаях вдруг, словно впервые, замечаешь нечто очень простое. Да, решение, к которому я пришел, было очень простым. Я мог бы объяснить вам в нескольких словах. Но, пожалуй, стоит рассказать подробнее, потому что здесь ключ ко всему. И к тому, почему я сказал, что небо, которое видит астронавт, страшное небо.
Да простит меня Тессем за то, что ему, радиоинженеру, придется полминуты поскучать. Но вам я напомню принцип Доплера. Если вы движетесь навстречу источнику колебаний (или источник колебаний движется навстречу вам, это безразлично), то частота воспринимаемых вами колебаний увеличивается. Если удаляетесь — частота уменьшается.
Свет, как вы знаете, электромагнитные колебания.
У красного света сравнительно невысокая частота колебаний, у зеленого — больше, у фиолетового — еще больше. Если двигаться навстречу красному свету, то он при значительной скорости начнет казаться зеленым, затем фиолетовым, потом вы его вообще не увидите, потому что он станет ультрафиолетовым.
Разумеется, нужны огромные скорости, чтобы это произошло. Точнее, субсветовые скорости, те скорости, с которыми движутся наши звездные корабли.
Теперь вы понимаете, что обычный оптический телескоп, рассчитанный на видимый свет, в этих условиях непригоден. Свет звезд, находящихся впереди корабля, воспринимается как ультрафиолетовый.
И наши корабельные телескопы рассчитаны на фотографирование в ультрафиолетовых лучах.
Я думаю, вы догадались, что звезды, которые находятся за кормой летящего со субсветовой скоростью корабля, тоже не видны. Сначала вокруг обычное звездное небо. Но скорость увеличивается.
Звезды, в сторону которых летит корабль, становятся голубыми, затем фиолетовыми и, наконец, гаснут.
Впереди возникает черное пятно и по мере увеличения скорости оно растет, наползая на звезды и гася их…
То же самое происходит и позади корабля. Звезды из желтых становятся оранжевыми, затем красными, тускнеют и гаснут… И опять возникает зловещее черное пятно…
На «Поиске» было два мощных радиолокатора, Будь корабль неподвижен, их излучение не причинило бы ни малейшего вреда черной пыли. Но «Поиск» летел на субсветовой скорости. И это превращало лучи локатора в более короткие, попросту говоря — в тепловые лучи…
Все они очень устали: Шевцов, Тессем, Ланской.
Никто из них не спал в эту ночь.
— Локаторы имели большую мощность, — продолжал Шевцов. — Очень большую. Надо было направить антенны вперед и так подобрать исходную частоту излучения, чтобы скорость корабля превратила ее в частоту, соответствующую тепловым лучам.
Часть расчетов, не очень сложных, я проделал в уме, часть — на электронной машине. Она добросовестно проскрипела мне свои соображения о частоте импульсов, об угле рассеивания и о многом другом. После этого мне оставалось надеть скафандр, выйти и убрать не нужные теперь светильники, которые выходили за пределы расчищаемого лучами пространства.
Я включил оба локатора, потом спустился вниз, в шлюзовую камеру, надел скафандр и вышел из корабля…
В скафандре негромко жужжали инжекторы: гнали воздух в патрон, поглощающий углекислый газ.
Сквозь прозрачную оболочку шлема Шевцов смотрел на небо.
Впереди «Поиска» было огромное черное пятно.
Ото походило на бесконечный тоннель. Там, где пятно кончалось, светили фиолетовые звезды — немигающие, блеклые. Дальше от пятна звезды уже имели обычный цвет — желтый, голубоватый. Это был кусочек обычного неба, стиснутого двумя черными пятнами. Двумя, потому что позади «Поиска» тоже чернело пятно. Его окружали кроваво-красные звезды, и это представляло собой еще более мрачное и отталкивающее зрелище. Пятна казались каким-то кошмаром. Непроницаемые, леденящие кровь, они словно надвигались на корабль, сжимали его с двух сторон, грозили раздавить.
Изредка в пятнах появлялись странные мерцающие огоньки, похожие на всполохи отдаленного полярного сияния. Это были те электромагнитные колебания, которые невозможно увидеть, когда корабль не летит на субсветовой скорости. Движение корабля меняло частоту этих колебаний, превращало их в видимые. Они опутывали черные пятна бледными, призрачными нитями и быстро исчезали, делая мрак еще более глубоким.
Шевцов подумал, что мир, каким мы его видим, зависит от скорости. Стоит изменить скорость — и меняется вид этого мира.
