Мы вышли на большую поляну, заросшую густой травой. Солнце стояло уже высоко, и Боллер, повалившись на землю, кивком пригласил меня последовать его примеру. Здесь было очень тепло, даже жарко, и мы, не сговариваясь, сняли пиджаки и положили их под голову. В голубое, безоблачное небо упирались вершины теперь уже непрерывно шумящих сосен.
— Но когда машина стала обученной, возникла проблема. Для ее продуктивной работы нужно было создать устройство, где бы одновременно хранилась уйма исходной информации. Вы сами понимаете, для того чтобы мыслить, нужно иметь исходные данные. Так, у машины было очень много входных «нервов» и тех, на которые передаются сигналы «умозаключения». Пришлось отказаться от обычных способов записи данных и команд на перфолентах или на магнитных пленках и разработать специальную машину для хранения информации, которую нужно было спарить с мыслящим аппаратом. Такую машину мы построили, и она успешно хранила и все данные, и инструкции, подаваемые на наш «мозг». Заметьте, слово «мозг» я беру в кавычки, и вы скоро поймете, почему. Наши инженеры, то ли по прихоти, то ли догадываясь о том, что скоро должна возникнуть страшная путаница, второй машине также придали вид двух полушарий. И вот, представьте себе: в одном зале рядышком стоят две машины, совершенно одинаковые по виду, но имеющие совершенно различные внутренние структуры и назначение. Одна хранит информацию, вторая ее обрабатывает, то есть мыслит. Вы чувствуете, что должно было получиться и что, в конце концов, получилось?
— Нет, пока не чувствую.
— Так вот что. Не прошло и нескольких недель, как мы, работавшие на машинах, задумались над тем, какую из двух машин нужно считать моделью мозга?
Боллер лежал, заложив руки за голову, и улыбался. Ему явно доставляло наслаждение вспоминать о том, как возникла эта кошмарная проблема.
— Обе вместе, — пробормотал я, приподнимаясь. Он делал вид, что не расслышал моих слов.
— Мы задумывались над тем, какую функцию выполняет реальный человеческий мозг: хранит информацию и инструкции или мыслит?
— И то и другое, одновременно…
Он опять не расслышал.
— Мыслит ли человек при помощи мозга?
— Послушайте, я же вам ответил, что мозг выполняет обе функции одновременно!
Мы встали, отряхнули пиджаки и побрели к зданию. Я испытующе глядел ему в лицо. К чему он рассказал мне эту притчу, про две спаренные электронные машины, из которых ни одна не могла быть моделью реального мозга?! И вообще, какое отношение имеет его лаборатория, если она действительно его, к электронным машинам?
— Если уж правомерно говорить о моделях, то я уверен, что обе электронные машины вместе и представляют собой подобие мыслительного аппарата человека.
Я сказал это без всякой уверенности. Что-то смутное, неясное блуждало в потемках моего сознания, и, наверное, поэтому я добавил:
— Во всяком случае, большинство ученых так думает.
— Какое счастье, что так думают не все! Если бы все всегда думали одно и то же, в науке никогда не совершались бы открытия. Да и вообще, любой прогресс, в том числе и научный, начинается только тогда, когда кто-нибудь начинает сомневаться в непоколебимости так называемых прописных истин.
Он на минуту остановился.
— В том-то и дело, что прописных истин нет. Каждый новый этап развития — это пересмотр всех существующих понятий и даже смысла слов, которыми они выражаются. Сначала было «душа», после «сознание», теперь это может быть что-нибудь совсем другое. Впрочем, пока оставим это. У меня к вам есть один, так сказать, дилетантский вопрос как к специалисту.
— Пожалуйста.
— Бывает ли так, что человек вдруг начинает думать, что он не Джон Смит, а Магомет?
— Сколько угодно.
— И, наверное, в психиатрии для этого существует какое-нибудь название?
— Конечно.
— А как вы думаете, этот новоявленный Магомет действительно чувствует себя, как пророк, или он только притворяется?
Я усмехнулся.
— Для этого нужно побывать в шкуре такого сумасшедшего. Но я уверен, что он действительно чувствует себя Магометом.
Больше он ничего не спрашивал.
Мы поднялись на второй этаж (теперь уже настоящий второй этаж) и остановились у одной из дверей.
— Теперь ваше жилье будет здесь, — сказал Боллер.
— Мне нужно что-нибудь делать?
— Пока нет.
— Почему вы мне рассказали историю про электронные машины?
Он усмехнулся.
— Вы принадлежите к тому числу людей, которые должны до всего дойти самостоятельно. Вам нужна только затравка, начальный импульс. До свиданья.
Когда он скрылся, я толкнул дверь и застыл на пороге.
Закрытые жалюзи снаружи были освещены ярким солнечным светом, и от этого комната была наполнена оранжевым полумраком. На фоне широкого окна я увидел силуэт женщины. Ее лица не было видно, но я сразу догадался, что это была Катарин.
Она стояла посреди комнаты и совершенно не двигалась. Как статуя.
— Катарин? — спросил я.
Она молчала, и тогда я обошел ее справа, чтобы открыть жалюзи, но она поймала мою руку.
— Не надо. Прошу тебя…
Мои глаза привыкли к полумраку, и я увидел, что она стояла совершенно растерянная, бледная, и только большие глаза отражали оранжевую решетку, которой было закрыто окно.
— Как вы сюда попали?
— Вы?
— У вас есть ко мне дело? Вас за мной послали? — я старался угадать, что привело ко мне помощницу и секретаря Боллера.
— Не знаю. Не знаю… Только мне кажется, что мы с тобой уже давно на «ты»…
Я слегка дотронулся до ее плеча и тихонько подвел к креслу.
Она села и закрыла лицо руками.
— Вам плохо?
— Оставь меня… Так бывает всегда… Всегда так было…
— Что было? — я старался быть как можно ласковее и присел на подлокотник кресла. — Перестаньте плакать и расскажите, что случилось. Катарин, ну, ну же! Кто вас обидел?
Она подняла заплаканное лицо.
— Ты…
— Я?
— Зачем ты меня называешь Катарин?! И почему ты все время говоришь «вы»? Разве…
Я сделал еще одну попытку открыть окно, но девушка крепко вцепилась в мою руку и спрятала свое лицо у меня на груди. Она вся дрожала.
— Объясни. Я ничего не понимаю.
Теперь Катарин громко всхлипывала, и только изредка прорывались бессвязные слова: «вы»… «ты»… «так больше нельзя»… «боже, как страшно»…
Я решил, что нужно говорить о чем-нибудь таком, что отвлекло бы ее от мрачных мыслей.
— А знаешь, мы только что бродили с Боллером в лесу, и он рассказал мне смешную историю, как он и его сотрудники не могли решить, какой из двух электронных ящиков — мозг! Было о чем спорить, правда?
