- Не горячитесь, Алеша. Мы ведь знаем, что все эти и многие другие следы имеют совершенно иное происхождение.- Антон Давидович помолчал.-- И именно поэтому мы с вами здесь...
Так в делах, в разговорах, пролетело еще несколько дней. Ивану, собственно, скучать не приходилось - дело всегда найдется, была бы охота. Вот и сейчас вместо того, чтобы томиться, ворочаясь на топчане без сна, он подсел к пульту и, тыкая щупом тестера, поглядывал на его циферблат. Все было в порядке, но Иван продолжал методично прощупывать всю проводку, которой было накручено на этой стенке километра три, если не больше.
Скрипнул топчан. Иван поправил рефлектор переноски, подождал немного и только было хотел тихонько спросить - не мешает ли свет, как Алексей вполголоса сказал: - Иван, а ты стихи любишь?- и не ожидая ответа, монотонно, но очень четко продекламировал:
Маятник старательный и грубый,
Времени непризнанный жених,
Заговорщицам-секундам рубит
Головы хорошенькие их.
Иван подождал, потом, не оборачиваясь, вежливо спросил: - Сам написал?
Алексей хмыкнул. Иван хотел было обидеться, но, собственно, чего обижаться? Что он, все стихи на свете знать должен? А впрочем... Неожиданная мысль понравилась Ивану и он, продолжая работать с тестером, спросил, попрежнему не оборачиваясь: - Значит, загадки уважаешь? Ну, так послушай. Я - тупой, посмотрим, какой ты отгадчик.
- Давай давай,- не без насмешливости отозвался Алексей.
- Даю, даю,- в тон ему ответил Иван,- слушай:
Где-то что-то пролетело,
В дым залитая скула,
И душа моя и тело
Почернели добела.
За окошком воют кошки,
Вдалеке собачий плач.
И луна глядит в окошко,
Как надкушенный калач.
Съем луну я всю до крошки,
Заведу себе слона,
На окне повешу кошку
И отмоюсь дочерна...
- Что за бред?- недовольно спросил Алексей.
- Какой бред, это я в "Зорьке" вычитал.
- Постой, постой, еще там, что ли?
- Ну. Только вот какие пироги: я этот стишок и раньше знал.
- Как раньше? Говори толком.
Иван, немного подумав, рассказал о том, как, едва прочитав первую строчку, понял, что стихотворение это откуда-то знает. И на всякий случай для проверки отложил газетку, про себя прочитал стишок от первой до последней строки, потом глянул в газету - точно, до словечка.
- Как это может быть, до сих пор не пойму.
Алексей даже привскочил: - Ну сколько раз просил - вспоминай и рассказывай все. Любая деталь, любой обломок, как в мозаике, может иметь значение. Вот ты говоришь, что непонятно, как это произошло. А это понятно, хотя и невероятно: местное возмущение времени тебя вынесло на несколько часов вперед, когда это стихотворение уже существовало, а потом унесло обратно, и получилось, что поэт еще не написал стихотворение, а ты его уже знал. Теоретически возможность местного возмущения времени известна. Тебе повезло убедиться, а ты молчал.
Иван не очень понял Лешкины объяснения, но, вспомнив, что и не такие штучки выкидывало с ним время, сказал: - Да я-то почем знаю, что тебе вдруг важным покажется...
- Сколько я тебе толковал об этом: ты не раздумывай, что стоит рассказать, а что - пустяк. Вспоминай все, что где-то застряло, или за другими воспоминаниями спряталось. Ты ведь рыбак? Так вот, когда удочку забрасываешь - почем знаешь, что за рыба клюнет, верно? Может, осетр, а вдруг мелкота какая-нибудь. А в пузе у осетра, пусто, а у этой мелкоты перстенек золотой. На ловца бежит зверь...
Иван помялся, разговор подобный повторялся много раз, и он вроде бы все уже вспомнил, но, оказывается, память хранила про запас еще какие-то осколки фактов, и эти осколки неожиданно оказывались очень важными.
Иван понимал это, больше того: попытки вспомнить что-то еще к тому, о чем уже рассказывал, стали для него своего рода азартной игрой в пятнашки с собственной памятью. "Так, об этом уже говорил... об этом тоже... Стихи?
Уже было... Ага, вот, об этом, кажется, до сих пор ни разу и не вспомнил". Обнаружив в собственной памяти за коулок, в котором до поры до времени пряталось воспоминание, Иван радовался, как рачительная хозяйка, отыскавшая затерявшуюся, но нужную вещь. Иван оглядывал "вещь" и так и эдак, тщательно протирал "пыль", пока не проступали ясно и чисто все мельчайшие детали. Вот и сейчас, замечание Алексея насчет ловца обернулось неожиданым ключиком, распахнувшим почти позабытую дверку, за которой смирно лежал осколок мозаичной "картины", о которую Иван чуть было не расколотил собственный лоб... Как-то после похода в музей, куда его водил Сверливый, Иван спросил Гая Петровича: - А почему о Лжедмитриях никаких экспонатов не выставлено? У вас же их здесь куча. Неужто нечего показать?
- Вот именно - куча. И показать, конечно, есть что. Но это противоречило бы принципам экспонирования. Суть в том, что все виденное вами, факт установленный: существуют ли на самом деле личности и явления, отраженные в экспозиции, или нет - неизвестно. Это, подчеркиваю, установлено точно.
- Что установлено?- поразился Иван.- Что Чингисхан есть или что его нет?
- Точно установлено, что это неизвестно. Или есть, или нет,- пояснил Сверливый.
Иван все равно не понял, но Гай Петрович продолжал: - А вот по поводу Лжедмитриев все наоборот - никаких "или". Они существуют. И вот это...Сверливый запнулся, потом быстро проговорил:- Ага, на ловца и зверь бежит.
Навстречу неторопливо шествовал крупный вальяжный мужчина с окладистой черной бородой, в расшитой шнурами коричневой венгерского покроя куртке. От ворота до пояса куртка была тесно усеяна большими и маленькими значками, посверкивавшими на солнце. Все это Иван, взгляд которого приобрел в последние дни небывалую пепкость, узрел в единый миг.
- Дзень добры,- чуть поклонясь, приветствовал бородача учитель,- дзень добры, пан круль!
Тот, приостановясь, благосклонно кивнул.
- Как дела, ваше величество? Что новенького?-любезничал Сверливый.
- Да вот левушку нового раздобыл,- незнакомец ласково погладил здоровенный значок на лацкане и пояснил:- подарил этот, как его, ну, который через реку.
Тут только Иван разглядел, что на всех значках, усеивавших куртку, были львы - анфас и в профиль, сидящие, лежащие, стоящие вверх ногами, большие, маленькие и совсем мелкие.
- Ну-с, не смею задерживать, ваше величество.
- И верно поступите, милейший,- благосклонно покивал тот,- дела не ждут. Я сейчас угольком занимаюсь, знаете, энергетические проблемы, то да се...
- Государыне привет,- сказал вслед Сверлшшй.
Тот, не оборачиваясь, помахал ладошкой.
- Ну вот,- сказал Сверливый,- самый что ни на есть живой неподдельный Лжедмитрий. В настоящее время ввиду обстоятельств без порядкового номера. В миру - князь Игорь Байрашевский. Из крымского рода Гиреев,- доверительно склонясь к самому уху Ивана, бубнил Сверливый,- в данный момент с княгиней Лидией Алексеевной проживают на конюшне. Весьма занятное обиталище. На стенке чучело матадора висит. Шкафы фарфором набиты в походах никакой иной контрибуции или дани не признавалось. Вивлиофика преизрядная (Иван сообразил- библиотека). Но это уже страсть государыни. Говорят, имеется даже египетский папирус о подвигах фараона Эркюля Пуаро,- с некоторой завистью вздохнул Сверливый.- И рунические знаки то ли на нефрите, то ли на агате...
