Ее она заметила сразу. Она сидела на первом сидении, не оборачиваясь, неотрывно глядя в ветровое стекло, и место рядом с нею не занимал никто.
Катя остановилась в середине салона, ее настойчиво толкали, но проходить дальше она не могла. Рядом тряслись громогласные небритые мужики, и Катю всю трясло от дорожных ухабов и холода. Она смотрела прямо перед собой, на свое отражение в темном стекле и думала, что стрелки, никакой, скоре всего, и не будет, раз смешной мальчик Вова Карташов, который хотел только одного — что-то значить в своей и ее жизни, уже мертв. Еще вчера, когда она собиралась на войну с Вовой, он казался ей таким большим и страшным. И, конечно, не стоило вспоминать его внезапно помолодевшее, удивленное лицо, будто он вдруг что-то вспомнил и изо всех сил пытается ей это сказать. Не стоит вспоминать и многое другое, которое было, да вот ушло, и как же быть с тем, что оно все-таки было…
Но там, за спиной у водителя, в исполнение давнего сна и забытых желаний сидела Марго. Сколько же лет утекло сквозь пальцы с тех пор? И вот сейчас… Разве теперь это может чем-то помочь? Не надо ей такого! Ничего ей уже не надо! Ведь должна же она понять! Не могла она до сих пор желать такого!
В автобусе стоял натужный гул старого, выработавшего ресурс двигателя, поэтому Катя сорвала голос, пытаясь докричаться до водителя об остановке на восьмом километре. Мужики сами постучали в плексигласовое стекло кабины и добились остановки, сказав, что очередную бухгалтершу вызвали на поляну. Всю дорогу перед этим они со смехом выпытывали у упорно молчавшей Катьки, много ли она украла, и почему она едет на всем известную поляну на автобусе, а не, как приличные бухгалтерские телки, на «Мерседесе», не в кожаном плаще?
Когда Катя с опаской спускалась из притормозившего автобуса в придорожную канаву, из салона вслед ей кричали веселые пропитые голоса: "Бухгалтерия! Ты все сразу отдай! Может тебе подсобить? Ни пуха тебе, бухгалтерия!" Оглянувшись, она увидела, что Марго в автобусе уже не было.
На поляне Катя присела за кусты с облетавшими листьями, начинал моросить дождь, быстро темнело. Двигаться не хотелось, хотя она понимала, что ей, наверно, надо было подождать у разворота восьмерку Тереха, подъехать другим путем от шоссе к поляне было невозможно. От сырости и холода Катя начала засыпать, и, проваливаясь в сон, она со счастливой улыбкой думала, что такого, конечно, просто не может быть.
Ей снилось, что, на самом деле, она вовсе никогда не ждала и не любила Валета, который оказался всего лишь пустым валетом, что это лишь она выкрашивала своей кровью масть, а всю жизнь любила и звала вовсе не его… Что сейчас ее желание наконец не сбудется, потому что не могла она желать, чтобы Валерка и Терех, к которому, оказывается она бы и хотела прижиматься все свои ночи, который пообещал ей надежду, перегрызли друг другу глотки… Потом, прямо во сне, она вспомнила, как Терех, проверив тот смешной пистолетик Люськи, подтвердил, что, конечно, это вовсе не она убила Вову… И ей сразу захотелось, чтобы хотя бы в ее сне Люсю вовсе не убили, а только ранили, чтобы он спокойно перезимовал у нее в квартире, а потом уже делал, что ему взбредет в голову… А тут же рядом с ней оказалась Марго, но она, вроде, все время рядом. Она стала настойчиво предлагать Кате немедленно скушать соленую жабу, чтобы ее точно никто не нашел. Катя отказывалась, а Марго спрашивала ее старым, надтреснутым голосом Макаровны, подумали ли она, что будет с ней в тюрьме? Что будет с Машей, с мамой? Она была, как всегда, права, и перед тем как съесть эту жабу, Катя аккуратно сняла с нее тонкую кожицу в пупырышках, и почему-то еще ей показалось, что с ними сидят графини и непривычно молчаливый Люська…
Она спала, сжавшись от холода в небольшой бежевый кулек, подоткнув под себя старое пальто, когда на полянку подъехали три машины. От их горящих фар на поляне сразу стало светло. Катя очень плохо разбиралась в марках машин, но восьмую модель «Жигулей» она знала, потому что у Тереха была такая же. Две машины были вроде как восьмерки, но чуть красивее, а третья была какая-то иномарка, похожая на джип, только черного цвета. Там, видно, и сидел кто-то самый главный, потому что из тех двух машин к джипу побежали на совещание молодые коротко стриженые ребята. Значит, стрелка все-таки будет.
Чуть позже подъехал Терех. Он вышел из машины и уверенно направился к джипу, но на его пути встали стеной два дюжих молодца, которые стали пихать Тереха на освещенную фарами середину поляны и хватать за грудки. Разозленный Терех вначале уворачивался от ударов, а потом стал отвечать. Один из парней упал на землю, получив в ухо. На подмогу к побежали еще четверо, а трое, вооружившись какими-то железяками, направилось к Тереховой машине. Короткими стальными прутьями братва принялась крушить Тереховскую восьмерку. Удивительно, что можно сделать с машиной в такой короткий срок! Шины, вспоротые стальными лезвиями, висели лохмотьями, провалились во внутрь склеенные тонкой пленкой стекла, ребята весело разбивали ходовую часть. Терех держался гораздо дольше радиатора «Жигулей», по крайней мере, даже после двух пропущенных ударов в пах он еще качался на ногах.
Катька поняла, что Тереха сейчас кончат, и даже не заметила, как ноги сами понесли ее на середину поляны. Она слышала дикий, режущий уши бабий визг, и сторонним, шестым чувством еще отметила для себя, что это визжит как раз она. Ей оставалось добежать совсем немного, когда Терех, беспомощно прикрывая голову руками, упал под ноги братков, обутых в крепкие, прошитые свинчаткой ботинки.
Катя со слезами пыталась оттащить парней, без жалости пинавших свернувшегося в какой-то обмякающий на глазах комок Тереха. Несколько раз ей попало и по лицу, губы вспухли, с подбородка закапала теплая кровь. Катька подхватила камень с земли и кинулась на них, к ней обернулся один из парней, но из джипа послышался резкий свист, такой знакомый ей по тем временам, когда она по этому свисту бросала все дела и срывалась во двор…
Она бежала за маневрирующей машиной, пытаясь заглянуть в окошко. Но даже днем ничего не было видно через тонированные стекла джипа. Машины разворачивались и уезжали. Кроме водителей, все кричали Тереху что-то в открытые окна, свистели, метко плевали в их сторону и швыряли светящиеся в темноте окурки. Катя не слышала, что они кричали, она все думала о том, что это неправда, что никак не мог сидеть на заднем сидении черного джипа их Валера. Вот сейчас они дотянут с Терехом до дома, а там даже может они узнают, что эти Карташовские отморозки Валеру похитили, что может, Валеру просто мучили эти гады, избивая на его глазах Тереха.
