Добро пожаловать в сумасшедший дом! - Фредерик Браун

— Я и не пытался.

— Я слышал. Вы очень умны. Он изобьет вас без всякой пощады, если вы дадите ему хоть малейший повод. Он садист. Многие охранники склонны к садизму, они ненормальные — они сами так себя называют. Если за излишнюю жестокость их увольняют из одной клиники, они сразу же находят себе работу в другой. Утром он придет опять. Я вас предупредил.

Тень в дверном проеме исчезла.

Он лежал в полумраке, в почти полной темноте, его разум погрузился в какое-то оцепенение. Знают ли люди, сошедшие с ума, что они безумны? Понимают ли что-нибудь? Неужели все они настолько же уверены в собственной правоте, как и он?..

Тихое, неподвижное существо на соседней койке, несомненно, страдает, оно лишилось способности к человеческому общению, погрузившись в пучину горя, недоступного пониманию разумных…

— Наполеон Бонапарт!

Ясный голос, но как он прозвучал — в его сознании или наяву? Он сел на койке. Его глаза впились во тьму, но не могли различить в дверном проеме ни силуэта, ни даже тени.

— Да? — сказал он.

Только теперь, сидя на койке и ответив: «Да», он осознал, какое имя произнес обратившийся к нему голос.

— Вставай. Одевайся.

Он спустил ноги на пол и встал. Потянулся за рубашкой и успел просунуть руки в рукава, когда ему пришло в голову спросить:

— Зачем?

— Чтобы узнать правду.

— Кто вы такой? — спросил он.

— Не нужно говорить вслух. Я тебя слышу. Я нахожусь внутри тебя и снаружи. У меня нет имени.

— Тогда что вы такое? — не подумав, спросил он вслух.

— Инструмент Ярко Сияющего.

Он уронил брюки, которые успел снять с крючка. Осторожно присел на край кровати, наклонился и принялся шарить перед собой.

Его разум так же мучительно шарил. Шарил — вот только что он пытался найти? Наконец он отыскал вопрос, главный вопрос. На сей раз он не стал задавать его вслух, а подумал его, сосредоточился на нем, натягивая брюки.

«Я безумен?»

Ответ «Нет» прозвучал ясно и четко, словно произнесенное слово.

Он нашел свои туфли и надел их. Завязывая шнурки, он продолжал размышлять.

«Кто — или что — есть Ярко Сияющий?»

«Ярко Сияющий есть то, что составляет Землю. Это разум нашей планеты. Один из трех разумов Солнечной системы, один из многих во Вселенной. Земля носит имя Ярко Сияющего».

«Я не понимаю», — подумал он.

«Поймешь. Ты готов?»

Он закончил завязывать второй шнурок и встал.

«Пойдем, — сказал голос. — Старайся шагать бесшумно».

Казалось, что-то ведет его в полнейшей темноте, хотя он не ощущал физических прикосновений и не видел никого рядом с собой. Однако он шел уверенно, несмотря на то что старался ступать на цыпочках, твердо зная, что не споткнется о невидимое препятствие. Он пересек всю палату, и его ладонь легла на ручку двери.

Он осторожно приоткрыл дверь. Его ослепил свет. Голос сказал: «Подожди», и он застыл на месте. Из освещенного коридора до него доносились звуки: шуршание бумаги, шелест переворачиваемых страниц.

Затем с противоположной стороны послышался пронзительный крик. Заскрипел стул, раздался топот бегущих ног, удаляющихся в сторону крика. Открылась и вновь закрылась дверь.

«Пойдем», — вновь заговорил голос, и он распахнул дверь и прошел по коридору мимо столика и опустевшего стула.

Еще одна дверь, новый коридор. «Подожди, — сказал голос и после паузы добавил: — Иди». На сей раз охранник спал. Он на цыпочках прошел мимо и стал спускаться по лестнице.

Ему удалось придумать вопрос: «Куда я иду?»

«Безумен», — сказал голос.

«Но вы же говорили, что я не…» Он заговорил вслух, и звук собственного голоса напугал его едва ли не больше ответа на последний вопрос. В наступившей тишине раздался щелчок переключателя и прозвучали чьи-то слова:

— Да?.. Ладно, доктор, я сейчас приду.

Звук шагов и закрывающейся двери лифта.

Он спустился еще на один лестничный пролет, свернул за угол и оказался перед входом в главный зал. Здесь стоял столик и щит коммутатора. Он прошел мимо, к двери на улицу. Она была закрыта на тяжелый засов, и он отодвинул его в сторону.

И вышел наружу, в ночь.

Он тихо прошел по цементированной площадке, а затем по гравию. Наконец его ноги почувствовали траву, и отпала необходимость идти на цыпочках. Было темно, как в брюхе у слона; он ощущал близкое присутствие деревьев, изредка его лицо задевали листья, но он шагал быстро и уверенно и вытянул вперед руку как раз вовремя, чтобы нащупать кирпичную стену.

Ему удалось достать до верха стены, он подтянулся и перелез через нее. Оказалось, что сверху стена утыкана битым стеклом, и он сильно порезал тело и порвал одежду, однако не ощутил боли, хотя раны его кровоточили.

Он зашагал по освещенной дороге, по темным и пустым улицам, пока не добрался до окутанного тенями переулка. Открыл калитку, ведущую на задний двор, подошел к дому. Распахнул дверь и оказался внутри. В одной из комнат в передней части дома горел свет; он заметил желтый прямоугольник в конце коридора. Он быстро прошел по коридору и вошел в комнату.

Тот, кто сидел за столом, встал. Кто-то, какой-то человек, чье лицо он знал, но не мог…

— Да, — улыбаясь, сказал человек, — ты меня знаешь, но не узнаешь. Твое сознание находится под частичным контролем, и способность меня узнать заблокирована. Кроме этого, а также нечувствительности к боли — ты сильно порезался о стекло, перелезая через стену, — твой разум абсолютно нормален.

— Что все это значит? — спросил он. — Почему меня сюда привели?

— Потому что ты нормален. Мне очень жаль, потому что этого не должно быть. Дело не столько в том, что ты сохранил воспоминания о своей прежней жизни, после того как тебя переместили. Такое случается. Главное, что ты каким-то образом узнал то, чего не должен знать, — о Ярко Сияющем и об Игре между красными и черными. По этой причине…

— По этой причине что? — спросил он.

Человек, которого он знал, но не мог узнать, мягко улыбнулся.

— По этой причине ты должен узнать остальное, чтобы ничего не знать. Поскольку все будет прибавлено к нулю. И правда сведет тебя с ума.

— Я не верю.

— Конечно, не веришь. Если правда покажется тебе постижимой, она не сведет тебя с ума. Но тебе не под силу постичь правду.

Его подхватила могучая волна гнева. Он смотрел на знакомое лицо, которое не мог узнать, а потом перевел взгляд на себя, на свою разорванную серую одежду