думает. А потом небрежно добавил: — Естественно, вы мне не верите. Вы считаете, что я безумен.
Встретившись взглядом с доктором Ирвингом, он продолжал:
— У вас нет выбора — если только вы не посчитаете, что я все придумал, чтобы убедить вас в собственном безумии. Как ученый и психиатр, вы не имеете права признать, что вещи, в которые я верю, действительно могут иметь место. Я не прав?
— Боюсь, вы правы. Поэтому…
— Поэтому вам ничего не остается, как подписать мой диагноз. Я решил довести дело до конца. Сейчас я отправлюсь к доктору Элсворту Джойсу Рэндольфу, чтобы он также подписал мне направление в клинику.
— Вы не станете возражать?
— А это может на что-то повлиять?
— В некотором смысле, мистер Вайн. Если пациент относится к психиатру с предубеждением, ему лучше обратиться к другому врачу. Если вам кажется, что доктор Рэндольф вступил против вас в заговор, я бы предложил вам сменить врача.
— Даже если я выбрал Рэндольфа? — тихо спросил он.
Доктор Ирвинг энергично замахал рукой:
— Конечно, если вы и мистер Дорр предпочитаете…
— Мы предпочитаем.
Доктор Ирвинг медленно наклонил седую голову.
— Естественно, вы должны понимать одну вещь: если мы с доктором Рэндольфом решим, что вам следует лечь в клинику, то вовсе не для того, чтобы изолировать вас от общества. Мы постараемся вас вылечить.
Он кивнул.
Доктор Ирвинг встал.
— Вы меня извините? Я позвоню доктору Рэндольфу.
Он смотрел, как доктор Ирвинг выходит во внутреннюю дверь своего кабинета. «Телефон стоит у него на столе, — подумал он. — Доктор не хочет, чтобы я слышал его разговор».
Он молча сидел и ждал возвращения доктора Ирвинга.
— Доктор Рэндольф свободен, — с порога заявил Ирвинг. — Я вызвал такси. Вы подождете еще немного? Я бы хотел поговорить с вашим кузеном, мистером Дорром.
Теперь он даже не повернулся, чтобы проследить взглядом за удаляющимся в другую дверь доктором. Он мог бы подойти к двери и попытаться подслушать разговор, который они вели тихими голосами, но не стал вставать и сидел до тех пор, пока не открылась дверь и голос Чарли произнес:
— Выходи, Джордж. Такси ждет нас внизу.
Они спустились на лифте, сели в такси, и доктор Ирвинг назвал адрес.
Где-то на половине пути он сказал:
— Какой сегодня чудесный день.
— Совершенно верно, — откашлявшись, ответил Чарли.
Оставшуюся часть пути проделали молча.
Его одели в серые брюки и серую рубашку с распахнутым воротом, без галстука, на котором он мог бы попытаться повеситься. По той же причине забрали ремень; впрочем, брюки сидели на нем так плотно, что потерять их он не мог. Решетки на окнах гарантировали, что он не выпадет из окна.
Однако помещение, в которое его поместили, ничем не походило на тюремную камеру: это была просторная больничная палата на третьем этаже. В палате находилось еще семь пациентов, и он принялся их разглядывать. Двое играли в шашки, сидя на полу, а доска лежала между ними. Один сидел на стуле, уставившись в пустоту; двое стояли возле решетки распахнутого окна и мирно о чем-то беседовали. Один читал журнал. Еще один устроился в углу и уверенно играл арпеджио на фортепиано, которого не было и в помине.
Он стоял у стены, продолжая наблюдать за остальными обитателями палаты. После того как он пробыл здесь два часа, ему показалось, что прошло два года.
Беседа с доктором Элсвортом Джойсом Рэндольфом прошла гладко. Она почти не отличалась от разговора с доктором Ирвингом. И не было сомнений, что доктор Рэндольф никогда о нем раньше не слышал.
Конечно, он был готов к такому повороту событий.
Им овладело полное спокойствие. Он решил, что некоторое время не будет ни о чем думать, не станет тревожиться, постарается ничего не чувствовать.
Он подошел к играющим в шашки и стал наблюдать за развитием партии.
Игроки старательно соблюдали правила. Один из них поднял голову и спросил:
— Как вас зовут?
Вполне разумный вопрос; проблема заключалась лишь в том, что ни один человек в своем уме не станет четыре раза подряд задавать один и тот же вопрос.
— Джордж Вайн, — ответил он.
— А меня зовут Бессингтон, Рэй Бессингтон. Называйте меня Рэй. Вы безумны?
— Нет.
— Некоторые из нас лишились рассудка, некоторые — нет. Вот он. — Рэй показал на человека, игравшего на воображаемом фортепиано, — лишился. Вы играете в шашки?
— Не слишком хорошо.
— Вот и отлично. Скоро у нас будет обед. Если хотите что-нибудь узнать, спрашивайте у меня.
— А как отсюда выйти? Подождите, я не шучу. Я совершенно серьезно: какова процедура?
— Раз в месяц вы предстаете перед советом клиники. Они задают вопросы и решают, стоит вам оставаться здесь или нет. Иногда в вас втыкают иголки. Из-за чего вы здесь?
— Из-за чего? Что вас интересует?
— Слабоумие, маниакально-депрессивный психоз, имбецильность, депрессия…
— Ах вот вы о чем. Паранойя, наверное.
— Это плохо. Тогда в вас обязательно будут втыкать иголки.
Прозвенел колокол.
— Обед, — сказал второй игрок в шашки. — Вы пытались совершить самоубийство? Или кого-нибудь убить?
— Нет.
— Тогда вам позволят есть за столом и пользоваться ножом и вилкой.
Дверь палаты распахнулась. Она открывалась наружу. На пороге появился охранник и сказал:
— Пора.
Все вышли в коридор, за исключением человека, который продолжал сидеть на стуле и смотреть в пустоту.
— А как же этот? — спросил он у Рэя Бессингтона.
— Сегодня он останется без обеда. У него маниакально-депрессивный психоз, и сейчас наступил период депрессии. Здесь разрешается пропускать один прием пищи, а если отказываешься есть в следующий раз, тебя кормят насильно. Вы страдаете от депрессии?
— Нет.
— Вам повезло. Это настоящий ад, когда начинаешь терять интерес к жизни.
Столовая оказалась огромной. За столами на скамейках сидели многочисленные пациенты в серых рубашках и брюках. Охранник взял его за руку и показал место рядом с дверью. Он увидел маленькую тарелку с едой и ложку.
— А разве мне не дадут нож и вилку? Мне сказали, что…
Охранник подтолкнул его к скамейке.
— В течение семи дней за вами будут наблюдать. Раньше никто не получает нож и вилку. Садитесь.
Он сел. За его столом у всех были ложки. Все уже приступили к трапезе, некоторые чавкали и разбрызгивали пищу. Он старался смотреть в свою тарелку. Еда показалась ему безвкусной. Он съел ломтик картофелины из своей похлебки и несколько кусочков мяса.
Кофе принесли в жестяных кружках. Сначала он не понял почему, но потом сообразил, что разбить обычную чашку, вроде тех, что используют в дешевых кафе, легко и она