- Можно использовать глину для самана, - заметил Курбан, разрезая ножом жирный слой, глянцевито поблескивающий под лучами солнца.
- Копай, копай дальше, - буркнул угрюмо Ахметхан. - Наша цель - не глина.
Анартай, как зачарованный, приглядывался к ножу с орнаментом, которым орудовал Курбан. Ему очень хотелось стащить его, но старик не выпускал нож из рук.
Атагельды не принимал участия в общем труде. Бледный, как смерть, он стоял близ ямы, словно к чему-то прислушиваясь, и смотрел вниз.
- Сынок, тебе дурно? - несмело спросила одна женщина из каравана. - У меня кусок лепешки есть...
Атагельды безучастно глянул на нее и ничего не ответил. Слой глины кончился, теперь хурджины наполнялись влажной землей.
- Настоящая почва, - произнес задумчиво старик из каравана, разминая пальцами землю. Он ее разглядывал, обнюхивал, казалось, вот-вот сунет в рот, словно редкое лакомство. - Если будет влага, можно сделать грядки, поливные поля. Семена у нас в грузе, к счастью, имеются...
- Вот то-то: если будет влага, - оборвал его Ахметхан. - А воды нет как нет. Так что говори, да не заговаривайся.
Шло время - яма углублялась, но воды не было. Лица копающих, поначалу светившиеся надеждой, были угрюмы. Взгляды их ничего хорошего Атагельды не обещали.
Наконец, на какое-то время задержавшись над горизонтом, алый шар солнца скользнул вниз. Сразу, как это бывает в пустыне, наступила тьма. В небе появилась полная луна, и по песку зазмеились тени, черные, словно китайская тушь.
Курбан трудился исступленно. Он вонзал нож в почву, словно в злейшего врага, ничего вокруг не замечая. Сначала его лезвие резало слежавшийся песок, потом глину, далее - рыхлую темную почву, чуть влажноватую.
Но воды не было.
Вскоре из ямы стало трудно подавать нарытую почву. Тогда по предложению Ахметхана отрыли с одной стороны ступени, ведущие вниз, и работа пошла более споро.
Тень, отбрасываемая кучей вырытой породы, протянулась до самого оазиса.
Анартай подошел к Атагельды и толкнул его:
- Эй, что застыл, как памятник?
Атагельды промолчал.
- Эй, внук кузнеца! Может, у тебя уши заложило? - не отставал сорванец.
Снова не дождавшись ответа, он изо всей силы ущипнул мальчика повыше локтя, но тот, вместо того чтобы вскрикнуть от боли, неожиданно спросил:
- Как твоя щека?
- Что? - растерялся Анартай.
- Я спрашиваю, как язва на щеке: меньше болит? - пояснил Атагельды.
- Откуда ты знаешь? - поразился Анартай. - Я об этом никому не говорил, даже отцу.
- Мне так показалось, - ответил Атагельды и странно усмехнулся.
- Врешь ты все. Я даже повязку не снимал, чтобы язву не побеспокоить.
- А ты сними.
- Боюсь.
- Не бойся, - произнес Атагельды, и в его голосе прозвучала такая уверенность, что Анартай, поколебавшись, стал осторожно разматывать повязку, белевшую в лунном свете.
- Ну, вот, все зарубцевалось, - сказал Атагельды и безбоязненно потрогал пальцем подсохший струп.
Анартай провел ладонью по щеке.
- Знаешь, - сказал он, - эта язва мучила меня с детства. Самые лучшие целители ничего не могли с ней поделать. Мы с отцом даже в святые места ходили... А один мулла сказал отцу, что это наказание за грехи, которые... Ну, неважно, - оборвал он себя, поняв, что сболтнул лишнее. Так что, будет вода в колодце? - перевел он разговор.
- Будет.
- А когда?
Атагельды подумал, посмотрел на дно, где копошились люди, облитые серебристым лунным сиянием:
- Думаю, ближе к полуночи.
- К полуночи... - как зачарованный повторил Анартай и, приблизившись к Атагельды, жарко зашептал: - Послушай, научи меня колдовству!..
- Никогда не умел колдовать.
- Да ладно тебе! Я же не слепой, - настаивал Анартай. Брошенная повязка валялась у его ног.
Собеседник пожал плечами.
- Ладно тебе прикидываться, - продолжал Анартай, покосившись на старика, который тащил мимо хурджин с землей. - А корешок листа на волосинке - это не колдовство? Я же видел, как он наклонился, и ты велел копать в этом месте. Разве не так все было?
- Так, - согласился Атагельды.
- Ну, вот видишь! - оживился Анартай. - А почему наклонился корешок? Его подземная вода притягивает, да?
- Не знаю, - признался мальчик. - Мне только показалось, что в нужном месте какая-то сила должна поколебать мою легкую перекладинку.
- Ты решил мне голову морочить? - с угрозой в голосе произнес Анартай и наступил на повязку. - Предупреждаю: со мной шутки плохи. А может, ты вообще все это придумал, чтобы морочить всем голову? Может, просто хочешь оттянуть время, когда тебя повесят?
- Но ты же сам видел, Анартай, как черенок наклонился.
- Видел, - согласился Анартай. - Ну и что? Почем я знаю, может, ты на него тихонько подул, чтобы никто не видел. Я сразу понял, как только вас увидел, что вы с дедом себе на уме, - с каждой фразой Анартай повышал голос. - Эй, отец! - вдруг закричал он. - Чего ты ждешь? Этот негодяй обманул нас всех, воды в яме нет и не будет. Пора его вешать.
- Замолчи, - рявкнул на него снизу караванбаши. - Обойдусь без твоих советов. - Он стоял на дне по щиколотку в грязи. Это была она, вожделенная влага.
...Только глубокой ночью на дне ямы захлюпала долгожданная вода.
Курбан тихонько провел ладонью по поблескивающей лужице и заплакал, не стыдясь слез.
Снизу передавали воду наверх в чем только можно: в разнокалиберных сосудах, в хурджинах и даже в плотно сомкнутых ладонях.
Люди пили, пили и не могли напиться. Старик поил коня, который шумно фыркал.
А вода все прибывала, и вскоре тем, кто был на дне, пришлось ретироваться, воспользовавшись предусмотрительно вырытыми ступенями.
Курбан нес в баклажке воду и не заметил, как обронил нож на предпоследней ступеньке. Тускло блеснув, тот упал на скользкую землю.
...Откуда людям было знать, что, подчиняясь команде Зерена сложнейшей кибернетической системы, смонтированной из органических молекул и способной воспроизводить себе подобных, - великое множество корней собирает влагу и передает в только что отрытую яму, попутно насыщая воду необходимыми органическими добавлениями.
Откуда было им знать, что капилляры трудятся с полной нагрузкой, подобно крохотным ручейкам насыщая более полноводные потоки.
Один только Атагельды, продолжавший неподвижно стоять на краю колодца, смутно видел перед мысленным взором удивительную картину: глубоко под ногами во все стороны ветвятся змеи. Они неподвижны, эти добрые змеи, и только внутри них, ни на мгновенье не замедляя бег, спешит, бьется, струится куда-то животворная влага.
Подошел Курбан, протянул баклажку, на которой поблескивали темные капли:
- Попей, Ата.
Атагельды пил долго, делая судорожные глотки. Отдыхал и снова припадал к отверстию. Вода оказалась такой же сладковатой, как та, которую они брали в чашечках растений. Курбан поглядывал на внука с каким-то новым выражением, вроде начал слегка побаиваться. Шутка сказать, он неким таинственным образом вывел их к воде, спас весь народ от мучительной смерти. А теперь о нем как будто забыли, никто даже не подойдет.
