— Я всего лишь открыл окна и впустил немного свежего воздуха.
— Скажите это Миро и Уанде.
— Подумай немного, Эла: рано или поздно они узнали бы. Жестокость в том, что они не знали этого раньше. Теперь они знают правду и могут найти свой выход.
— Как сделала мать? Только на этот раз не просто прелюбодеяние?
Эндер погладил ее волосы. Она не противилась его прикосновению, его утешениям. Он не помнил, чтобы его отец или мать когда-либо прикасались к нему таким жестом. Но ведь должны были. Где бы еще он этому научился?
— Эла, ты поможешь мне?
— В чем? Вы ведь выполнили свое дело, разве нет?
— Это не имеет отношения к сегодняшнему разговору. Мне нужно в течение часа узнать, как действует десколада.
— Спросите мать — только она знает.
— Я не думаю, что она будет рада видеть меня сегодня.
— Я должна у нее спросить? Добрый вечер, мамочка, только что все узнали, что ты всю жизнь изменяла мужу и обманывала детей. Поэтому, если ты не возражаешь, я хотела бы задать тебе несколько научных вопросов.
— Эла, это вопрос жизни и смерти для Лузитании. Не говоря уже о твоем брате Миро, — он повернулся к терминалу. — Введи свой пароль, — сказал он.
Она была озадачена, но сделала это. Компьютер не признал ее имя.
— Меня отключили, — она посмотрела на него с тревогой. — Но почему?
— Не только тебя. Всех.
— Это не просто неисправность, — сказала она. — Кто-то стер файл с именами.
— Межзвездный Конгресс уничтожил все файлы в компьютерах Лузитании. К нам относятся как к мятежникам. Миро и Уанда должны быть арестованы и отправлены на Тронхейм для суда. Если я не смогу уговорить епископа и Боскинью начать настоящее восстание. Понимаешь? Если твоя мать не скажет тебе того, что мне нужно знать, Миро и Уанду отправят за двадцать два световых года отсюда. Наказание за измену — смертная казнь. Но даже отправиться для суда — не лучше пожизненного заключения. Все мы умрем или будем очень старыми, если они вернутся.
Эла тупо смотрела на стену.
— Что вы хотите знать?
— Я хочу знать, что обнаружит комитет, когда они доберутся до ее файлов. Как действует десколада.
— Да, — сказала Эла. — Ради Миро она сделает это.
Она посмотрела на него с вызовом.
— Все-таки она нас любит. Ради одного из своих детей она поговорит с вами.
— Хорошо, — сказал Эндер. — Будет лучше, если она придет сама. В дом епископа, через час.
— Ладно, — сказала Эла. Какое-то мгновение она сидела неподвижно. Затем встала и быстро направилась к двери.
Вдруг она остановилась, вернулась, обняла его и поцеловала в щеку.
— Я рада, что вы рассказали обо всем, — сказала она. — Я рада, что все знаю.
Он поцеловал ее в лоб и проводил до двери. Когда дверь закрылась за ней, он сел на кровать, затем лег и лежал, глядя в потолок. Он думал о Новинье, пытался представить себе, что она сейчас чувствует. «Пусть все это ужасно, Новинья. Сейчас твоя дочь спешит к тебе, уверенная в том, что, несмотря на боль и унижение, ты забудешь о себе и сделаешь все, что нужно, ради своего сына. Я бы взял у тебя все страдания, Новинья, лишь бы у меня был ребенок, который бы так в меня верил».
Великий раввин проповедует на базаре. И видит: толпа ведет женщину, уличенную в прелюбодеянии, чтобы забить ее камнями. (Есть хорошо известная версия этой истории, но мой друг, Глашатай Мертвых, рассказал мне о двух других священниках, которые попали в такую же ситуацию. О них я и расскажу.)
Раввин выходит вперед, становится рядом с женщиной. Из уважения к нему толпа отступает и ждет с камнями в руках. И он спрашивает их: «Есть ли среди вас, кто никогда не желал чужой жены или чужого мужа?».
Люди бормочут что-то и говорят: «Всем нам знакомо это желание. Но, учитель, никто из нас не делал так».
И раввин говорит: «Тогда преклоните колена и благодарите Бога за то, что Он сделал вас сильными». И он берет женщину за руку и уводит ее с базара. Перед тем как отпустить ее, он шепчет: «Скажи господину магистрату, кто спас его любовницу. Пусть он знает, что я его верный слуга».
И женщина остается в живых, потому что общество слишком продажно, чтобы защитить себя от беспорядка.
Другой священник, другой город. Он подходит к ней и останавливает толпу, как и в другом случае, и говорит: «Кто из вас без греха? Пусть он бросит первый камень».
И люди смущены, они забывают о своей общей цели, а помнят только свои личные грехи. Они думают: «Когда-нибудь я могу попасть в такое же положение, как эта женщина, и буду надеяться, что меня простят и дадут еще один шанс. Я должен поступить с ней так, как я хотел бы, чтобы поступали со мной».
И руки их разжимаются, а камни падают на землю. И тогда раввин поднимает камень, высоко поднимает его над головой женщины и из всех сил бросает. Камень разбивает череп женщины, и ее мозги растекаются по камням мостовой.
«Я тоже не без греха, — говорит он. — Но если мы позволим только совершенным людям следить за порядком, то порядка скоро не будет и наш город умрет».
А эта женщина умерла, потому что общество было слишком остывшим и не могло стерпеть отклонения.
Известная версия этой истории примечательна потому, что в нашем опыте такие варианты встречаются крайне редко.
Большинство сообществ колеблются между разложением и окостенением и умирают, когда отклоняются слишком далеко. Только один Учитель посмел ожидать от нас такого совершенного равновесия, чтобы мы могли бы и сохранять закон, и прощать отклонения от нормы. Поэтому, конечно же, мы Его убили.
— Сан Анжело, Письма будущему еретику, (перевод Амаи а Тудомундо Пара Ке Деус Вос Аме Кристао), 103:72:54:2 * * *
Minha irma. (Моя сестра.) Эти слова вновь и вновь звучали в голове Миро, потом он перестал их слышать, они стали фоном: a Ouanda е minha irma. (Она моя сестра.) Ноги несли его привычным путем от площади в парк, и дальше, к холму. На вершине холма стояли церковь и монастырь, словно крепость, охраняющая ворота. «Этим ли путем шел Либо на встречу с моей матерью? Они встречались на ксенобиологической станции? Или тайком лежали в траве, как свиньи на фазендах?».
Он стоял перед дверью станции зенадора и пытался придумать причину для того, чтобы войти. Делать там нечего: хотя он не написал отчет о том, что видел сегодня, но и все равно не знал, как это описать.
«Волшебство, только и всего. Свинки поют деревьям песни, и деревья рассыпаются на деревянные изделия и пиломатериалы. Лучше, чем сделает любой плотник. Аборигены намного сложнее, чем до сих пор предполагалось. Для всего находят разнообразное применение. Каждое дерево одновременно является тотемом, надгробием и небольшой лесопилкой. Сестра. Что-то нужно сделать, но не помню что.
Свинки намного мудрее. Живут, как братья, и не нужно им женщин. Так было бы лучше и для тебя, Либо, — нет, я должен называть тебя отец, а не Либо. Жаль, что мать тебе ничего не говорила, а то ты бы покачал меня на коленях. Обоих старших детей, Уанду на одном колене, а Миро на другом, посмотрите, какие у нас замечательные дети! Родились в одном году, с разницей в два месяца. Каким шустрым был папочка тогда. Все жалели тебя, потому что у тебя не было сыновей, одни дочери. Некому сохранить фамилию. Зря жалели, у тебя было много мальчиков. И у меня больше сестер, чем я думал. На одну больше, чем надо».
Он стоял у ворот, глядя вверх, на лес, где жили свинки. «Ночные посещения не служат научным целям. Поэтому, пожалуй, я ненаучно прогуляюсь к ним, спрошу, не возьмут ли они в племя еще одного брата. Места в доме мне, наверное, не хватит, придется спать на улице; я не очень-то умею лазать по деревьям, зато знаю кое-что о технике, и теперь меня ничто не удерживает от того, чтобы сказать вам все, что я знаю».
Он положил правую руку на опознающее устройство, и протянул левую, чтобы открыть ворота. Какую-то долю секунды он не понимал, что происходит. Затем показалось, что рука попала в огонь или что ее отпиливали ржавой пилой, он закричал и отдернул руку. С тех пор как ворота построили, они не оставались горячими после того, как ксенолог положил руку на опознаватель.
— Маркос Владимир Рибейра фон Хессе, твой пропуск за ограду отменен по указанию комитета по эвакуации Лузитании.
Ни разу с тех пор как ворота построили, они не возражали зенадору. Через мгновение Миро понял, что говорит голос.
— Ты и Уанда Кенхатта Фигейра Мукумби должны предстать перед заместителем начальника полиции, и она, Фара Лима Мария до Боске, арестует вас именем Межзвездного Конгресса и отправит на Тронхейм для суда.
Миро почувствовал странную легкость в голове и тяжесть и тошноту в желудке. «Они узнали. И именно сегодня. Все кончено. Потерять Уанду, свинок, работу. Все пропало. Арест. Тронхейм. Кажется, Глашатай родом оттуда, двадцать два года в пути, все умрут, кроме Уанды, и она моя сестра…».
