принесли капитану вместе с объяснительными: украли, играли, порезались и порезали…
«Детский сад, — прокомментировал начальник экспедиции. — Вирус, — сказал Горбач. — Измельчали, — упростил капитан. — Почему измельчали? — Потому что забыли опасность оружия. Измельчали, потому что не ценят чужую жизнь. Ответственность — главное слово мужчины…».
Через два дня промывали желудок реф-механику — проглотил пуговицу с орлом. Пуговицу не нашли, глотателя отпоили. «Вирус, — прокомментировал Чемпион, — никого из нас здесь не останется. Скоро…»
Через три недели Юра записал в своем дневнике:
1) В порту захода списаны на берег с полным расчетом: начальник экспедиции — 1 человек, начальник радиосвязи — 1 человек, судоводители, включая капитана — 3 человека (меня оставили на период стоянки), разведчики — 3 человека, палубная команда — все, кроме боцмана (его оставили до прибытия замены, машинная команда — все, кроме старшего механика (оставлен до прибытия замены…) — Дела капитана принял какой-то топ-менеджер, представился кратко и непонятно: юрист, яхтсмен, представитель Заказчика.
2) Рейсовые документы, включая судовые и радио-журналы, переданы Заказчику под роспись и печать.
3) Название судна, порт регистрации, ИМО номер — на борту и в судовых документах — изменены. Расписки о неразглашении членами экипажа подписаны.
4) Вчера переехал в гостиницу. Судно ушло. Порт назначения и цель новой экспедиции неизвестны.
5) Встретил в городе геолога. Он признался, что отдал кортик бармену за стакан виски — стал бояться Чёрного вируса. Напомнил слова Горбача: «Война преследует раненых и мстит победителям. Беги, парень! Беги…» — «А Горбач с Чемпионом — с тобой?» — «Нет, Призрак нас разделил…»
6) Сегодня приснился ОН, сказал: «Ничего не уноси с кладбища». Утром нашёл у себя в кармане пуговицу с орлом. Как она ко мне попала? Подбросил кто-то из экипажа? Когда? Кто? Вирус. Хватит задавать вопросы. Перед завтраком пошёл на набережную и выбросил пуговицу в океан.
7) К обеду пошёл дождь. Ливень. Ветер стучит ставнями. Небо черно и ярко — тучи и молнии. Это океан подавился пуговицей, я думаю. К вечеру стихло, небо очистилось, а по улицам — горы песка и мусора. Вспомнил присказку Чемпиона: «Не хочешь отставать — будь первым!». Завтра пойду искать работу. В море!
8) Как хорошо было нам на мостике: корабль, океан, небо. Капитан в своём кресле на правом борту у иллюминатора осматривает горизонт или ходит от борта до борта, роняя слова на ходу, будто часть своих мыслей: «подсознание смерти не знает… вахта — радует… ответственность возвышает… Если вы, Юрочка, не будете заниматься своей жизнью, то найдутся охотники на её применение: в стратосферу, под лёд Антарктиды, в анабиоз и на сдачу анализов… К незнакомому берегу лучше подходить в лёгкий шторм — на отмелях белые волны… Осознавать опасность и продолжать дело — наша работа. Крепите сознание, Юра, в нём мышца адреналина…»
Лёд рвался от боли и трещал, разрываемый горячими пальцами антарктических гор, молодых и прорастающих из Земного шарика, как зеленые пучки из луковицы… Ледниковая корона Полюса кренилась и падала, дробясь и растекаясь ледниковыми реками… Гигантские жемчужины раскалывались на куски, айсбергами сползая в океан и шипя… Ледяные поля размерами в пол-Европы, вскипали и переворачивались, как мясо на вертеле, не вмещаясь в бушующий океан, ныряли, выпрыгивали из воды и снова погружались, будто пытались спрятаться. Но люди, самолёты, космические лаборатории — находили и преследовали. Самолёты визгливо жужжали, поливая нещадно аэрозолями красок, как цели для будущего бомбометания… Подводные лодки пронзали пульсарами гидролокаторов, примериваясь… Крутились километровые ленты кинопленки… Щёлкали и молнились миллионами вспышек профессиональные и любительские фотоаппараты, будто изучая и планируя поле боя… Молотками, ломиками, бурами — били, кололи, сверлили и препарировали, вонзаясь безжалостно… Лёд плакал. И таял. Таял. А слёзы его плескал океан… солёные, как у человека…
За первые сутки перелёта, с антарктической станции на Кейптаун и прыжок над всей Африкой на Дакар, Данила отупел и оглох буквально от шума моторов и криков людей, от тесноты замкнутого пространства и множества афро-евро-азиатских улыбок и лиц, сжался и сморщился от неприятно нахлынувшей близости чужих запахов, и глупо, по-мальчишески, перевозбудился: «Скоро буду в Москве! Три года Антарктиды кончились!»…
Но верно говорится, чем ближе к дому, тем забот больше: обязанности, обязательства, волнения, предчувствия… Предчувствие его не обмануло и он, оказалось, не зря пошёл проверять в Дакаре экспедиционный груз. Агент-сенегалец в белой рубашке, шортах и сандалиях на босу ногу, с полным жёлтых зубов ртом и желтоватыми же белками огромных глаз на шоколадном лице — долго вёл Данилу по коридорам, через ограждения и калитки, к багажным тележкам, прямо на лётное поле, к грузовой пасти винтокрылого монстра, где два негра пыхтели, распихивая коробки, чемоданы, ящики. Из-под приметного двухметровыми габаритами блока с надписью «Академия наук… Антарктида — Москва…» текла влажная струйка. Данила бросился к ящику и стал ощупывать его, как больное живое существо:
— Температура? Какая температура? Рефрижератор?!
Агент заулыбался, закивал часто и подтверждающее:
— Но рефреджерейтор! Нот нид! Не надо! Понимай?
— Надо! Надо, Том!
— Нет надо! Том знаешь! Том райт! Олл райт! Лук!
Данила не понял последнее слово, пока агент не достал из портфеля копию телекса: Лук! — «Смотри!» — догадался Данила, заглядывая в бумажку. По-русски и по-английски было написано, что в связи с прекращением финансирования, получатель груза — Институт… Российской Академии наук снимает требование по соблюдению температурного режима во время транспортировки груза.
У Данилы мгновенно начало чесаться всё тело, а перед глазами поплыли радужные круги: «Ошибка? Опечатка? В Москве этот груз никому не нужен?.. Институт… Российской Академии наук снимает требование по соблюдению температурного режима во время транспортировки груза…».
Содержание телекса ударило по голове, развалило сознание: «Что там у них происходит? Почему?! Керн антарктического льда, мерзлая слеза тысячелетий, ценнейший гляциологический материал — никому не нужен?! Конечно, опечатка. Конечно, недоразумение. Я сам все исправлю. Нужно! Это живой лед. Нельзя его губить. Он может сказать… Он скажет! За Антарктиду и холод собачий, за нашу работу и вьюгу, за наших мужиков, за орден по имени Геология! За Землю, летящую в звездах!..».
Данила стал теребить агента:
— Нет стоп! Температура минус двадцать — нот лесс! Не меньше! Сколько надо платить?.. Я заплачу… Кэш! Я плачу кэш! Наличными! Делай, Том, делай!..
Том сделал. Что-то подписал, куда-то сходил, что-то сказал, ящик опять поместили в рефконтейнер. Данила слушал урчание морозильной машины, ощупал ладонями, чувствуя холод, поднял вверх большой палец, одобряя. Том оскалился в улыбке, тоже поднял палец. Двинулся на выход, немного сутулясь,
