поднималось и бежало. Ползло. Зло! Отплевываясь и хрипя. Умирая. Падая в океан. Холодный и родной. Спасительный. Родящий. Страшный. Принимающий живое и мертвое. Как сама жизнь принимает и тело, и душу. Качая тела усопших рядом с плывущими по воде чайками. Выталкивая на поверхность китовых детенышей, глотнуть неба и воздуха…
— Данил-и-ыла! — успел крикнуть Петька и обнялся, падая, с усатым тюленем в море. Данила продолжал бежать вслед за другом, но глыба под ногами предательски шевельнулась, поднимаясь полого вверх, будто питерский мост на родной Неве начали разводить. Берег наклонился, поехал вправо. И они — посыпались вправо… Тюлени, пингвины, камни и лёд… А за ними и на них сыпались снег, звуки, крики, перья, шорох, тишина.
…Лёд стал на место. И берег. И небо. И птичий базар, и тюлений пляж, и две рыбки, догоняющие друг друга в прозрачном водоплеске. И след пары ботинок на мокром песке. Песок застывал, смерзаясь. Зеленовато-травянистый мох на прибрежном камне был испачкан птичьим помётом, как кляксами белой извести. Из-под шапки тёк пот и слезил глаза. Данила тёр их дрожащей от усталости ладонью и долго смотрел на море, качающее живое и мёртвое, и на след на песке. Собственный. Других следов не было. Друга не было больше рядом. Кусок льда в ящике вспоминал Антарктиду одновременно с человеком в самолёте, будто у них была в этот момент одна общая память.
— Пассажиры приглашаются на выход, — сказала стюардесса.
— Счастливо вам! — напутствовал добродушный сосед.
«Не пропадем, Данька!», — прошептал Петруха, поддерживая.
«Пойдем», — мысленно успокоил себя Данила и поднялся навстречу другой жизни.
Москва встретила дождём. Шумом ревущих авиатурбин. Русским голосом авиаобъявлений и русским порядком, сразу заметив Данилу и выделяя его в категорию уязвимых:
— Гражданин! Вы почему по этой дорожке пошли?
— Это же зелёный коридор, — заулыбался бывший полярник.
— Зелёный коридор — это не для вас. Понятно? Вернитесь и идите, как нормальные люди.
— А тот, впереди пошёл.
— Это депутат.
— А как вы определили, что я нормальный, а то пошёл депутат?
— Умный? Давно на Родине был? Поговорить хочешь?
— Хочу, конечно, я с Антарктиды.
— Примороженный? Сейчас согреем.
— Уже не хочу.
Беду Данила чувствовал нутром, но теперь только не мог понять, откуда она: беда чувствовалась со всех сторон, как нарастающий снежный заряд. Милиционеры косилась на него и что-то говорили в свои радиостанции. Таможенник завел в кабинку и заставил раздеться. Выворачивая носки, Данила вспомнил, как провалился в полынью и переобувался на заснеженном льду, приплясывая от колючего холода, и радуясь, что легко отделался. Таможенник, когда отпускал его, имел вид недоуменно-расстроенный, будто перепутал собственные карманы.
Настоящая беда ждала в багажном отделении. Высокий, лобастый, рукастый таможенник в такой яркой форме с погонами, что было непонятно, как он умудряется вставать, наклоняться, щупать, смотреть, выворачивая голову, и не запачкать новенький китель, этот «рукастый от сохи, и в форме» спрашивает:
— Что там? — показывая на драгоценный институтский груз.
— Лёд.
— Вскрывать будем?
— Зачем?
— Затем, что взвешивание груза подтверждает только вес тары. Там что — лёд или воздух?
— Воздух?! — переспросил с ужасом, осознавая катастрофу. С этого момента он начал постепенно осознавать, что его возвращение не так благостно. «Танец не складывается, — как сказал бы его самолётный попутчик, — не поскользнись, герой…» Данила решил поиграть с таможней:
— Согласен. Там воздух.
— Антарктический?! — уточнил таможенник, явно издеваясь.
— Антарктический, — прошептал.
— Но пошлину будем брать, согласно веса, указанного в отправных документах. Понятно?
У молодого учёного поехала крыша, и он сам не понимал, откуда он знает такие слова:
— Пошлина?.. Почему так дорого?
— Приехали. Тебе объяснять, что ли? Потому что это Москва — самый дорогой город мира.
— А по-другому нельзя? — Даниле показалось, что этот вопрос произнёс Петруха, наблюдая и посмеиваясь где-то рядом — подсмотрщик.
— Можно. Имеем нарушение Правил международных перевозок: вместо задекларированного в документах груза «лёд антарктический» обнаружен другой груз. Контрабанда?! Статья…
— Это лёд! Геологический образец! Уникально ценная собственность!
— Уникально ценная? А где разрешение правительства страны на вывоз?
— Это из Антарктиды. Антарктида находится под защитой ООН.
— А санитарное разрешение где? Может быть этот лёд отравлен радиацией или антарктической малярией?!
— Малярией? Разве бывает антарктическая малярия?
— У нас всё бывает. Деньги есть?
— У меня?
— А у кого же ещё?
— Зачем?
— Платить! За вес! За отсутствие разрешения на вывоз, разрешения на ввоз, санитарного сертификата, сертификата происхождения груза… За контрабанду.
— Какую контрабанду?
— Несоответствие…
Точно, Петруха был где-то рядом и хохотал во всё горло, наблюдая за другом. И полнолицый с зубами — он тоже наблюдал и смеялся: «В Москве надо выжить, парниша!
Это тебе не на льду, не в зимовнике, не с пайком антарктическим — сам выкарабкивайся. Вас забыли на льдине? Цветочки! Ваша Академия лопнула? Цветочки! Столица вас не узнает и не принимает? Выплевывает назад? А ты ползи, ползи, прямо в зубки ей, пусть надкусит, попробует…» Данила посмотрел в глаза человеку в погонах и попробовал:
— Понял. Я всё понял. Сколько?
— Сейчас всё посчитаем. У тебя сколько в наличии?..
— На такси-то оставьте?
— Соображаешь, — похвалил рукастый. — На автобусе доедешь, бизнесмен хренов. Свои ящики с воздухом забирай сразу, иначе ещё и за хранение платить будешь, понятно?
— Как же я их заберу? У меня же денег нет.
— А здесь ни у кого денег нет. Москва! Здесь все только передают их из рук в руки. Чтобы не прилипали, ха-ха, — рассмеялся лобастый, снимая фуражку и вытирая пот со лба. — Устал я с тобой. Отсчитывай деньги и линяй…
…Попросил грузчиков приоткрыть ящик. Сделали. Он заглянул, но ничего не увидел. Ящик перевернули — потекла струйка водички и выпал кусочек льда. Антарктического. Данила взял его машинально и пошёл к выходу.
— Эй, парень! Ящик забирать будешь?
— Через полчаса.
Что делать? Первым делом позвонить в Институт… Секретарша соединила с новым директором, но тот оказался не в курсе: «А как вы смогли долететь, мы же перелёт не заказывали?.. В Институте денег нет… Заработали деньги на польской станции? А так можно?.. Про лёд спросите у вашего завотделом… Всего хорошего…»
Завотделом оказался на даче, но узнал и ответил сразу: «Рад, что вы выбрались… Лёд? Забудьте. У нас этих проб на полвека исследований — растаяли, хранить негде. Времена изменились. Мы сами никому не нужны, нам самим места нет… Куда идти? А куда все идут в таких случаях?..»
Куда идут? Эх, Том, наколол ты меня. А так ведь хорошо работал рефрижератор! Значит, телеграмма была крепкой, крепче наличных. Век живи — век учись. Зубастый прав — и здесь выживать трудно. Что
