— Не возражаю, — миролюбиво соглашаюсь я. Все равно я найду способ отшить этого общественного защитника в любой момент, когда пожелаю. — Авилов… а имя?
— Игорь, — роняет юнец понуро.
— Зачем же вы, Игорь, укокошили потерпевшего?
— Почему — потерпевший? — вскидывается Спешнев.
— Потому что, по моему первому впечатлению, закон отнюдь не на стороне вашего коллеги, — терпеливо разъясняю я. — Должно быть, он пытался задержать посетителя ресторана, который, откушав, мирно направлялся к выходу. При этом не была предъявлена личная карточка — иначе она была бы зажата в руке покойного Гафиева. А ведь Гафиев одет не по форме, и на лбу у него не написано, что он трассер. Мы не знаем, в какой форме и какими словами он объяснял свои действия. Например: «Эй, ты, стоять, кому сказано!..»
— Гафиев не мог такого сказать, — набычивается Спешнев.
— Верю. Но у нас нет никаких свидетельств обратного, кроме моей и вашей убежденности… Выходит, этот человек вполне мог заподозрить недобрые намерения со стороны Гафиева и получить таким образом право на необходимую оборону. А поскольку носить при себе оружие запрещено исключительно несовершеннолетним, душевнобольным и ранее судимым по некоторым статьям Уголовного кодекса, остается лишь выяснить, не подпадает ли незнакомец под перечисленные ограничения. Если же не подпадает, то становится уже не убийцей, а жертвой.
— Уж это-то мы выясним, — обещает Спешнев.
— Да нет уж, выяснять придется, наверное, мне. А вы, пожалуйста, продолжайте патрулировать улицы. Не размахивая попусту шок-ганами и не подставляясь под нелепые выстрелы… — Спешнев хмурится, пытаясь уловить в моих словах издевку. Которой там вовсе нет. — Так как же вышло, Игорь?
Авилов мучительно освобождается от оков прострации.
— Я… у меня был только шок-ган. Вот он. Я хотел лишь свалить этого типа разрядом… Зачем мне было убивать его?
Рассматриваю авиловский шок-ган. И впрямь, ограничитель мощности импульса выведен почти на нуль. Впрочем, Авилов мог сделать это задним числом, чтобы обелить себя. А если он в беспамятстве не задумался об этом, ему мог пособить ушлый начальник Спешнев.
— Посмотрим, что поведает экспертиза, — говорю уклончиво. — А она поведает всю правду, будьте покойны.
— Слушайте, Ерголин, — вмешивается Спешнев. — Шок-ган я не трогал. Этот гад, наверное, больной. Сердечник или спидюк в последней стадии, коли ему Достало слабого разряда, чтобы выпасть в нуль.
— Арсланыч… Гафиев велел мне ждать у черного хода. Упаковаться, — Авилов кивает на свой рыцарский шлем. — Если никто не появится в течение десяти минут, вернуться в зал. Десять минут прошло, и я вернулся. Арсланыч уже лежал на полу, а этот…
— Потерпевший, — подсказываю я. — Не гад, не тип, а именно потерпевший.
— Ладно, потерпевший… Он озирался по сторонам, в руках у него была пушка. Все вопили, как ненормальные… Потом он сообразил, откуда Арсланыч появился, и рванул туда. Не доходя нескольких шагов, выстрелил по лаптопу. И тут уже я…
— Сколько же времени заняла описанная вами сцена? Минут двадцать?
— Да вы что! — Детское личико Авилова розовеет. — Какие-то секунды!
— Гафиев был еще жив?
— Нет… не знаю. Он не отвечал. Я позвал его по имени. Бесполезно.
— Дальше?
— Я приказал всем оставаться на местах. А через пять минут в зал вошли ребята из группы поддержки.
— Кто их вызвал?
— Я… мне Арсланыч приказал.
— Все ли выполнили ваш приказ остаться?
— Кажется, все… — Потерянный взгляд чисто-голубых глаз Авилова скользит по залу. — А где Зомби?
— Какой Зомби? — настораживается Спешнев.
— Зомби… с ним говорил потерпевший в подсобке.
— Вы имеете в виду Ивана Альфредовича Зонненбранда? — быстро спрашиваю я. — Он был здесь?
— Да.
— Ясно, — бормочу я. — Иван Альфредович изволили слинять. А у вас к нему что, были какие-то претензии?
— Так ведь это он договаривался с этим… потерпевшим в подсобке у Тунгуса!
— Договаривался — о чем?
— Не знаю! Дипскан транслировал только слова Зомби. А то, что говорил этот… потерпевший, дип не брал. И его схема не сканировалась.
— Как может быть, чтобы схема не сканировалась? — спрашиваю я с недоверием.
— Я и сам ни за что бы не поверил, кабы не увидел своими глазами! Это была «нечеткая» схема!
Я качаю головой:
— Простите, Игорь, но у меня складывается ощущение, что вы хотите навешать на бедного потерпевшего чересчур много собак. Мало того, что он до такой степени ущербен здоровьем, что умирает от слабого импульса, так у него еще и со схемой нелады!
— Я не вру, — обреченно говорит Авилов и отворачивается.
Вижу, что не врет. Рожа у парня простовата даже для трассера, а сейчас он и не покраснел. Скорее наоборот: побелел от обиды. Но как я могу ему верить?
— Бедный потерпевший… — ворчит пацан себе под нос. — Тоже, нашли бедолагу. Двое детишек Ар-сланыча — вот кто бедные!
— Не сердитесь, Игорь, — прошу я. — Поймите и меня. И давайте продолжим. Вы утверждаете, что в подсобке «Инниксы» потерпевший и Иван Альфредович Зонненбранд, известный также под прозвищем Зомби, о чем-то договаривались. Что же в том дурного?
— А то, что лаптоп выдал флаг экстраординарности. Арсланыч послал меня к черному ходу, сам остался ждать в зале, чтобы посмотреть, поладили они или нет. А потом… я вернулся.
Я достаю из кармана носовой платок и вытираю вспотевший лоб.
— Что у них тут с кондиционерами? — спрашиваю в пространство. — И вообще, я бы выпил чего-нибудь прохладненького. Как вы на это смотрите?
По лице Спешнева вижу, что и ему несладко в его рыцарских латах.
— Пива нам не положено, — говорит он тоскующе. — Может, у Тунгуса пепси найдется?
— Так он и кинулся угощать нас пепси! — откровенно подначиваю я.
— Да я его мигом раскручу! — закусывает удила бравый трассер и решительным шагом направляется к скучающему Тунгусу, рядом с которым уже появился адвокат- сморщенный, желтолицый, в изысканном черном костюме и ослепительно-белой сорочке.
Я дожидаюсь, пока Спешнев удалится на максимально возможное расстояние, и придвигаю кресло вплотную к Авилову.
— Так на что же, Игорь, выскочил флажок?
— Не видел… Мы проглядели. А откат делать поосторожничали. Тунгус с нас глаз не спускал.
В чем другом, а в интуиции Сполоху не откажешь. Дело и вправду становится все запутаннее.
Зато теперь нет нужды задавать вопрос, почему потерпевший не пожалел времени, да и себя, чтобы вернуться в зал и расстрелять оставленный на гафиевском столике лаптоп. Он знал: ничто не происходит просто так, самопроизвольно. И если его пытается задержать трассер, значит — у трассера есть на то веские основания. Например, лаптоп с флагом экстраординарности.
