— Смена! Ну как, ничего?
— Нет, штурман, пока все в порядке.
— Хорошо!
Пауза.
— Вгляделись?
— Да.
— Желаю ничего не увидеть.
* * *
— Капитан, прикажите снова заряжать батареи.
— Есть. Прикажу поставить под зарядку.
— Интересующая нас зона, друг мой, практически обследована. Никакого намека. Еще какой-нибудь час — и… Нет, мы не прекратим поисков, но тогда уже все шансы будут за то, что никакой жизни мы не обнаружим.
— Тогда, я полагаю, мы сойдем с орбиты, удалимся от звезды малыми ходами и издалека начнем атаку снова.
— Именно так мы и поступим, капитан.
* * *
Четыре часа тоже пролетают быстро.
Дежуря на этот раз, Аверов поймал себя на том, что ему хочется петь.
Трам-тарам-тарам-та-та… Трам-тарам… Тата?
Нет. Там нет ничего. Это просто самовнушение, оптическая иллюзия, а на самом деле ничего нет. Надо закрыть глаза. Посидеть так. Успокоиться. Теперь можно открыть. Что там, на экранах? Ничего, конечно?
Оптический показывает тело.
Локатор идет с запозданием. Сейчас он даст расстояние, и окажется, что впереди — просто очередной камушек.
Локатор дал расстояние. Миллионы километров.
Гравителескоп: какова масса тела?
Планета.
Аверов почувствовал, как дрожат губы. Минуты две сидел, закрыв лицо руками. Потом вызвал центральный пост.
— Здесь обсерватория. Планета в пределах зоны обитания.
Ему ответили:
— Вот и компьютер дает те же данные…
* * *
Подлетели. Расстояние до поверхности было — две тысячи километров. Над экватором плыли облака. Локаторы показывали: кряж. Равнина. Обширная. Снова хребет. Тут, видимо, море…
— Итак, друзья мои: снижайтесь осторожно. Пробы атмосферы, пород… Оглядитесь и попытайтесь вернуться побыстрее.
— Хорошо, — сказал Ульдемир. Он повернулся к Аверову: — Я полагаю, облака — это еще ничего не значит.
— Да, — хмуро согласился ученый. — Но температура на поверхности такова, что можно ожидать…
— Ладно, там видно будет. Рыцарь, прошу в катер.
Они быстро пробили облачный слой. Снизились. Голубые огоньки стекали с бортов.
Внизу шумели леса.
То есть, шума не было слышно. Но, увидев такой лес, каждый сразу поймет, что он шумит. Не может не шуметь.
Уве-Йорген, первый пилот экспедиции, шел на бреющем. Свист двигателей глохнул в вершинах деревьев. Вершины покачивались: дул ветер.
— Здесь нам не сесть, — сказал Уве-Йорген.
— Сделаем еще виток-другой.
Рыцарь набрал высоту.
— Возьми градусов на тридцать вправо.
Уве-Йорген переложил рули.
Через сорок минут началась степь.
— Вот здесь можно сесть.
— Погоди, — сказал Ульдемир.
Аверов работал с камерой.
— Движется, — пробормотал он.
— Стада, — сказал Ульдемир. — Сотни тысяч голов. На Земле когда-то тоже было так. Питек помнит. И Рука тоже.
— Сядем, капитан?
— Нет, Уве, обожди.
— Чего ты ищешь?
— Ты знаешь.
Они сделали еще один виток.
— Нет, — сказал Уве-Йорген. — Людей здесь нет. Будь они — не было бы стад.
Прошло еще полчаса.
— Внимание! Внизу. Что это, по-вашему?
Голос Рыцаря был странно приглушен.
Аверов вгляделся.
— Возможно, это природная формация? В конце концов, и на Марсе когда-то видели каналы…
Уве-Йорген Риттер фон Экк смотрел перед собой, твердо сжав челюсти. Он резко бросил машину вниз.
— Это дорога, — пробормотал он. — Пусть никто не говорит мне, что это не дорога…
Машина мчалась впритирку к поверхности.
— Воткнемся, — сказал Ульдемир.
— Нет, — уверенно ответил Рыцарь. — Эх, Ульдемир… — И сам перебил себя: — Смотрите! Вот они! Да вот же!
Это, несомненно, были люди — или очень похожие на них существа.
— Садимся?
— Не надо, Уве. Все ясно. Правь на корабль.
На обратном пути они молчали. Только перед самым кораблем Аверов пробормотал:
— Люди, настоящие люди… Что теперь делать?
Капитан и Уве-Йорген одновременно произнесли по нескольку слов. Но один говорил по-русски, другой по-немецки, и Аверов так ничего и не понял, и не понял бы, даже если бы ему перевели это на современный земной язык, поскольку в современном языке подобных оборотов речи просто не существовало.
Все, кроме вахтенного, снова собрались в салоне у ученых. На этот раз сидели не так чинно, и Шувалов вновь бродил по ковру из угла в угол, рассуждая громко:
— Что мы в силах предпринять? Мы не готовы к такого рода действиям. К высадке на планету с развитой — с разумной жизнью. Ничего не знаем… Какой окажется структура здешнего разума, его коммуникативность, степень развития?
У нас вообще нет никакой аппаратуры для контакта. А контакт необходим, чтобы добиться конструктивных и очень важных результатов…
Уве-Йорген спросил, словно о незначительном:
— Да чего вы собственно от них хотите, профессор?
— То есть как?! На планете существует разумная жизнь. А из этого однозначно следует, что мы должны не только заботиться о предотвращении гибели нашего человечества, но и взять на себя заботы о спасении здешнего населения. Для защиты человечества мы собирались погасить звезду. Но здешних людей мы этим лишь погубим.
— Стоит излучению звезды уменьшиться на десять процентов, — подсказал Аверов, — и условия тут сделаются совершенно непригодными для жизни. Катаклизмы. Обледенение. Голод. И гибель жизни. Все это произойдет менее, чем за год.
— Нельзя ли не столь поспешно? — спросил Иеромонах.
— Ни быстрее, ни медленнее, — тут же ответил Аверов. — Процесс саморегулирующийся, течение его от нас не зависит. Мы можем, так сказать, только нажать кнопку — или, напротив, не нажимать.
— Значит, они обречены, — снова заговорил Уве-Йорген. — Так нужно ли ломать голову в поисках несуществующего выхода? Будем спасать Человечество — это наш долг.
— Я запрещаю говорить так! — крикнул Шувалов. — Помните: с момента, когда нам стало известно о существовании здесь жизни, мы, хотим мы того или нет, взяли на себя ответственность за ее спасение.
— Видимо, единственный выход — эвакуация, — сказал Аверов.
— Почему? — возразил Шувалов. — А если доставить с Земли и зажечь здесь небольшое, локальное солнце? Такой опыт есть…
Аверов покачал головой:
— Отпадает. Для управления таким солнцем с планеты нужна сложнейшая кибертехника, мощные стартовые установки, запасы топлива, множество специалистов — и прочее, и прочее. Да и надежность… Я за эвакуацию. Земля согласится предоставить им одну из планет Солнечной системы…
