- И я буду рад, Гуго, - негромко сказал Илья. - Я обязательно прочту твои книги. Вернешься - заходи.
Это сбивчивое послание растрогало Илью.
Гуго почему-то представился ему маленьким, непоседливым человечком. Ну, не обязательно маленьким, но непременно очень живым и эмоциональным. Как он, например, на Дашко набросился! Дашко... Эдакий атлет из четырнадцатого модуля. Грузный, однако фигура спортивная. И деловой. Дашко?! Как цепко выхватил Дашко из моего краткого монолога-визитки упоминание о голозаписи: "Да, да, деревья - это интересно... А вам приходилось снимать сюжеты для программы "Инфор"? О-о-о! Постоянный корреспондент. Это просто замечательно! Я покажу вам мой конструкторский центр... Есть великолепные разработки... Уверяю вас: сюжеты будут сказочные..." Дашко... Личность, конечно, любопытная. Явная любовь к громким словам. Потом это местоимение _мой_ вместо _наш_... Ну и что? Почему ты сразу откликнулся на странное обвинение Гуго? Дашко, кстати, его руководитель и, по всей видимости, талантливый конструктор. Целая стена в авторских свидетельствах, а сколько благодарностей совета Прогресса. Почему же Гуго приклеил к нему такое страшное слово - хищник? Может, соперничество? Или недоразумение? Или психологическая аллергия?..
Ответов на эти вопросы не было. Однако за кратким предупреждением Гуго чувствовался не просто конфликт, а нечто большее. Илья решил непременно выяснить, в чем же здесь дело.
"Впрочем, это моя обязанность", - подумал он, и мысль эта показалась ему добрым знамением. Значит, новая жизнь приняла его. И он ее принял - со всеми радостями и сложностями, которые открываются только пристальному и неравнодушному взору.
Илья вышел на лоджию.
За клумбой, за кустами жасмина текла вечерняя дорога. Многоцветные ручьи тротуаров двигались с разной скоростью - три в одну сторону, три в противоположную, - людей там было мало, и Илья смотрел на них так, будто искал знакомое, чем-то родное лицо, которое сразу бы узаконило смутное чувство симпатии к этому городку, ответило взаимностью за весь Птичий Гам. Калий, соседи? Нет, не то. Они хорошие люди, но все это не то, не то... Надобно чудо, вспышка, случайный луч!
И чудо явилось.
На крайней, самой медленной дорожке, показалась невысокая женщина. Она была в свободной рабочей куртке из дымчатого полиэфира и таких же брюках, смуглое лицо дышало покоем, а чуть горьковатая и отрешенная улыбка, с которой незнакомка прислушивалась к болтовне дочурки, как бы говорила: "Да, милая, да, моя девочка... Ты - умница, ты все понимаешь. Но тебе пока не дано знать, какой это отчаянный труд - ждать".
То, что девочка - дочь Незнакомки, не вызывало сомнений: сходство было разительное. Остальное же Илья назвал бы даже не догадкой или предположением, а узнаванием. Он узнал, с первого взгляда ощутил, как дорог Незнакомке тот человек, чье отсутствие окрасило ее улыбку в горький цвет.
- Ты хоть поела, Кузнечик? - спросила женщина. Девочка что-то ответила, но Илья не расслышал что.
Серый ручей тротуара уносил его чудо, его Прекрасную Незнакомку, и ему вдруг безумно захотелось окликнуть ее, остановить.
"Что ты ей скажешь, чудак? - одернул себя Илья. - Что тебе тридцать два, четверть жизни, и эту жизнь согревают только вангоговские подсолнухи? Что тебя поразила тайная музыка этой будничной фразы "Ты хоть поела, Кузнечик?" - позабытой, из детства, там как-то слышанной, но не говоренной им еще ни разу и никому. Или, может, скажешь, что Садовник без любви слеп и глух и нельзя ему в таком случае даже подходить к чужой душе..."
Это были грустные мысли. От них, наверное, потяжелел взгляд, стал ощутимым - девочка вдруг оглянулась, помахала ему рукой.
Чудо кончилось.
Илья хотел отработанным методом самовнушения решительно подавить смятение чувств, но в последний момент передумал:
"Это моя боль и моя жалость. Без них, конечно, можно прожить. Но тогда я действительно буду глух и слеп... Поплачься, Илюшенька, поплачься. Это можно. Нельзя только отчаиваться. Кажется, так ты собираешься увещевать Анатоля?!"
САМОРОДОК
Занималось утро, и птицы приветствовали его приход. В открытое окно врывались щебет и свист, трели и рулады, а рядом, в саду, изредка вскрикивала какая-то и вовсе необыкновенная птаха: ее стремительное "а-а-ах!" напоминало возглас восхищения.
Хор тоже ликовал.
"Ай Илья, ай молодец, - подумал Илья и прямо через окно выпрыгнул в сад. - Прожить в Птичьем Гаме месяц и только сегодня все услышать... И всего один голос узнать. Нет, постой. Разве это дикий голубь?.. Ай Илья, ай молодец..."
Роса обжигала щиколотки, между деревьев витал легкий туман. Было так рано и так вольготно, что Илья, кроме обычного комплекса упражнений, выполнил еще и свою произвольную программу по спортивной гимнастике. И хотя он дважды сбился, а на брусьях чуть вообще не сорвался, со спортивной площадки Илья ушел с видом д'Артаньяна, только что вручившего королеве небезызвестные алмазные подвески.
Он возвратился в дом. Позавтракал, продиктовал электронному секретарю традиционный перечень поручений и решил отправиться на Днепр. Обживаться так обживаться!
Но не успел Илья пройти и десяти шагов, как над головой мелькнули красные "плавники". Двухместный гравилет - нарядный, новенький, с улыбчивым лицом Солнца на борту - опускался на площадку перед домом.
- Егор!..
Они обнялись и замерли на миг, затем Егор отступил в сторону. На подножке гравилета стояла стройная русая девушка. Илью поразило ее лицо: удивительно чуткое, нежное и в то же время будто скованное неведомым ожиданием. Такое выражение лица, отметил он про себя, бывает у тех, кто к чему-то напряженно прислушивается, ловит даже тень звука. Или у... слепых.
- Это Оля! - сказал Егор и просиял. - Пятое крыло Стрекозы, Это жена моя, Илюша.
"Господи, до чего же щедра жизнь! - подумал Илья, подавая руку гостье и помогая ей сойти на землю. - Она одаривает всех детей своих, только надо уметь разглядеть эти дары. И принять..."
- Я сию минуту раздобуду для вас свободный модуль. Или возьмите мой. Я так рад...
- Нет, нет! - Егор замахал руками. - У нас всего шесть дней, свободных. Мы летим в Сухуми. Представляешь, Оля сто раз писала о море, но ни разу... не видела его...
Он сбился на слове "не видела" и смущенно замолчал.
- У нас есть два контура поливита, - пояснила Ольга. - И одни глаза на двоих. Это очень много. Целое богатство.
- Я тоже мог бы... - начал Илья, но тут же понял, каким нелепым покажется влюбленным его предложение, и перевел разговор на другое: Кстати, - поинтересовался он, - как вы со Славиком решили судьбу этой диковинной машины? Только не подумай чего: я сам провалил экзамен, поливит здесь ни при чем.
