Их много, а нас двое.
Что будет с Майдой, если меня убьют?
Короткая боль - клинок скользнул по руке, но я кого-то достал одного из многих. Дыхание, топот, железный лязг и полузабытая радость боя. Лейся, кровь! Пусть умирает враг! Дети Моря, жаждут мечи...
И - буря. Беззвучная буря упала на нас. Серая тень вдруг сгустилась из духоты. Два страшных глаза, два страшных меча, крики, стоны - и тишина.
Бог вытер мечи о плащ мертвеца, вдвинул в ножны и сказал спокойно:
- Кажется, ты что-то узнал.
10. УЗЛЫ
- Веселая будет ночь, - сказал Торкасу Безымянный, когда вошел в гостевой покой и закрыл за собою дверь.
- Эй! - сказал Торкас. - Я устал взаперти!
- Потерпишь, - буркнул Другой. Сбросил плащ, уронил у ложа пояс с мечами и одетый плюхнулся на постель.
- Спи, - сказал он. - Это еще не скоро.
Когда он такой, я боюсь задавать вопросы, а вопросы переполняют меня. Почему приходит ночная смерть? Кто тот бог, что сотворил столько зла?
- Бо-ог! - сказал он угрюмо. - Такая же падаль, как я.
- Не понимаю!
- А тебе и незачем понимать. Незачем живым лезть в дела мертвецов.
- А мертвым в дела живых?
Он не ответил. Он очень долго молчал, а потом сказал неохотно:
- А зачем я, по-твоему, в это влез? Думаешь, только из-за тебя?
Он медленно опускался в пучину чужого сна. Чужие угрюмые сны, где властвует смерть. Клубки перепутанных жизней, разрубленных болью смертей; бесчисленная вереница смертей, позорных и славных, мучительных, безобразных, всегда одиноких...
Он поднялся там, во сне, и угрюмая горькая радость забила ключом из угрюмых глубин души. Жестокая темная радость, рожденная смертью, налитая смертью, несущая смерть.
И смерть отозвалась ему, подползла и покорно прижалась к ногам. Он взял ее в руки - трепещущий черный комок, он тихо ласкал ее, и она потеплела в его ладонях, раздалась и словно бы обрела чуть заметную плоть. И он поднес ее, как младенца, к окну; он подбросил ее, словно ловчую птицу, и она унеслась над городом прочь, прочь, прочь - к руке, что ее послала.
И тогда Торкас понял, что он не спит.
Безымянный долго стоял у окна, а потом отошел, присел на постель, засмеялся жестоким безрадостным смехом.
- Спи, малыш, - сказал он, - теперь уже спи.
И снова мы бродим по Ланнерану. Мне жутко и одиноко, как не было еще никогда. Я думал: он видит и слышит лучше меня, он знает и может больше, чем я - он бог, но немножечко человек. А теперь я знаю, что это не так. У нас будто десять глаз и десять ушей, мы видим то, что у нас за спиной, кинжал за пазухой, лицо под повязкой, шаги на соседней улице, и что говорят за стеной вон в том доме, далекий крик, запах дыма, запах похлебки, запах страха, запах смерти...
Мы идем по границе, по узенькой границе, которая соединяет миры. Мир живых: он серый, тусклый, громкий; он колышется, он исходит болью, а с другой стороны подступает мрак, холод, ужас и гнилостный запах смерти.
Я боюсь...
- Зря, - отвечает он. Мертвецы - покладистые ребята, они не лезут в дела живых. Кроме немногих, - говорит он с усмешкой, от которой немеют губы.
- А тот, кого ты ищешь... он мой враг или твой?
- Браво, малыш! - говорит он небрежно.
Два поминальных огня в молельне матери. Значит, он жил в Энрасе, как живет во мне? Значит, мама знала об этом?
- Да, - говорит он. - Наверное, так.
А если не только мама? Если Энраса убили?..
- Может быть, - отвечает он.
Но почему? И Ланнеран, и Рансала...
- А! - говорит он с досадой. - Что нам твои городишки! Рано или поздно Энрас бы меня разбудил. Мальчик, - сказал он, - вам здорово повезло, что ты такой, какой есть, и мне с тобою уютно. С Энрасом бы я обошелся иначе. А уж тогда - если бы я не ушел - вашему миру пришлось бы туго. Он просто делает то, что мог бы делать и я, но я бы прихлопнул его заодно с Ланнераном. Торкас, - сказал он, - мне наплевать на ваши дела. Думаешь, я сержусь, что он меня раз подловил и хочет выгнать опять? Просто для этого он должен убить тебя, а тебя я убить не дам. Все, - сказал он, молчок! Я сбился со следа.
А теперь мы в мире живых. Опять он почти человек. На нем коричневый плащ болорца, и он ведет себя, как болорец, и ходит там, где ходят они. Базарная площадь, харчевни, лавки; он слушает и задает вопросы - какие-то странные вопросы, я даже и не пойму, о чем. Как будто бы я оглох: я слышу слова, но в них нет совсем никакого смысла.
А он доволен. Я чувствую: он чем-то доволен, и мы опять куда-то идем. По Верхней улице, мимо Дома Рансалы, мимо развалин, развалин...
- Это дом твоего деда, - говорит он вдруг. - Не осуждай старика, это было ему не по силам.
Мимо портика Верхнего Храма, а вон переулок, где вчера - неужели только вчера? - он выручал Даггара, дальше, дальше, здесь уже есть жилые дома, где слышны голоса и пахнет едой...
Здесь еще есть живые...
- Зачем? - говорю я с тоской. - Что вам от нас надо? Почему вы не оставите нас в покое?
- Потому что мы были не лучшими из людей, - отвечает он неожиданно мягко. Наше бессмертие - наказание, а не награда. Что нам до вас - однажды живущих? Если нам достается эта короткая, хрупкая жизнь, мы стараемся взять от нее все, что только возможно. Вам повезло, - говорит он с усмешкой, - мы очень не любим друг друга. Он начал первый? Ладно!
- Ну и что? Все равно мы скоро умрем!
- Мальчишка! - говорит он. - Щенок! Разве ты знаешь, что я могу? Разве я сам это знаю? Я все забыл о себе, - говорит он, - но чем дальше я есть, тем больше я вспоминаю, и с каждым часом я становлюсь сильней. Может быть, я смогу...
- Погасить огонь?
- А почему бы и нет? Если ты будешь жив... Торкас, - говорит он, мне нужна твоя помощь. Спрашивать будешь ты - эти сразу меня учуют.
- Кто?
- Бабы из Храма Ночи.
- Нет! - говорю я, пытаясь остановить непослушно-стремительные ноги. Служительницы Матери не могут быть виноваты!
Все равно что сдвинуть гору ладонью. Он смеется - там, в глубине, - и смех его безрадостен и насмешлив.
- Мальчик, - говорит он, - город разрушен. Не дома, а обычаи и порядок жизни. Людям приходится жить без правил и без обрядов. И только два островка среди разрушения, два нетронутых храма. Храм Матери и Храм Предвечного. А почему обязательно _О_н_? - говорит он и снова смеется. Почему не _О_н_а_, а, Торкас?
Потому что я не хочу.
- Все следы ведут в Нижний Храм. Я не верю такому следу. Или враг мой - дурак, или это ловушка. Мы сначала понюхаем здесь.
- А если ловушка здесь?
- Я не знаю ловушки, которая может меня удержать.
Я не хочу, но существуют Долг и Судьба. Он - мой долг и моя судьба, я должен ему служить, чтобы он совершил то, что ему не хочется делать.
- Ты добьешься встречи с Верховной жрицей. Не беспокойся, она тебя примет. Ты скажешь ей правду, но не всю. Кто твой отец и кто твоя мать, и почему ты пришел в Ланнеран.
