- Ты добьешься встречи с Верховной жрицей. Не беспокойся, она тебя примет. Ты скажешь ей правду, но не всю. Кто твой отец и кто твоя мать, и почему ты пришел в Ланнеран.
- Почему?
- Кто-то хочет тебя убить. Дважды ты уцелел только чудом.
- Дважды?
- Дважды, - говорит он серьезно. - Помнишь, во время схватки с ночными ворота закрылись и ты остался один?
- Это вышло случайно!
- Нет, - отвечает он. - Хорошо, что ты продержался, пока Тайд не прорвался к тебе.
Мы долго шли вдоль высокой стены, пока не увидели дверь. Простая узкая дверь с полукруглым окошком сверху. Стучусь - и в окошке блеснул чей-то глаз.
- Впустите меня. Я пришел к Великой за помощью и советом.
Впустили. Рослый воин в белой одежде. Он разглядывает меня, словно хочет увидеть сквозь повязку лицо.
- Сюда не входят с оружием и закрытым лицом.
- Возьми оружие, но лицо я открою только старшей из жриц.
Сам я говорю, или это он говорит моими устами?
Воин молча смотрел, как я расстегиваю пояс с мечами и снимаю через голову ремешок с погребальным ножом, а когда я откинул плащ и показал, что на мне больше нет оружия, он повернулся и повел меня вглубь. Мы прошли по длинному коридору, и он приоткрыл тяжелую дверь.
- Жди, - сказал он. - К тебе придут.
В келье было темно, только крошечный уголек еле теплился у подножья Великой. Я не видел ее лица, только складки ее покрывала чуть мерцали в душной и ласковой тьме. И когда вошли две женщины, я не увидел их лиц, только чуть белели их строгие покрывала.
- Кто ты? - спросила одна. - Чего ты ждешь от Великой?
И опять мой рот сказал не мои слова:
- Я открою это только Верховной жрице.
- Ты многого хочешь, человек с закрытым лицом! Или ты спутал Дом Матери с базарной харчевней?
- Погляди на огонь, - велел мне Другой, и когда я взглянул на крохотный огонек, он вдруг выметнул вверх столб багрового света, развернулся в невиданный красный цветок, покачался мгновение на гибком стебле - и опал, погрузив нас почти во тьму.
Вскрикнула та, что прежде молчала, и вторая спросила со страхом:
- Кто ты - человек или бог? Назови свое имя или уйди!
- Я скажу свое имя, но не тебе. Я пришел к Великой за помощью и советом. Доложи обо мне, - сказал я (или он?). - Пусть Старшая из Дочерей решает сама.
Я долго ждал - один, потому что Другой затих, я совсем не слышал его. И когда за мной пришли, я немного боялся, потому что Дом Матери полон великих тайн, и, говорят, она немилостива к мужчинам.
Но Владычица Ночи не стала меня пугать, просто меня провели в высокий покой без окон, где от светильников было светло, как днем, и величавая женщина в белых одеждах отослала служительницу и велела мне подойти.
И тогда я снял повязку с лица.
Она долго вглядывалась в меня, и голос ее дрогнул, когда она спросила:
- Кто твоя мать?
- Аэна, дочь Лодаса.
И вдруг она засмеялась счастливым девичьим смехом.
- О радость! - сказала она. - Ты здесь, потерянное дитя, источник всех упований! О, наконец, ты здесь! - сказала она, - тот, о ком мы молились! Обличьем ты подобен отцу, но взгляд твой отмечен Ночью! Жива ли Аэна? - спросила она. - Какая земля вас укрыла?
- Такема, - ответил я неохотно. - Мать моя жива и блюдет вдовство.
- Садись, мой мальчик, - сказала она, и сама опустилась в высокое кресло. - Как тебя нарекли, и какое имя ты носишь в страшном мире?
- Торкас, приемный сын Вастаса.
- Рассказывай! - попросила она. - Что привело тебя в Ланнеран?
И я рассказал, как велел мне Он, что меня преследует неведомый враг. Я не могу себя защитить, потому что не знаю, кто он, и боюсь навлечь беду на Такему.
Она слушала, кивала и разглядывала меня; непонятное было у нее лицо: старое, но молодое. И голос у нее был свежий и юный, и я подумал: неужели он прав? Неужели это и есть мой враг - враг всех людей, что живут на свете?
- Торкас, - вдруг спросила она. - Что с тобой? Ты меня боишься?
Он не стал говорить за меня, и я ответил честно:
- Я не знаю, может быть, ты и есть мой враг.
- Нет, - сказала она, не удивившись. - Это не я. Я знаю, кому нужна твоя смерть, но я не знаю, как он себя называет и где он таится. Ты многое чуешь, - сказала она, - но ты ничего не знаешь. Есть очень древнее знание, Торкас, - еще тех времен, когда Отец и Мать согласно правили миром, и еще не разошлись пути людей и богов. Мы его сохранили, но непомерной ценой. Наша сила и власть кончаются за воротами храма. Никакое Зло не может ворваться в Дом - но мы бессильны против Зла за пределами Дома. Недаром мы ждали тебя, - сказала она. - Ты - единственный, кто может его победить. Пойдем, - сказала она, и горячей легкой рукой сжала мою ладонь. - Если ты и есть тот, кого мы ждем, для тебя зазвучит Оракул Ночи, и мы узнаем свою судьбу!
И она повела меня вниз, все вниз и вниз, по бесконечной лестнице из гладкого камня. Я насчитал две сотни ступеней, а потом перестал считать. Здесь стояла тьма, такая глубокая тьма, что в глазах мелькали зеленые искры.
- Не удивляйся, - тихо сказала жрица. - Здесь святилище Изначальной Тьмы, той, откуда пришли мы и куда уйдем. Торкас! - сказала она. - В Доме Матери много Тайн, но нет сокровеннее этой. Немногие могут сюда спуститься. И не все из немногих могут вернуться в Свет.
И Другой вдруг опять появился во мне. Он ничего не сказал, просто что-то в нас изменилось.
Лестница кончилась, а мы все шли в темноте, жрица вела меня уверенно, как при свете. А потом я услышал Голос.
Он был, как шум бегущей воды, как ветер, плачущий среди скал, как дальний звук боевой трубы. Он родился вкрадчивый, еле слышный, а потом вдруг обрушился на меня - громом, болью, холодом и огнем.
И снова Другой меня заслонил; он был вокруг, как стена, он все забрал: огонь и холод, и боль, но голос Тьмы просочился сквозь стену, такой прекрасный, такой зовущий, он обещал, он упрашивал, он молил, и я не мог... я пошел за ним.
- Торкас! - отчаянно крикнул Он. - Торкас! Держись! - но я уходил, и он всей силой своей, всей своей волей не властен был меня задержать.
- Торкас, борись! - молил он, и я попробовал сопротивляться, но я не мог, голос Ночи был сильнее меня.
- Мама! - позвал я. - Мама! - и мир вокруг зашатался, и что-то огромное, темное рухнуло на меня...
Рев разъяренного зверя - Безымянный понял, что он один. Черный удар раскаленной злобы - стены дрогнули и качнулся пол; жрица рухнула на колени, прижимая ладони к лицу.
Бог бушевал: он больше не защищался, он разил, он рушил, он убивал. Он был черное пламя, он был средоточие тысяч смертей, он разил прямо в сердце Великой Тьмы, и она исходила болью от страшных ударов, корчилась, поддавалась, отступала назад...
Все рухнуло, все погибло, уже ничего не исправить...
- Мать! - воззвала она. - Великая Мать! Смирись! Мать! - взмолилась она, - смирись, он тебя убьет!
