- Приказывай, господин, - просто ответил Ронф.
- Мне нужен человек по имени Ваннор. - Знаешь его?
- Я слышал о нем. Но, господин...
- Что?
- Он под покровом Предвечного, - сказал еле слышно Ронф, - а Предвечный мстителен и всемогущ.
- Всемогущ и мстителен? - Безымянный медленно усмехнулся, и так ужасна была улыбка, что Ронф против воли отвел глаза. - Или одно или другое, Ронф! Мстительность - это болячка слабых. Ты видел когда-нибудь звезды? - спросил он резко.
- Да, господин. Давно. Еще когда не женился.
- Их нельзя сосчитать, правда, Ронф? А каждый из этих огней такой же мир, как и наш, со своими людьми и своими богами. Если Предвечный творец всех этих миров, то что ему до человеческих дрязг? Почему он всемогущ лишь здесь, в Ланнеране?
- Я... я не знаю, - ответил Ронф боязливо.
- Чего ты дрожишь? - с усмешкой спросил Безымянный. - Разве болорцев уносит ночная смерть?
- Нет. Пока еще нет.
- Видишь, он не властен даже над вами. Толика мужества и капля здравого смысла - и он уже не сможет вас одолеть. Мне нужны болорцы, сказал он Ронфу. - Пока сражаются боги, людям стоит заняться своей судьбой. Если кто-нибудь выступит против черных...
- Кто?
- Чернь или знать, или кто-нибудь со стороны. Иногда неплохо забыть о вражде. Честный враг надежней продажного друга. Ты меня понял?
- Да, господин. Мы выступим за него или просто не станем драться.
А к вечеру страх его одолел.
Ваннор не был подвержен страхам. Много раз он ходил по краю, по острому, гибельному острию, и случись ему оступиться, он как истинный ланнеранец рассмеялся бы смерти в лицо.
А сейчас он сидел у себя - в тайном логове, известном немногим, в крепком доме, набитом стражей, под защитой _С_а_м_о_г_о_ - и озноб непонятного страха тяжело сотрясал его плоть.
И когда без стука открылась дверь, и закутанный встал на пороге, страх безмолвным криком взорвался в нем - и погас, как лампадка в бурю.
Вот и все. Пришел его час.
Он все равно потянулся к гонгу, но вошедший сказал равнодушно:
- Не трудись. Некого звать.
- Жаль, - сказал Ваннор, - я велел бы подать вина. Проходи, - сказал он, - садись. Или ты убьешь меня сразу?
Бог подошел, сел напротив, снял повязку с лица. Он был совсем, как тогда, даже еще моложе. Если б не взгляд и не складка губ, он казался бы просто мальчишкой.
- Нет, - сказал бог. - Сначала поговорим.
И тень надежды: может, сумею? Умолить, перехитрить, обмануть...
- Нет, - сказал бог, - не мучай себя надеждой. Я не оставлю тебя в живых. Но я предлагаю, как ты когда-то: ответь на вопросы, и получишь легкую смерть. Ты ведь помнишь - моя была неприятной.
Странно, но в юном лице не было гнева, и в странных давящих глазах только печаль.
- И ты поверишь моим словам? - спросил его Ваннор с усмешкой.
- Да, - потому что ты его ненавидишь.
- Кого?
Можно заставить голос звучать, как обычно, но не спрятать вспотевший лоб, не сдержать метнувшийся взгляд.
- Его, - спокойно ответил бог. - Я не знаю, как ты его называешь. Он неважный хозяин, - сказал ему бог, - и не вступится за тебя, хоть служишь ты верно.
- Я служу только себе, - ответил Ваннор угрюмо. - Я хотел власти, и я ее получил.
- Какой? - мягко спросил его бог. - Для себя? Для своего храма? В Ланнеране не клянутся Предвечным и не просят его ни о чем. Если исчезнет страх, вас всех перебьют и храм ваш сравняют с землей. А твоя власть в чем, Ваннор? В том, чтобы кого-то убить? Но кого испугает смерть от меча, раз по городу бродит ночная смерть!
- Я не был так многословен, Энрас!
- Да, - терпеливо ответил бог. - Я трачу слова и время, а его у меня в обрез. Я мог бы заставить тебя говорить. Немного усилий - и ты мне все выложишь и будешь молить меня о смерти.
- Не все рождены палачами, - ответил Ваннор с усмешкой, - даже меня поначалу тошнило. Тебе же будет еще противней, потому что я жирен, а это зрелище мерзко вдвойне. Но я, пожалуй, рискну.
Бог пожал плечами и сказал: - Как хочешь, Ваннор, - и в страшных его глазах уже не было грусти - только острый холодный огонь.
- Нет, - сказал Ваннор, - я пошутил. Боюсь, что я не сумею молчать до конца, а мне не хочется умирать растоптанной тварью. К тому же ты прав: я его ненавижу. А вот тебя, как ни странно, нет. А что тут странного? спросил он себя. - Я даже немного тебе благодарен. Я, Ваннор, ничей сын, палач и подручный для грязных дел - перед смертью чувствую себя человеком. Даст ли больше самая достойная жизнь? Ладно, - сказал он, - я не беру в долг. Ты узнаешь все, что захочешь, но сначала я кое-что скажу. Не снисхождения ради - просто я должен это сказать. Это не я пытался схватить Аэну. Мне не надо было ее искать - я знал, где она. Когда я пугал тебя это были только слова. Не отдал бы я _Е_м_у_ самый чистый цветок Ланнерана!
- И ты ему служишь!
- Да! - сказал Ваннор. - Да! Но я позволил Вастасу увезти Аэну. Я знал, что она родила сына. Целых пятнадцать лет это знал только я, пока О_н_ не учуял сам.
- С тех пор ты меня и ждешь?
- Конечно! - ответил Ваннор. - Я знал, что ты тоже бог. Последнее дело для смертных мешаться в распри богов. Да! - сказал он, - я его ненавижу. Но если бы пришлось выбирать - я снова бы выбрал его. Мне лучше быть грязью под ступнями бога, чем грязью под ногами людей. Да! - сказал он, - я вышел из грязи. Я был воришкой, доносчиком, наемный убийцей. Все меня презирали, и сам я себя презирал. А теперь - спросил он, - где они те, что были не запятнаны и благородны? Кто из них попробовал сопротивляться? Кто из них хоть раз осмелился на то, на что я - мерзавец осмеливаюсь ежечасно? Ладно, - сказал он, - это глупые речи. Наверное, я все-таки люблю Ланнеран так же сильно, как ненавижу. Спрашивай, - сказал он, - теперь я на все отвечу.
Было утро, когда он ушел из опустевшего дома. Серое утро, прохладное и пустое; в дальних предместьях уже зазвучала жизнь, а на улицах Верхнего Города спало молчание, и молчание камнем лежало в нем. Он пытался почувствовать Торкаса - хоть дыхание, хоть тепло, но внутри у него был только он. Он единственный. Он один.
Нужно как-нибудь перебыть этот день. Нужно бережно и терпеливо собрать все силы. Телу - еда и сон: я возьму от него все, а душе угрюмую ярость - черную ярость сотен смертей и тысяч боев; это будет мой главный бой - бой за Торкаса и свободу.
Он не вернулся в Дом Ранасов, где ждут еда и постель, и тревога спутников Торкаса, и всевидящий взгляд Майды. Мне нужна только ярость ярость, а не печаль, ничего человеческого - только то, что поможет драться.
Он поел в харчевне у городской стены и нашел приют в заброшенном доме. Лег на грязный истоптанный пол, поудобней устроил тело и заставил его заснуть. И опять потащило его в лабиринт перепутанных жизней: бой поражение - смерть, ловушка - смерть, просто смерть.
