Дзинь!
Крошечная печь распахнула металлический рот и высунула противень-язык, на котором в ряд румянились булочки.
— Угощайтесь, — предложил Бэббидж американцу. — У вас несколько потерянный вид. Связано ли это с моей супругой, или же сиденье не позволяет вам устроиться? Его геометрию можно изменять, смотрите.
Хозяин склонился и продемонстрировал Пеплу, как с помощью рычагов у подлокотника настроить механическое кресло на свой вкус.
— В нем используются почти те же узлы, что в Маргарет, — Хозяин тепло улыбнулся, и слингер снова поерзал на сиденье. — Ее вид может удивлять или пугать вас, юноша, я понимаю. Но если бы вы могли ощутить красоту движения, геометрические линии ее прекрасной души, перерожденной в кинетике…
Бэббидж опять наклонил голову, позволив устройству взъерошить ему затылок.
— Прикосновение ее пальцев. Воссоздано в точности. Та же отстраненность, та же скромная нежность. Вам трудно понять это, трудно забыть о шарнирах и передачах, и я вас не виню.
Пако уставился на слингера, яростно гримасничая тайком от Бэббиджа.
— Я… — протяжно начал Пепел и замолчал. Он разжевал булочку, проглотил ее и отхлебнул раскаленный напиток. И сдоба, и кофе, к чести хозяина, были отменными. — Это очень интересная машина. Сэр.
— Машина, вы правы, — Чарли-Куклодел отрешенно размешал кофе. — Мне известно об этом, юноша. Я не сумасшедший. Моя дорогая половина, мир ее праху, покинула нас четыре года назад.
— Мои соболезнования, — промычал стрелок, опять вгрызаясь в булочку.
— Когда-нибудь, — мечтательно протянул Бэббидж. — Я научу мою Маргарет играть на фортепиано. Жаль, что вас не будет рядом. Вы любите музыку?
— Эста буэно, — Пако решительно встал, утерся рукавом и отрыгнул. — А вот и музыка. Спасибо за еду, сеньор Куклодел. Пора.
Пепел тоже хотел было встать, но хозяин повернул рычаг, и механическое кресло, пихнув слингера в локоть, ухватило его запястья не хуже трапперской «кукушки». Стрелок дернулся, пытаясь высвободиться, но медные кольца на ремнях умело гасили движения, изматывая мышцы недонагрузкой, снова и снова мягко возвращая руки слингера к поручням. Собрав остатки сил, Пепел выбросил кулаки в последний раз. Недоеденная им булочка покатилась на пол. Кофейная чашка, сбитая локтем, полетела вслед за ней.
Дзинь!
Осколками брызнул фарфор, и черный кофе окрасил сосновые доски пола.
— Я всё же хотел бы поговорить о цене. — Обогнув стол, Бэббидж виновато переступил кофейную лужу. — Всё же, нулевое стекло. Задача была совсем не простой.
Он нагнулся к Пеплу, пробормотал извинение, и, взявшись за спинку кресла, на котором извивался слингер, мягко покатил его вдоль стола.
— Цена останется какой была, Чарли, — возразил мексиканец. — Ты исправно получаешь то, что хотел. Будешь стараться — получишь и впредь.
— Но мне ведь и на стол нужно что-то ставить! — вспылил Куклодел. — Чем я буду кормить гостя в следующий раз? Чем я буду кормиться сам?
— Не знаю, — сказал Пако. — Да и к чему мне. Ты, компадре, не ценишь то, что имеешь. В этом твоя ошибка.
— Но, — начал было хозяин и осекся, встреченный указательным пальцем южанина.
— «ЛА КОНКИСТА ГРАНДЕ»! — рявкнул Пако и тепло блеснул коронками. — Мы уважаем вас.
Он развернулся и вышел, насвистывая Билли Холидей, небрежно забросив винтовку через плечо.
— Прошу прощения за эту сцену, юноша, — пробормотал Куклодел в ухо слингеру, ловко буксируя его в кресле по длинному коридору, со стен которого пялились блеклые портреты и натюрморты. Хозяин добавил: — Эти негодные разбойники, рекетиры без души и совести… Вы, как американец, должны меня понимать.
— Гладко стелешь для убийцы, — процедил Пепел, отчаянно хватаясь за рычаги, но Бэббидж пнул какую-то педаль, и кресло отвердело как позавчерашний труп.
— Убийцы? — эхом отозвался мастер. — Юноша! Как можно. Я намерен лишь умолять вас подарить нам один вечер.
Прекратив бесполезные рывки, стрелок аккуратно потянулся к низкой кобуре, болтавшейся у подлокотника. Увы — блокировав механизмы кресла, Бэббидж остановил и ремни, которые теперь не уступали ни дюйма.
— Лишь один вечер, — пробормотал Куклодел, — прежде, чем вы покинете нас навсегда.
Решительно налегая на кресло, хозяин распахнул ногами слингера тяжелые дубовые створки.
Они оказались у подножия центральной башни, в цилиндрическом колодце шириной в двадцать футов, равномерно опоясанном колоннами и дверьми. У стены напротив, цепляясь креплением за металлический рельс, возвышалась еще одна «Маргарет», куда сложней и крупнее прежней. Железное чудище вздрогнуло и опустило навстречу гостю фотографическое лицо. Из овальной рамки Пеплу улыбалась юная леди, тонувшая в кружевах и бумажных розах. Это был не снимок, понял стрелок. Это был портрет с надгробия.
На штанге под фарфоровым овалом шевелилось не менее полудюжины механических лап — они двигались, вертелись и сменяли друг друга так быстро, что даже наметанный глаз стрелка отказывался прикинуть точное количество.
— Здравствуй, дорогая Аннабель, — позвал хозяин.
Каждая из лап несла на себе маленький заводной кошмар: бритвенные лезвия, дисковые пилы, спаренные иглы и вращающиеся гроздья острых рыболовных крючьев.
— Молодой человек, позвольте представить мою дочь. Аннабель, поприветствуй гостя!
Вззь-ЦНЬ-з-з-з-з-з-зиу!
— Вам уже знаком ее новый облик. И думаю, вам пора узнать Энни поближе. О-ох-х!
Чарлстон Бэббидж, эсквайр, с кряхтением подналег на кресло и толкнул его в железные объятия «дочери». Отпихнув ногами подвижную конструкцию, Пепел откатился назад и треснулся затылком о дверную резьбу. С обратной стороны замка повернулся ключ. Машина пропела струнным аккордом и тонко взвизгнула, задев пилами колонну. В комнате запахло точильным камнем, и в глаза слингеру брызнул раскрошенный известняк.
Фут-фут-фут-фут, — в груди машины колотился тяжелый гироскоп, не дававший ей упасть и накрениться при скольжении. Чуть ниже, в жестяном брюхе, вертелось три игольчатых барабана, вроде тех, что тренькали на банджо в любом салуне. В отличие от них, эти направляли в пространстве гибкую смерть.
Пепел снова подергал рычаги кресла. И снова без пользы — только обжег палец, рванув медную рукоять. Свободными оставались лишь ноги, которыми отбиться от милой Энни не вышло бы: как и «Маргарет», устройство имело осанку богомола.
Механическая дочь изящно развернулась и заскользила вдоль стены, приближаясь к слингеру. Тот быстро оглядел ее рельс. Направляющий желоб опоясывал комнату так, чтобы суставчатые лапы могли добраться до любой мыслимой точки. Но срезать поперек железной деве позволено не было.
