— Получи мелкими купюрами, — сказал я, потянулся и повернулся, чтобы поцеловать Эсси, потому что мы как раз в это время были в постели.
— Очень интересно, дорогой Робин, — сонно ответила она и вернула мне поцелуй. Альберт улыбнулся и отвел взгляд, отчасти потому, что Эсси усовершенствовала его программу, отчасти же он, как и я, знал, что она говорит неправду. Мою Эсси не интересует астрофизика. Интересует ее возможность поиграть с разумом машин хичи и интересует очень сильно.
Она работала ежедневно по восемнадцать часов, пока не восстановила все сохранившиеся системы Древнейшего, все, что осталось от Мертвецов-Людей и от Мертвецов-Нелюдей, чьи воспоминания на добрый миллион лет уходили в африканскую саванну. Не в том дело, что ей нужны были эти воспоминания: как они были записаны — вот это ее дело, и в нем она хорошо разбиралась. Усовершенствование программы Альберта — последнее, что получила Эсси от машин Неба хичи. Вот это было действительно большое дело. Подробные карты Галактики, показывающие все места, где побывали хичи. Подробная карта черных дыр, показывающая, где они сейчас расположены. Есть и дыра, в которой Клара. Как еще одно преимущество, я получил ответ на вопрос, который интересовал меня чисто субъективно: почему я остался жив? Корабль хичи, который нес меня к Небу хичи, после девятнадцати дней пути начал уменьшать ускорение. По всем законам равенства и здравого смысла это означало, что он прибудет еще через девятнадцать дней, и к этому времени я, несомненно, буду мертв, но он прибыл через пять. Я был не мертв — почти; но почему?
Альберт дал мне ответ. Все предыдущие корабли, успешно долетевшие до Неба хичи, двигались между двумя относительно неподвижными телами: разница относительных скоростей составляла несколько десятков или сотен километров. Не больше. Это почти не имеет значения. Но мой корабль преследовал объект, который очень быстро двигался. И это поглощало почти все ускорение. Замедление было лишь незначительным. Корабль продолжал двигаться на большой скорости и почти не замедлялся. И поэтому я остался жить.
Все это очень удовлетворительно, однако…
Однако за все приходится платить.
Так всегда было. Каждый большой рывок вперед заключал в себе скрытую плату — во всей истории. Человек изобрел сельское хозяйство. Это означало, что кому-то надо сажать хлопок и кому-то мотыжить кукурузу. Отсюда родилось рабство. Человек изобрел автомобиль и в качестве дивиденда получил отравление окружающей среды и несчастные случаи на дорогах. Человек заинтересовался, почему светит солнце, и из этого любопытства родилась атомная бомба. Человек обнаружил артефакт хичи и постарался выведать все его тайны. И что это дало нам? Во-первых, мы получили Пейтера, который чуть не прикончил мир, обладая полной возможностью для этого. А во-вторых, возник новый вопрос, и мне пока не хватает мужества, чтобы услышать ответ на него. Вопрос о принципе Маха, на который пытается ответить Альберт: вопрос, который подняла Генриетта, говоря о моменте X и «недостающей массе». И очень большой вопрос в моем сознании. Когда Древнейший свел Небо хичи с постоянной орбиты и нацелил его сквозь пространство к центру Галактики, куда он собственно направлялся?
Самый страшный и одновременно самый замечательный момент моей жизни — когда мы сожгли рецепторы Древнейшего и вооруженные инструкциями Генриетты сели перед контрольной панелью Неба хичи. Потребовалось два человека, чтобы осуществить поворот. Ларви Хертер-Холл и я были самыми опытными пилотами, если не считать Вэна, но он отсутствовал: вместе с Джанин собирал просыпавшихся Древних и сообщал им, что произошла смена правительства. Ларви села в правое сидение, я — в левое (я не мог при этом не подумать, какой странный зад некогда помещался в нем). И мы отправились. Потребовалось больше месяца, чтобы долететь до Луны, откуда я вылетел. Месяц не прошел зря: нам было чем заняться на Небе хичи; но он тянулся очень медленно, потому что я очень торопился домой.
Потребовалось немало мужества, чтобы нажать сосок двигателя, но, знаете, в то же время и не очень трудно. Как только мы узнали, что в памяти курсоуказателя записаны коды всех основных целей — а их более пятнадцати тысяч по всей Галактике и несколько за ее пределами, — оставалось только набрать нужный код. Потом, весьма довольные собой, мы начали красоваться. Все радиоастрономы на обратной стороне Луны подняли крик, потому что мы на своей окололунной орбите каждый оборот попадали в поле зрения их блюдец. Так мы двигались. Это делается при помощи вторичных панелей, к которым в полете никто не смел прикоснуться и которые не влияют на первоначальный старт. Главные панели программируют заранее известные цели, вторичные — для любого пункта, куда вы хотите попасть, если сумеете обозначить его галактические координаты. Но дело в том, что вторичными нельзя пользоваться, пока основные все не выведены на нуль — этому соответствует красный цвет без всяких оттенков, и если какой-нибудь старатель и сумел сделать это, он терял программу возврата на Врата. Как просто все, когда знаешь. И вот мы привели артефакт весом в полмиллиона тонн на околоземную орбиту и пригласили к себе гостей.
Мне больше всего нужно было общество моей жены. А после нее — моя научная программа, Альберт Эйнштейн, которая является отражением Эсси, потому что, как вы знаете, она ее написала. Нужно было решить, мне ли лететь к ней, или ей ко мне, но она этот вопрос уже решила. Она хотела получить доступ к машинному разуму Неба хичи, как мне кажется, не меньше, чем я хотел увидеться с ней. На стоминутной орбите вокруг Земли время передачи не играет роли. Как только мы оказались на близком расстоянии, Альберт запрограммировался для разговоров со мной, в него перекачивали все, что узнавали о машинном разуме хичи, и когда я был готов к разговору с ним, он тоже был готов.
Конечно, это не одно и то же. Альберт в трехмерном изображении на домашнем экране — гораздо более интересный собеседник, чем черно-белый Альберт на плоском экране Неба хичи. Но пока с Земли не поступило новое оборудование, это было все, чем я располагал, и во всяком случае это был все тот же Альберт. «Приятно снова увидеть вас, Робин, — благожелательно сказал он, тыкая в мою сторону черенком трубки. — Вероятно, вы догадываетесь, что у меня вас ждет миллион сообщений?»
— Подождут. — Я и так уже получил миллион, так мне казалось. В основном в них сообщалось, что все разозлились, но потом все-таки обрадовались; а также что я снова очень богат. «Я хочу прежде всего услышать то, что ты сам хочешь сообщить мне».
— Конечно, Робин. — Он постучал трубкой, разглядывая меня. — Ну, что ж, — сказал он, — вначале технология. Мы знаем общую теорию двигателя хичи и начинаем разбираться в радио-быстрее-света. Что касается информационных цепей Мертвецов и всего прочего, — он померцал, — госпожа Лаврова-Броудхед на пути к вам. Я думаю, что и здесь нас ждет очень быстрый прогресс. Через несколько дней экипаж добровольцев отправляется на Пищевую фабрику. Мы совершенно уверены, что сможем контролировать и ее, и она будет переведена на близкую орбиту для изучения и, мне кажется, я могу пообещать, для дублирования. Вероятно, меньшие подробности новых технологий вас сейчас не интересуют?
