«А ты доволен?» — спросил он себя. И ответил себе: «Нет, мне этого мало. Мне нужно что-то еще. Потому что я не такой, как они. «И все-таки выше тех, кто на земле!» Я не такой…»
Анна наклонилась над лункой в двух метрах от него, он посмотрел на ее обтянутые черными брючками ягодицы, мысленно сжал их руками и едва удержался от желания броситься к ней, обхватить сзади и… Она, словно почувствовав его неистовое желание, обернулась и, прищурившись, ласково и призывно посмотрела на него.
…Работу, как всегда, закончили в срок, придя к финишу ровной линией, ноздря в ноздрю. Сложили инвентарь и, переговариваясь, с шуточками-прибауточками направились к летающей платформе, минуя Кубоголового как пустое место. И лишь Толик-погребокопатель, поотстав, вдруг свернул к надзирателю.
— Слышь, товарищ заведующий, — сказал Толик, остановившись перед белой фигурой и подобострастно глядя на нее снизу вверх. — Я с просьбой от имени коллектива. — В голосе его звучали умоляющие нотки.
Услышав проникновенный голос Толика, Белецкий, шедший вместе с Анной в числе последних, остановился, с любопытством ожидая продолжения. Лично он никаких просьб к Кубоголовому не имел и никаких полномочий Толику не давал. Может быть, состоялось какое-нибудь закрытое собрание членов клуба «На Валюхе»?
— Вот вы нас тут обслуживаете, обеспечиваете всем необходимым спасибо вам от меня и от коллектива, опять же, — сладкоголосо зажурчал Толик, демонстрируя обнаружившиеся вдруг запасы красноречия. — Все нормально, жаловаться не на что. О здоровье заботитесь, о печенках наших-селезенках. Курева нам не даете, мы уж сами выкручиваемся. Ни винишка нам не предоставляете, ни другого алкоголя, потому что вредно, понимаем. И не просим. — Челобитчик сделал вполне театральную паузу и трагическим голосом воззвал к Кубоголовому, добравшись, наконец, до того главного, ради чего и произносилась речь: — Но хоть пива-то вы можете нам дать? Не самогоняры — пива! Оно же полезное, его же даже врачи рекомендуют. Хотя бы по кружечке после работы, а? От имени коллектива, не от себя же лично. Правильно, мужики? — обернулся он к платформе.
«Правильно, правильно!» — раздались голоса из гущи трудового контингента, с интересом слушающего новоявленного полпреда.
«Что же это за сияющие вершины такие, если хочешь пива — а его нет?» — подумал Белецкий и, подмигнув Анне, тоже крикнул:
— Одобряем!
— В общем, просим пивка, хотя бы к обеду, хотя бы по кружечке, завершил свое обращение Толик, вытер пот со лба и выжидающе посмотрел на Кубоголового, словно тот прямо сейчас должен был извлечь из-под своих одежд желтую цистерну с вожделенным напитком.
Кубоголовый как всегда остался бесстрастным, и Толик, потоптавшись немного, пошел к платформе.
— Как ты думаешь, дадут? — спросила Анна. — Я бы тоже не отказалась. Мы с девчонками в общежитии пили иногда, мальчики нам красивые такие баночки приносили. «Стэффл», что ли.
— Кто его знает? — ответил Белецкий. — Пейте пиво пенное… Хорошо бы, если бы прислушались к мнению коллектива. С их стороны будет просто некрасиво и, я бы сказал, неправильно не прислушаться к мнению трудящихся.
— Ох и язвочка же ты, Витюша, — нежно сказала Анна и ущипнула его за локоть.
Спустя некоторое время, подходя к привычно сервированному столу, на котором никакого пива не наблюдалось, Белецкий получил возможность ответить девушке.
— Язвочка — не язвочка, а все-таки очень далеки они от запросов народа. Пива им для народа жалко.
— Может, они просто его делать не умеют? — предположила девушка.
— Гады, — удрученно сказал Толик, обводя взглядом стол. — Кровь нашу пьют за спасибо. Ну ни хрена понять не могут, дятлы раздолбанные!
— Глас народа — глас божий. — Белецкий назидательно поднял палец. Не внемлющего гласу Божьему ждет возмездие. По-моему, касториане очень рискуют.
А вернувшись в свое жилище переодеться и немного поработать за письменным столом перед визитом к Анне, он обнаружил, что касториане вняли-таки гласу. На прикроватной тумбочке в спальне стояла обычная поллитровая темно-зеленая бутылка со знакомой этикеткой. Можно было подумать, что «Жигулевское» подвезли из ближайшего гастронома, если бы не одна деталь: горлышко было закупорено не стандартной жестяной пробкой, а полупрозрачной белой пленкой.
«Ну, черти, уважили, — думал Белецкий, сидя на кровати и с удовольствием потягивая прохладный приятный напиток. — Сегодня пиво дали, а завтра что давать будут по просьбам трудящихся?..»
…Появление пива стало главным предметом разговоров за ужином. Толик чувствовал себя героем, бурно радовался, шутил и тут же вместе с другими мужиками устроил экспресс-опрос на предмет выявления чудиков, что терпеть не могут «Жигулевское» и готовы отдать его истинным любителям.
— Живем, мужики! — радостно восклицал Толик. — Сегодня играем на пивко!
— Надо еще телевизор у них попросить, — заявила Маша, супруга Валерия Александровича. — Чтобы у всех желающих был телевизор, а то прозябаем, как в Африке.
«О, господи! — подумал Белецкий, глядя на радостно возбужденных людей, уминающих «холодец». — Неужели и телевизоры обеспечат?»
Сидящая рядом Анна прижалась к нему бедром и по спине Белецкого забегали приятные мурашки. Письменный стол и машинка могли подождать — еще будет время.
— Надо поставить вопрос о выходных, — басовито гудел сантехник Аркадий. — Нужно требовать хотя бы один выходной, мы же не нанимались ежедневно вкалывать.
— И чтобы картошечки с луком! — подхватил кто-то на дальнем конце стола. — И еще вареников!
— Огурцов маринованных…
— «Сникерса»…
— По две бутылки пива…
— А мне мой «москвичок», по поляне погасать!
«А ведь дадут, ей-Богу, дадут»… Белецкий не знал, откуда вдруг появилась у него такая уверенность, но что-то говорило ему: дадут. Каждому — по потребностям.
Возбужденный люд разбредался от стола, договариваясь о занятиях на вечер, группируясь по интересам, насытившийся и беспечный. Белецкого легонько хлопнули по руке и он обернулся. Киня-Халявщик осклабился, глядя мимо него, на Анну. Рядом стояли еще трое парней.
— Все солнышке зубы заговариваешь, журналист? Че ты девочку терзаешь?
Белецкий взглянул на Анну, задавая немой вопрос. И Анна поняла, и едва заметно кивнула, словно говоря: «можно».
— Почему ты решил, что я ее терзаю? — спросил Белецкий, весело глядя на туповатое лицо Халявщика. — Мы вместе терзаемся. Вот и сейчас идем терзаться.
Халявщик, судя по физиономии, слегка опешил, а потом растянул губы в улыбке и, кривляясь, поклонился.
