что-нибудь!
– Да ну же, Лонни. Я тебе хоть когда-нибудь лгала? Ты сам смотрел со мной эти снимки, ты хоть что-нибудь заметил?
Он глубоко вздохнул и мотнул головой. Она развела руками, словно говоря: «Ну вот, видишь? Я не могу изобрести что-то там, где ничего нет».
– Думаешь, мне надо лечиться?
Она снова отвернулась к окну.
– Ты приходишь ко мне в третий раз, Лонни. Видит бог, ты мой друг, но мне кажется, тебе нужна консультация другого специалиста.
Макграт завязал галстук, заправил его под воротник и разгладил ткань. Она не оборачивалась.
– Ты меня беспокоишь, Лонни. Тебе бы жениться.
– Я был женат. И потом, ты ведь не жену имеешь в виду. Ты имеешь в виду сиделку.
Она так и не обернулась. Он застегнул пиджак и подождал. Потом взялся за дверную ручку.
– Может, ты и права. Я никогда не считал себя меланхоликом, но все это… слишком часто… Возможно, ты права.
Он отворил дверь. Она смотрела в окно.
– Мы поговорим, – он шагнул за порог. – Это посещение бесплатно, – добавила она, так и не обернувшись.
Он вяло улыбнулся. Но она этого не увидела.
Он позвонил Томми и отпросился с работы. Томми этому не обрадовался.
– Я же захлебнусь, Лонни, – возмутился он оскорбленным тоном вдовствующей императрицы. – Сегодня же черная, чтоб ее, пятница! Героическая Симфония! И эта тетка… Фаренгейт… Фарренсток… как там ее…
– Фаннесток, – поправил его Лонни с улыбкой, первой за много дней. – А я-то надеялся, что мы видели ее в последний раз… после того, как ты предложил ей сюжет: ее саму с проказой на лице.
Томми вздохнул.
– Эта старая гротескная сука просто ненасытна. Видит бог, ее давно пора в смирительную рубашку. Чем хуже я с ней обращаюсь, тем чаще она приходит.
– Что она на этот раз принесла?
– С полдюжины пошлых гравюр. Я даже смотреть на них не могу. Истекающие кровью мученики и виды депрессивных кварталов – в Айове, так мне кажется, а может, в Айдахо или Иллинойсе… не знаю. В общем, где полным-полно народу, играющего в боулинг.
В конце концов оформлять ужастики миссис Фаннесток приходилось самому Лонни. Томми бросал на них один взгляд и уходил на второй этаж багетной мастерской полежать немного. Макграт как-то спросил у дамы, что она со всем этим делает. Та ответила, что дарит друзьям и знакомым. Узнав об этом, Томми пал на колени и взмолился Господу (в которого не верил), дабы эта дама не зачислила его в число своих друзей, достойных такого подарка. Но она платила, еще как платила.
– Дай попробую угадать, – сказал Макграт. – Она хочет разместить их в паспарту так тесно, чтобы даже гривеннику места не нашлось. И рамку хочет черную, лакированную, от Чейпин Молдингз. Так?
– Еще бы не так, – мрачно буркнул Томми. – И это еще одна причина, по которой я нахожу твое нынешнее поведение особенно огорчительным. Вот прямо только что приезжал грузовик от Чейпина, сгрузил сотню футов овального орехового профиля. Его надо распаковать, перемерить и перенести на склад. Ты не можешь брать выходной.
– Томми, только не надо давить на жалость. Я же гой, ты забыл?
– Если бы мы не давили на жалость, гои смели бы нас с лица земли еще три тысячи лет назад. Жалость штука эффективнее оборонительных систем из «Звездных Войн», – он помолчал, явно надув губы и обдумывая, насколько осложнит его жизнь отсутствие помощника. – Тогда утром в понедельник? С утра?
– Приду не позже восьми утра, – пообещал Макграт. – Начну с этих гравюр.
– Идет. И, кстати, голос у тебя неважный. Знаешь, что хуже всего, если ты атеист?
Лонни улыбнулся. Томми считал, что сделка в кармане, если ему удавалось ввернуть одну из своих плоских шуточек.
– Нет. А что хуже всего, если ты атеист?
– Тебе не с кем поговорить, когда трахаешься.
Лонни посмеялся, но про себя. Обойдется без одобрения. Впрочем, Томми наверняка знал. Он не видел собеседника, но Лонни знал, что тот ухмыляется на том конце провода.
– Пока, Томми. Увидимся в понедельник.
Он повесил трубку на рычаг, вышел из телефонной будки и посмотрел на офисное здание по ту сторону бульвара Пико. Он жил в Лос-Анджелесе уже одиннадцать лет, с тех пор, когда они с Салли и Виктором сбежали из Нью-Йорка, но он до сих пор не привык к золотой патине, которой обволакивало здесь все каждый день. Только не в дождь. В дождь здесь все становилось настолько чужим, что ему начинали мерещиться огромные грибы, растущие прямо на тротуарах. Офисное здание было самым заурядным: три этажа, красный кирпич. Однако, когда на него ложились вечерние тени, оно начинало напоминать ему восемнадцать полотен Моне с видами собора в Руане, которые он писал с 1892 по 1893 годы: один и тот же фасад в разное время суток. Он ходил на выставку Моне в музее современного искусства. Потом он вспомнил, с кем ходил на эту выставку, и снова ощутил холодок чего-то, вылетающего из его тела через этот тайный рот. Он отошел от будки; ему не хотелось ничего, только спрятаться где-нибудь и плакать. А ну прекрати, скомандовал он себе.
Тряхнув головой, он пересек улицу, пройдя через разрезавшую тротуар напополам тень.
В маленьком вестибюле он остановился перед списком арендаторов. Насколько он мог судить, в основном офисы здесь снимали дантисты и филателисты. Однако одна из надписей, набранная из белых пластмассовых буковок, вставленных в пазы на черном щите, гласила: БДГ-ГРУП 306. Он поднялся по лестнице.
На площадке третьего этажа он постоял, гадая, налево ему повернуть или направо. Никаких указателей со стрелками на стене он не видел. Он пошел направо и угадал. По мере того, как номера офисов уменьшались, до него начал доноситься голос.
– Сон бывает разных видов. Сон со сновидениями, сопровождающийся так называемыми быстрыми движениями глаза – тем, что мы называем БДГ, обнаружен наукой преимущественно у млекопитающих, которые не откладывают яйца. Хотя встречается также у некоторых птиц и рептилий.
Макграт стоял перед дверью из матового стекла с номером 306. Живородящие млекопитающие, подумал он. Теперь он мог разобрать, что говорила женщина, и то, что она избегала термина «живородящие», убеждало его в том, что обращалась она к непрофессионалам. Ехидна, подумал он. Известное яйцекладущее млекопитающее.
– Мы полагаем, что сны зарождаются в коре головного мозга. Раньше сны истолковывали как предсказание будущего. Фрейд пользовался снами как материалом для исследования бессознательного. Юнг считал, что сны образуют мостик, связывающий сознательное с бессознательным…
Это был не сон, подумал Макграт. Я уже проснулся. Уж я-то знаю разницу.
– …те, кто пытается заставить сны работать на себя
