этот склочный старикашка?
— Мой несознательный родитель решил кинуть общественность на свой юбилей.
— Нашему винтажному директору стукнет сто? Или двести?
— Я сама его стукну, если он будет и дальше уныло отрицать свой сороковник. Как будто, если его не отмечать, он не настанет!
— Всего сорок? — потешно выпучила глаза Клюся. — А кряхтел-то, кряхтел… Нет уж, уважаемый Аспид, право называться «противным старпёром» надо заслужить! Так что даже не думай уклониться. Иначе мы соберёмся под дверью кабинета и будем тебя хором «хеппибёздить», пока уши в трубочку не свернутся.
— Да всё уже, всё, понял, осознал, исправлюсь. Делайте что хотите. Хоть военный парад с боевыми слонами устраивайте. Я всё вытерплю ради вас.
Если к делу подключилась Клюся — сопротивление бесполезно. Я её считаю кем-то вроде взрослой приёмной дочери, наверное. Но если Настасью можно как-то переспорить или, в крайнем случае, воззвать к своему шаткому родительскому авторитету, то Клюся — это стихия и ураган. Всё сметёт на своём пути. Вон как глазки-то заблестели, точно теперь будет фонтан идей.
— Но это вы потом обсудите. А теперь по приблудной девице Алёне Митрохиной.
— Видела её, — кивнула Настя. — Она косплеит эту, как её, из Большой Дорамы… Джитсу?
— Джиу, — поправила её Клюся.
— Так ты смотришь эту дурь? — подняла брови Настя.
— А ты, можно подумать, нет.
— По крайней мере, не эту дурацкую линию для любителей комиксов.
— Можно подумать, ваш депрессивный артхаус лучше.
— Ничего ты не понимаешь в искусстве!
— А твой унылый папахен вообще её не смотрит, представляешь? Может, он больной?
Наноскин на её лице сдвинул вверх брови и расширил глаза, сделав забавно-озабоченную мультяшную рожицу.
— Он здоров, — серьёзным тоном сказала Настя, — просто он зануда.
— Спасибо, подруга, успокоила. Этот диагноз я ему поставила ещё при первой встрече.
Я только вздохнул и головой покачал. Эти девицы могут трындеть бесконечно.
— Эй, у нас совещание по административному вопросу.
— Точно, зануда! — кивнула Клюся. — Ну да ладно. Что ты решил?
— У меня пока нет ответа, — признался я. — Там что-то странное. Вроде не во что ткнуть пальцем, но…
— Знаменитая интуиция?
— Я просто директор детдома, мне интуиция по должности не положена. Справляюсь как умею — кнутом, пряником, врождённой харизмой и благоприобретённой склочностью.
— И что тебе подсказывает твоя склочность в этом случае?
— Что за этой девицей придут проблемы.
— Тебя это никогда не останавливало, — фыркнула Настя.
— Я не знаю, как лучше. Минусы понятны — нездоровый прецедент. Если мы её возьмём, не побегут ли к нам другие семейные детишки?
— Ты переоцениваешь свою харизму, — сказала Клюся.
— А ты недооцениваешь склонность подростков шантажировать родителей своим уходом. Несколько случаев — и мы станем «пугалкой для предков».
— Отец, никто сейчас не говорит «предки». И «родаки». И «старики» тоже, — вздохнула Настя.
— А что говорят?
— «Доцики». Доцифровые, то есть.
— Не, — заспорила с ней Клюся, — «доцики» — это не столько родители, сколько взрослые вообще. Я слышала «матрица и патриций». А ещё «мои грамсы», не знаю, почему.
— Этимологически восходит к «Grandma». А может, и к «граммофону» как символу аналогового мира, — пояснила Нетта.
— Господи, Настюха! — всплеснула руками Клюся. — Прикинь, мы с тобой уже старые! Не понимаем молодёжь! Аспид, проклятый старикашка! Я тебя ненавижу! Ты заразил нас своим старпёрством! Давай обнимемся и поплачем друг другу в седины!
Она, хохоча, рухнула мне на колени и громко поцеловала в щеку.
— Клюся, прекрати лапать моего отца!
— Не жадничай, дай потискать!
— Ни за что!
Она втиснулась на кресло рядом и обняла меня за шею.
— Моё!
Я обхватил обеих руками и прижал к себе. В этот момент мне было хорошо. Я был счастлив, любил этих смешных девчонок, у меня было всё отлично, и я даже сам себе казался не таким унылым говном, как обычно. А потом сообразил, что меня попросту догнали принятые полчаса назад антидепрессанты. Но это почти не испортило момент.
— Антон! — как только девочки ушли, на стул спроецировалась Лайса.
В проекции она добавляет себе пяток сантиметров. Причём в ноги. Ноги у неё и так красивые, просто ростом она метр сорок. Но это ничуть не мешает ей быть начальником городской полиции. Никому бы не посоветовал несерьёзно отнестись к этой невеличке.
— Майор Волот?
— Какого хрена, Аспид?
Дурацкое прозвище, которое дали мне воспитанники, прилипло как жвачка к штанам. Хотя происходит просто от неудачного сочетания имени и отчества.
— Какого хрена что?
— Зачем ты припёрся к Митрохиным?
— Что за вопросы?
— Ещё скажи, что ты не знал!
— Чего не знал?
— Та-ак… Ладно, допустим. И всё же — зачем?
— У них проблемы с дочерью. Она заявилась в «Макара» и стала проситься жить.
— И ты, разумеется, согласился.
— Ты удивишься, но нет.
— Да ладно, ты же подбираешь всех, кому приспичит помяукать под дверью.
— Не преувеличивай. Но да, мне показалось, что с ней что-то не так.
— Ты даже не представляешь, насколько. Для начала, ещё вчера у Митрохиных не было никакой дочери.
— Но я видел там фото…
— И фото не было. Да что там, ещё три недели назад не было и самих Митрохиных.
— Не понял.
— Никто не понял. Но я за ними наблюдаю. И тут туда прёшься ты. Что я должна была подумать?
— Что?
— Что ты
