— Неужели? Так что же он сказал конкретно?
— «Костромиров, — сказал, — он все знает, — сказал, — я был у него», — сказал! А?! Каково?!
— Ну, это трудно расценить как обвинение в убийстве, — пожал плечами Горислав. — Вчера Анатолий Яковлевич действительно был у меня в гостях; мы посидели, помянули его дядю, потом он, кстати, почувствовал себя плохо, и я отвез его домой. Вот и все.
— А как вы объясните это его — «он все знает»?! — вновь стал распаляться младший советник — А?! Как?!
— Да никак не объясню, — еще раз повторил Костромиров, — объяснять — это ваша прерогатива.
— И объясним! Объясним! Будьте покойны! И тогда уж никакие регалии не спасут! Никакие ученые степени! Уж будьте покойны! — забрызгал слюной следователь.
— Ну-ну, давайте обойдемся без личных выпадов, — слегка улыбнулся Горислав, на всякий случай отодвигаясь вместе с креслом подальше. — Тот факт, что я образованнее вас, — это еще не повод, чтобы так горячиться. Лучше задавайте свои вопросы.
— Время покажет, кто кого образованней! А сейчас ответьте мне, давно ли вы знакомы со Щербинским и что он у вас делал вчера вечером?
— С Анатолием Яковлевичем познакомился недавно, в связи со смертью его дяди, а на второй вопрос я вам уже отвечал: он зашел ко мне помянуть Руслана Соломоновича. Как вам известно, покойный не был мне чужим человеком.
— Ага, «помянуть», значит. А что ели-пили? — мрачно поинтересовался Бунтиков.
— Грибы-водку, — в тон ему ответил профессор.
— Гри-и-бы? Так-так… Грибочки, значится! — Следователь даже просветлел и вновь заухмылялся, неприятно причмокивая лягушачьими губами: — Это многое объясняет. Да, собственно, это как раз все и объясняет!
— Что именно? — удивился Горислав.
— А то, что сегодня ночью доктор наук Анатолий Яковлевич Щербинский скончался в институте Склифосовского в результате острого отравления!
— …Ужасно! Он действительно вчера жаловался на недомогание… Но я тут при чем?
— А при том! По результатам предварительного экспертного исследования, причиной отравления явился яд фаллоидин.
— Фаллоидин? Первый раз слышу. Что за яд такой?
— О-о! Это отрава замечательная, просто исключительная по своим свойствам, — закатил выпученные бесцветные глазки младший советник. — Если называть вещи своими именами, так фаллоидин есть не что иное, как истолченная Amanita phalloides — бледная поганка, в переводе с латыни.
— Поганка? Бледная? — содрогнулся Костромиров. — Как же, знаю. Насколько мне известно, противоядия от нее нет?
— Именно! — обрадовался Бунтиков. — Исключительность же ее состоит в том, что, попав в организм, токсины грибочка этого немедленно вызывают необратимые изменения внутренних органов: некроз печени, почек, полное перерождение тканей селезенки и сердечной мышцы. То есть спасти человека уже невозможно — смертельный исход неминуем! А? Каково?! Да-а… сколько живу, а все не перестаю удивляться чудесам природы.
— Спасибо за лекцию, — сдержанно поблагодарил Горислав Игоревич. — Однако я все-таки не совсем понимаю… Или вы что же, полагаете… думаете, что это я накормил Щербинского-младшего бледными поганками?!
— Вот именно! — следователь ажно затрепетал в пароксизме радости. — Накормили! Поганками! Бледными! Полагаем!
— Ну, это вы бросьте! — решительно заявил Костромиров. — У меня нет привычки солить или мариновать грибы, опасные для здоровья. А тем паче после того — их есть.
— А вот это мы посмо-отрим! — буквально запел Бунтиков, а потом взвизгнул: — Понятые! Сюда!
Две бесцветные личности неопределенного пола в капюшонах разом возникли и закачались, словно «дементоры», на пороге кабинета. Следователь сорвался с места и кинулся на кухню.
— За мной! — истошно крикнул он, подобно генералиссимусу Суворову, зовущему солдат на штурм «Чертова моста». — Проверим холодильник!
— Постойте, постойте, — преградил им путь Костромиров. — Вы что-то желаете изъять? Обыск? Выемка?
— Коли вы добровольно хотите выдать остатки кушанья, которым вчера потчевали Анатолия Щербинского, — тогда выемка, — заявил следователь, — а в противном случае, у меня на обыск имеется санкция прокурора округа Мулдаковского-Бройлера!
— Ну, водку я выдать не могу, — покаялся Горислав Игоревич, — мы ее всю выпили, а что касается грибов…
— Вы их все съели! — заверещал следователь. — Так я и знал! Никаких следов!
— Напротив, — ответил Костромиров, предъявляя эмалированную емкость, — грибы как раз остались. У меня их довольно много, и все съесть мы не сумели, да и не старались…
— Так. Замечательно. В соответствии со статьей сто восемьдесят третьей Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, — торжественно возгласил Бунтиков, — производится выемка… кастрюли с грибами, в которой содержится смертельный яд! Сейчас протокольчик составим…
— Вы что же, хотите всю кастрюлю изъять? — уточнил Горислав.
— Безусловно! — заявил Бунтиков. — Это не кастрюля, а химическое оружие!
— О как! — восхитился Костромиров. — Я и не знал, что у меня дома склад боеприпасов. Однако позвольте-ка, я, в таком разе, отложу себе часть грибов… — И профессор вывалил едва не половину кастрюли в глубокую тарелку.
— Не собираетесь же вы их есть! — вскричал следователь, с ужасом наблюдая за манипуляциями профессора.
— Отчего же «не собираюсь»? Я их уже недели две как ем, — заявил Горислав Игоревич, подцепив на вилку грибок и отправляя его в рот, — и, как видите, жив и здоров.
После составления протокола выемки Бунтиков заявил, что теперь Костромирову над лежит проехать вместе с ним в прокуратуру округа для допроса.
— А прямо здесь нельзя учинить допрос? — поинтересовался Горислав.
— Нельзя! — мстительно отрезал следователь, прижимая к груди кастрюлю с грибами.
Покончив с формальностями, Костромиров вышел из кабинета следователя Бутикова и в коридоре неожиданно столкнулся с уже виденным им ранее в Исторической библиотеке «престарелым рокером». Вежливо поздоровавшись, профессор спросил:
— Вас, вероятно, тоже в связи с кончиной Анатолия Яковлевича вызвали?
— А то как же! — ответил тот, тряхнув поседелым конским хвостом и золотой серьгой. — Ведь я был его секретарем-референтом. Кстати, меня звать — Алексей Иванович Пеклов. А о вас я слышал от покойного, вы — профессор Костромиров.
— Ужасное несчастье! — посетовал Костромиров. — Сначала — дядя, потом — племянник… Уму непостижимо!
— Да уж! Все семейство, как косой. Неизъяснимый случай! — печально пробурчал Пеклов.
