Мне сказали, что Комо находится на третьем этаже, в астрографическом кабинете. Этажи здесь считали от поверхности вглубь. Я спустился туда на лифте прямого сообщения. В огромном, словно корабельный док, зале, под яркими лампами дневного света работали десятки навигационных счетных машин. Я подошел к одному из пультов управления.
— Где найти пилота Комо?
Человек со значком службы навигации на рабочей блузе кивнул в сторону соседней площадки. Там несколько сотрудников возились с авторегистрирующим прибором. Темно-желтая форма пилота Союзного министерства ярким пятном выделялась среди серо-голубых комбинезонов персонала базы. Вот он — Комо. Крупный мужчина с могучими, крутыми плечами.
— Вы пилот Комо?
Мужчина удивленно взглянул на меня. Потом оставил свою работу и подошел.
— Да, я Комо. В чем дело?
— Я друг Машу, входившего в состав третьей экспедиции на Плутон. Меня зовут…
— Неважно, как вас там зовут. В чем дело?
Тускловатые, словно затянутые дымкой глаза внимательно смотрели на меня.
— Я хочу знать подробности смерти Машу.
— Подробности смерти Машу?
— Вот именно.
— Что, собственно, вас интересует?
— Я читал ваш отчет. Там написано, что корабль попал в поток космической пыли, на отражателе образовалась вмятина. Машу вышел наружу, чтобы исправить повреждение, во время работы кислородный баллон его скафандра был поврежден электронным молотом, и Машу моментально умер от удушья.
— Правильно, так оно и было, — кивнул Комо, щелкая зажимом логарифмической линейки.
— Но как могло случиться, что электронный молот ударил по кислородному баллону? Ведь баллон укреплен за спиной.
Комо глубоко засунул руки в карманы брюк, втянул голову в плечи и замигал.
— Как могло случиться… — он запнулся. — Точно не знаю, я ведь не видел. Кажется, пока Машу работал электронным молотом, взорвался его термоизлучатель. Ну, вот, осколок и шарахнул по кислородному баллону…
— Да. Но ведь электронный молот очень важный инструмент. Как же никто из экипажа не проверил его термоизлучатель?
— Наверно, Машу забыл открыть клапан.
— Разве его не страховали другие? Ведь, если кто-нибудь ведет работу в космосе, вне корабля, полагается следить за ним по телевизору и срочно сигнализировать о малейшей опасности.
— Электронный молот был в исправности…
— Значит, надо было провести рентгеноанализ сплава, из которого сделан кислородный баллон.
Комо глянул на меня исподлобья.
— Ты что, собираешься подать на нас в суд?
— При чем здесь суд? Просто жена Машу попросила меня узнать подробности гибели мужа.
На лице Комо появилось сложное выражение. Кажется, он что-то решал для себя.
— Кстати, ты еще не сказал, как тебя зовут.
— Неважно, как там меня зовут.
— Послушай, тут ничего нельзя было поделать. Не думай, я не собираюсь уходить от ответственности, нет! Но ему ничем нельзя было помочь. Неужели ты не понимаешь? Против неизбежности не попрешь… — устало произнес Комо.
— К сожалению, я не признаю неизбежности.
— Это твое дело. Но ты же знаешь, что члены семей погибших часто подозревают тех, кто выжил. И, если ты действительно друг Машу, лучше оставь в покое его кости.
Комо скривил губы, словно от боли.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Ничего. Только то, что сказал. Просто говорю, брось копаться в этом деле и задавать глупые вопросы. Ведь горю уже не поможешь.
— Ладно, так и запомню.
Комо ничего не ответил и, повернувшись ко мне спиной, собрался идти на свою площадку.
— Погоди, у меня к тебе еще один вопрос.
— Ну, что еще?
— Чем болен начальник экспедиции Хино?
Комо медленно повернулся ко мне.
— Этого я не знаю.
— Он заболел на корабле?
— Нет, что ты!
— Интересно… Получается, что Хино заболел, едва ступив на Землю… И прямиком попал в лечебный центр.
Комо молча смотрел на слепящие рассеиватели света.
— Скажи-ка, а этим он не страдал? — я покрутил пальцами возле лба.
Жест оскорбительный, но мне хотелось, чтобы этот медведь наконец вышел из себя. Чтобы в нем вспыхнула злоба. Иногда из такой вспышки можно выудить что-нибудь существенное. Но Комо только вздохнул.
— Не знаю. Я не виделся с ним с того самого дня, как мы приземлились.
Он был просто великолепен.
— Ладно, пока. Мы еще увидимся, и очень скоро, — сказал я холодно.
Немногое удалось узнать. И все же в словах Комо был один существенный момент: «Ты собираешься подать на нас в суд?» Так он спросил. Подать в суд… А что выдвинуть в качестве обвинения? Значит, за что-то можно притянуть их к ответственности? Не уследили за работавшим вне корабля товарищем? Но страхование друг друга — дело добровольное. Ведь у каждого члена экипажа есть свои обязанности. Такими вопросами суд не занимается, это дело совести. Значит, он имел в виду что-то другое. У меня возникло такое ощущение, что туман вот-вот рассеется.
Я попытался привести в порядок свои мысли.
Семьи погибших испытывали смутное недоверие к оставшимся в живых членам экипажа. Я начинал понимать их чувства.
Я подумал, что обязательно надо повидаться с Сан Лин-хяо. Он медик, следовательно, больше других знает о причинах смерти Машу.
В медицинском секторе базы «Луна» мне сказали, что Сан Лин-хяо возглавляет медицинский отдел базы «Зеленый камень» на Венере. Рейсовый корабль на Венеру уйдет только через десять дней. Что ж, пока можно повидаться с Кваем, начальником здешней навигационной службы.
Я нашел его в тесном архивном отделе. Паршивое помещение. Похоже на мышиную нору. Квай, мой старший коллега по Инженерно-технологическому институту, копался в каких-то пыльных материалах. Я узнал его по спине. Заслышав мой голос, он оторвался от толстенной подшивки. Обернулся. Мне стало смешно: точь-в-точь как в былые годы, на его лице появилось выражение удивления — челюсть отвалилась, физиономия вытянулась.
— Кого я вижу! Никак это ты, Рю?!
— Он самый. Как вам здесь работается?
— Да работаю помаленьку. Каким это ветром занесло тебя в наши края?
— Да есть причины. Вот сейчас жду рейсового корабля на Венеру.
— На Венеру? — он свистнул. — Что тебе делать на Венере?
Мне захотелось рассказать ему обо всем. Интересный он человек, Квай. Со странностями.
— Мне надо с вами поговорить кое о чем.
— Знаю я твои разговоры! Небось опять женщина?
— Нет. На этот раз — нет.
— Удивляюсь! Да, кстати, как твоя жена, здорова? Хлебнул я с тобой горя, когда ты женился.
— В данный момент моя жена овдовела.
