— Нужен хороший рентгеновский аппарат, — всё так же задумчиво произнес Тарасюк. — И бокс с манипуляторами. И — на всякий случай — киноаппарат.
— К сожалению, мне не приходилось заниматься такими вещами, — сказал Фернан. — А вам?
— Приходилось, и довольно часто. У нас в институте есть реставрационная лаборатория... Послушайте, господин Гизе! Медный свиток найден в Хирбете, в нескольких километрах от загадочной пирамиды и не так уж далеко от загадочных саммилитов. Разыщите рентген! Остальное я беру на себя.
Глава шестая
КОНЕЦ МЕДНОГО СВИТКА
Через четыре дня Тарасюк зашёл к Фернану Гизе.
Программа командировки была сорвана, — образец материала, из которого некогда изготовили пирамиду, ускользнул из рук Григория. Ускользнула единственная возможность определить когда-нибудь время создания этого диковинного сооружения и сравнить его с временем образования саммилитов.
В канцелярии губернатора чиновники делали непроницаемые лица при одном упоминании о пирамиде.
Тарасюку не удалось услышать ни слова о том, как была она подменена и куда делся её оригинал. Правда, усатый шофёр, который привез Григория в Хирбет, познакомил его с молодым арабом, утверждавшим, что видел, как какие-то «иностранцы» разбили пирамиду.
Но этот свидетель ничего не мог сообщить об иностранцах, кроме того, что они говорили не по-английски. Всё это мало чем могло помочь мушкетеру в разгадке истинного смысла случившегося.
— Не огорчайтесь, Грегори, — утешал его Фернан. — Ваша работа только начинается. Будет ещё много неудач!
— Я не огорчаюсь, — ответил Тарасюк. — Я злюсь! Чувствую, что есть враг, и не знаю, кто он.
Фернан исподлобья взглянул на Тарасюка и тихо сказал:
— Все эти дни я думал о судьбе рукописи, похищенной из монастыря. И о судьбе манускриптов, которые могли лежать в пещерах. Я не люблю утверждать недоказанное, но хотел бы обратить ваше внимание на то, что на нашей планете есть одно хранилище ценнейших документов, доступ в которое закрыт для науки. То самое, где хранится, например, исповедь Сальери, который, по всей вероятности, действительно отравил Моцарта...
— Ватикан?
Фернан молча кивнул.
— И вы утверждаете, — с сомнением в голосе протянул Григорий, — и вы утверждаете...
— Я ничего не утверждаю. Я просто обращаю ваше внимание на то, что такая возможность не исключена. Похищенная рукопись имеет прямое отношение к интересам церкви. Отец Филипп — настоятель, — тот был готов продать её хоть сатане, лишь бы за большие деньги. Вот рукопись и исчезла... Предположение господина Белова тоже имеет отношение к интересам церкви...
Кстати, помните, вчера вы спросили у меня, почему профессор Френсис Клайд из Лайкского университета мог выступить против гипотезы вашего друга? Да ещё наговорить при этом ерунды, хотя он серьёзный учёный. Так вот, я сегодня кое-что выяснил. Президентом попечительского совета состоит там духовное лицо — епископ католической церкви. Когда истинный виновник какого-либо действия неизвестен, я всегда задаю себе вопрос: а кому на пользу это действие? Пользуюсь советом древних римлян... И обычно угадываю.
Конечно, сейчас двадцатый век, а не пятнадцатый. Сейчас не разожжёшь костер в Риме, чтобы сжечь саму мысль о населённых мирах, существующих во Вселенной во множестве. Но почему нельзя опорочить предположение о чьём-то прилете оттуда к нам на Землю?
— Занятно! — мрачно произнес Тарасюк. — Об этом надо подумать. А теперь скажите, как дела с рентгеном?
— Лучше, чем я предполагал. В Бейруте, оказывается, есть сносная лаборатория. Там довольно мощный аппарат...
— Отлично! Не будем терять времени. Мне осталось только рассчитаться с хозяином — и я в полном вашем распоряжении!
Тарасюк в последний раз проверил, открыты ли объективы киноаппаратов, надёжно ли закреплены лапы манипулятора, сжимающие чёрно-зелёный цилиндр свитка, и скомандовал:
— В укрытие!
Их отделила от аппарата толстая бетонная стена. В маленькое окошко, защищённое свинцовым стеклом, был виден только экран.
Григорий надел на руки перчатки, словно взятые напрокат из рыцарских доспехов в историческом музее. Теперь манипуляторы стали как бы продолжением его рук. Фернан уселся за пульт, и они впились взглядом в чуть мерцающий зеленоватым светом экран.
Фернан медленно поворачивал рукоятку. Мощность излучения нарастала. На экране всё заметнее вырисовывался контур цилиндра. Края его были размыты время сильно повредило металл.
— Давайте полный! — сказал Григорий.
Экран стал ярко-зелёным. Цилиндр, бережно поддерживаемый лапами манипулятора, был виден совсем резко. Тарасюк — железные руки там, в камере, повторяли все его движения — поворачивал медный цилиндр с боку на бок, подставляя его потоку лучей со всех сторон.
Весь свиток был покрыт язвами окиси. Маленькие островки неповреждённого металла тонули в море ржавчины. Самый большой островок был как раз в середине цилиндра.
— Приглушите! — попросил Григорий.
Зелёное мерцание стало мягче.
— Стойте! — закричал Фернан. — Стойте! Неужели вы не видите? Сейчас я сделаю порезче!
Теперь и Тарасюк увидел, что тёмный островок в центре изображения покрыт причудливым переплетением более светлых линий.
Григорий нажал кнопку постоянного режима. Через несколько минут можно было разглядеть такие же, едва заметные знаки и на других неповреждённых островках меди.
Но как ни пытался он сделать изображение более чётким, это ему не удалось. Мешали толстые слои окиси.
— Придётся разворачивать! — проговорил наконец Фернан. — Другого выхода нет! Включаю киноаппараты!
Стальные лапы за экраном задвигались. Фернан с уважением покосился на большие руки Тарасюка.
На экране было видно, как начал раскручиваться свиток. Цилиндр стал шире на несколько миллиметров, потом на сантиметр, потом ещё на сантиметр...
— Резче! — тихо скомандовал Григорий.
Экран вспыхнул, и на краю свитка показались чёткие замысловатые значки, нечто среднее между иероглифами и буквами.
Неожиданно край свитка вместе с письменами начал таять и через мгновение совсем исчез. Цилиндр стал тоньше.
И хотя они знали, что отогнутый край неминуемо должен рассыпаться в пыль, хотя к этому печальному событию хорошо подготовились и были уверены, что все подробности надежно зафиксированы киноаппаратами, в укрытии раздался громкий вздох.
— Разворачивайте дальше! — произнёс Фернан.
Большие руки Тарасюка снова осторожно задвигались, и снова начал пухнуть на мерцающем экране тёмный цилиндр.
