— Ты что! Ты что, не знаешь? Убить паука — это плохая примета. И она сбудется, я тебе это гарантирую. — Он подставил ладонь, паук опустился на нее. Род нежно погладил его. — Ладно еще, хоть в «черную вдову» не обратилась. Ты — самый красивый паучок, которого я когда-либо видел.
Паук весело заплясал на ладони Рода.
— Послушай, милая, мне нужна мышка, чтобы выманить этого часового за угол. Поможешь?
Паук утратил очертания, превратился в крошечную дымку, и в одно мгновение на ладони Рода оказалась мышь.
Она спрыгнула на пол и побежала.
— Да погоди, не так быстро! — Род накрыл ее рукой и осторожно поднял. — Прости, милая! Ведь на тебя могут наступить, а если с тобой что-нибудь такое случится, я этого просто не переживу. — Он поцеловал мышь в носик и услышал, как за его спиной давится от смеха Большой Том. Мышка же была просто вне себя от радости. — Так вот. Ты лучше сотвори мне мышку из этой кочки ведьмина мха. Ты ведь сумеешь, малышка, правда?
Мышь кивнула, повернулась на ладони Рода и уставилась на белесый нарост на стене.
Кочка мха мало-помалу сжалась, выпустила длинный вырост — хвостик, затем усики, потом цвет ее стал коричневым, и вот уже по стене вниз сбегала самая настоящая мышь.
Том ахнул и перекрестился.
Род сдвинул брови.
— А я думал — ты атеист.
— Не в таких случаях, господин.
А мышка, сотворенная из ведьмина мха, уже сворачивала за угол.
Большой Том вынул кинжал, перевернул его, сжал в кулаке лезвие. Тяжелая рукоятка превратилась в некое подобие дубинки.
Храп за углом утих, сменился недовольным ворчанием.
— У-у-у-й! Так ты кусаться вздумала? Ах ты, мелкая тварь!
Табурет, на котором восседал часовой, со стуком повалился на пол. Часовой дважды топнул, оба раза промахнулся, и вот поджидавшие за углом злоумышленники услышали приближавшийся к ним топот ног.
Том приготовился.
Мышь выбежала из-за угла.
Часовой, чертыхаясь, выскочил следом за ней, поскользнулся, поднял глаза, увидел Тома и даже испугаться толком не успел, как рукоятка кинжала Тома угодила ему по затылку, издав при этом выразительный, хоть и приглушенный стук.
Род испустил вздох облегчения:
— Ну, наконец!
Часовой послушно повалился на подставленные руки Туана. Молодой дворянин посмотрел на Рода и улыбнулся:
— Кто сражается заодно с чародеем, всегда побеждает.
— Ну… это так, мелочь, — смущенно пробормотал Род.
Том подмигнул и вынул из кошеля на ремне моток черной бечевки.
— Нет, это он вмиг разорвет! — запротестовал Туан.
Том только усмехнулся в ответ.
— Рыболовная леска? — поинтересовался Род.
— Лучше, — отозвался Большой Том, опустился на колени и принялся связывать часового. — Плетеный синтетический паучий шелк.
— Без тебя у нас бы ничего не вышло, — сказал Род и ласково погладил уютно устроившуюся на его ладони мышку.
Мышка наморщила носик и проскользнула между двумя пуговицами камзола Рода.
Род с трудом удержался от смеха, прижал руку к животу:
— Эй, осторожнее! Щекотно!
Том надежно связал часового, заткнул его рот кляпом, который для верности обвязал шнурком.
— А где мы его спрячем? — прошептал Туан.
— Тут поблизости есть надежное местечко, — отозвался Том. Прикусив язык, он закрепил шнурок узлом — не иначе как гордиевым.
— Эй! — Род прижал руку к пряжке ремня. — Все, прекрати!
— Тут на стене скоба для факела, — сообщил Туан.
— Она-то нам и нужна, — проворчал Том, поднял с пола бесчувственного часового и перебросил петлю через скобу.
Род покачал головой:
— А вдруг сюда кого-нибудь занесет? Нельзя, чтобы он вот так висел. — Он сунул руку за пазуху и прервал увлекательное странствие мыши по его торсу. — Послушай, малышка, ты знаешь, что такое дименсиональная воронка?
Мышка удивленно заморгала и растопырила усики. Затем решительно помотала головкой.
— Ну а… временной карман?
Мышка энергично закивала, ее мордочка выразила глубочайшую сосредоточенность… и часовой исчез.
Туан задохнулся от ужаса, раскрыл рот.
Большой Том поджал губы, помолчал пару мгновений, затем выпалил:
— Ну… вот! Ну все, пора трогаться.
Род усмехнулся, опустил мышь на пол, развернул и подтолкнул:
— Ну а теперь спрячься, прелестная зверушка. Но держись неподалеку — как знать, может, ты мне еще понадобишься.
Мышь поспешила прочь, весело пискнув на прощанье.
— Не сомневаюсь, Пересмешник теперь спит в бывшей комнате Туана, — негромко проговорил Том. — Будем надеяться, что и приспешники его ближайшие где-то неподалеку.
— Не может ли быть так, — прошептал Туан, — что один из них не спит? А быть может, кто-то из них назначен начальником караула?
Том медленно обернулся, по-новому взглянул на молодого Логира.
— А что? — сказал он, прищурясь. — Молодец. Догадка правильная. За мной, — распорядился он, и троица тронулась в путь.
По дороге им попался еще один часовой — его они просто обошли.
Общий зал, по обыкновению грязный и запущенный, был темен. Только угли в очаге догорали да еле чадили факелы, но и при их тусклом свете была видна широкая каменная лестница, что, с трудом являя свое было изящество, вилась вдоль дальней стены.
Лестница вела к галерее, нависавшей над залом. Поднявшись на галерею, можно было попасть в отдельные комнаты.
Рядом с очагом на огромном стуле восседал, развалившись, и громко храпел широкоплечий верзила с лицом пыточных дел мастера. У подножия лестницы стоял часовой, сонно моргая и позевывая. Еще двое часовых стояли по обе стороны от двери, расположенной в центре галереи.
— Невесело, — сообщил Том, вернувшись в коридор. — Их четверо, нас трое, да и расстояние между ними такое, что двое запросто могут поднять тревогу, пока мы будем возиться с другими двумя.
— Притом до любого из них еще добраться надо, — добавил Род.
— Можно было бы прокрасться за столами и стульями, — предложил Туан. — А тот, что возле лестницы стоит, того и гляди уснет.
— Тогда те двое, что внизу, исключаются, — согласился Род. — Но как быть с парочкой на балконе?
— Ну… — смущенно проговорил Туан. — У меня с собой праща имеется.
Он вытащил из сумки обрывок кожи, к которому были прикреплены два сыромятных ремешка.
— Где это ты… вы выучились с рогаткой обращаться? — проворчал Том, глядя на то, как Туан распутывает ремешки. — Это же крестьянское оружие, а не забава для сынков аристократов.
Во взгляде, которым Туан одарил Тома, просквозил упрек.
