— Подходяще. Надеюсь, твоя диссертация посвящена не каким-нибудь новомодным атеистическим теориям?
— Господин! — уязвленный в самое сердце, воскликнул Том. — Как кто-то может доказать или опровергнуть существование нематериального существа на основании материальных данных? Это же главное противоречие…
— Джентльмены, — насмешливо проговорил Туан, — мне очень неловко прерывать ваш ученый спор, но Пересмешник того и гляди может проснуться.
— А? О! О да! — Род повернулся к двери. — Встретимся через несколько минут, Большой Том.
— Да, надо будет продолжить этот разговор, — ухмыльнулся Том и направился к двери справа.
Род онемевшими руками толкнул дверь в комнату Пересмешника.
Дверь скрипнула. Застонала. Взвизгнула. Можно сказать — выразила официальный протест.
Род бросился в комнату, успев сообразить, что Пересмешник нарочно не смазывает петли, пользуясь их плачевным состоянием, как примитивной системой сигнализации. В этот же миг Пересмешник вскочил с кровати с криком:
— Грязный убийца! — и ожесточенно замахал руками, исполняя мастерские блоки.
Род закрылся от рубящего удара, нацелил собственный удар в солнечное сплетение. Ответом ему был грамотный блок и вопль Пересмешника:
— На помощь!
Только Род успел подумать о том, как это смешно, что обладатель черного пояса зовет кого-то на помощь, как понял, что сейчас получит сильнейший удар в пах.
Он отскочил назад, Пересмешник прыгнул за ним и одарил его таки задуманным ударом.
Род, сгруппировавшись, упал на спину, скорчился от боли, увидел ступню, летящую к его нижней челюсти, и в последнее мгновение ухитрился откатиться в сторону. Ступня вскользь задела его щеку.
Алые искры засверкали на черном фоне. Род отчаянно затряс головой.
Сквозь звон в ушах он услышал еще один зов на помощь и рев Большого Тома:
— Заряжай рогатку, Туан! На крик сбегутся часовые!
А потом великан склонился к Роду. Лицо его выражало искреннюю озабоченность.
— Вы сильно ранены, господин?
Никогда еще пивной перегар и запах лука не казались Роду поистине райскими ароматами.
— Я в порядке, — выдохнул он. — Слава богу, удар пришелся вскользь.
— Встать сможете?
— Через минуту. Правда… Гвен будет несколько огорчена. Как же ты его уложил, Большой Том?
— А я его за ногу ухватил, когда он замахивался, — усмехнулся Том, — и задрал ее повыше. А потом апперкот ему отвесил, он и вырубился.
Род вытаращил глаза:
— Что-что ты ему отвесил?
— Апперкот.
Род перекатился на бок, встал на колени, восхищенно покачал головой:
— «Апперкот убирает черный пояс». Репортеров сюда!
За дверью послышался крик, но тут же прервался.
Род поднял голову, прислушался, поднялся на ноги, зажал руками пах и, невзирая на яростные протесты Тома, буквально вывалился из двери.
На каменном полу в общем зале лежали еще три тела.
Туан стоял у поручня балкона, растянув в руках рогатку. Губы его были скорбно сжаты, глаза потемнели от горя.
— Сначала один явился, — монотонно проговорил он, — потом другой, за ним — третий. Первых я уложил, они и крикнуть не успели, а с третьим замешкался. — Туан повернулся спиной к поручню. Помолчал и сказал — медленно, с тоской: — Ненавижу убивать.
Только тут он увидел Рода.
Род, тяжело дыша, кивнул. Острый приступ тошноты заставил его ухватиться за поручень.
— Ни одному человеку, если он, конечно, достоин того, чтобы зваться человеком, это не по душе, Туан. Но не стоит так сокрушаться. Это ведь война, как-никак.
— О нет, мне и прежде случалось убивать, — покачал головой Туан и закусил губу. — Но… убить тех, кто всего лишь три дня назад пил за мое здоровье!..
Род кивнул и прикрыл глаза:
— Понимаю. Но если ты надеешься стать королем или хотя бы хорошим герцогом, Туан, тебе придется научиться забывать об этом. — Он взглянул на юношу. — И потом, не забывай: будь у них такая возможность — они бы убили тебя.
На балкон вышел Том. На руках он, словно ребенка, нес Пересмешника.
Выглянув за поручень, он помрачнел.
— Новые жертвы? — Он отвернулся, осторожно уложил Пересмешника на пол рядом с его приспешниками и вздохнул. — О Господи! Такие времена, такие нравы — что тут поделаешь?
Том принялся связывать первого из командиров — долговязого, тощего мужчину с рубцом на месте одного уха — образчиком королевского правосудия.
Род посмотрел на того, кивнул. Пересмешник мудро подбирал себе соратников. Они имели все причины ненавидеть королеву.
Род медленно выпрямился, кривясь от боли.
Туан смотрел на него.
— Вам бы надо посидеть, передохнуть, Род Гэллоугласс.
Род охнул и покачал головой:
— Все нормально, только больно немного. Не лучше ли поскорее оттащить этих троих в темницу?
Тут глаза Туана сверкнули.
— Нет. Свяжем их и оставим здесь. Мне они понадобятся.
— Что значит — понадобятся? — нахмурился Род.
Большой Том поднял руку:
— Не спрашивайте, господин. Раз Туан так сказал, значит — так надо. Этот парень свое дело знает. Говорят, бывали такие люди, чтобы еще вот так умели толпой управлять, только лично я их ни разу не видал.
Он развернулся, сбежал по лестнице, послушал, не бьется ли сердце у тех троих, которых Туан уложил последними, обнаружил-таки одного живого, связал его, затем быстро перетащил всех на балкон. Потом снова сбежал вниз, подобрал третьего командира, лежавшего на полу возле очага, и уложил на плечо.
— Том! — окликнул его Туан. Верзила задрал голову. — Захвати рог, что висит над каминной доской, и барабан — он висит рядом.
Том кивнул и снял с гвоздя покореженный охотничий рог, потом выбрал один из грубых барабанов — обычный небольшой бочонок, обтянутый кожей с двух сторон.
Род нахмурился:
— На что вам понадобились рог и барабан?
Туан ухмыльнулся.
— На роге играть умеете?
— Ну, не сказал бы, что я владею этим инструментом в совершенстве, но…
— Сгодится, — кивнул Туан. Глаза его весело блестели.
Большой Том взошел вверх по лестнице, таща на плече третьего командира. На другом плече у него болтались рог и барабан.
Он бросил на пол инструменты и уложил связанного рядом с его товарищами. Выпрямился, подбоченился, ухмыльнулся:
— Ну, господа хорошие, и что же мы теперь с ними со всеми делать будем?
— Ты возьми барабан, — распорядился Туан, — а когда я дам знак, надо будет свесить этих четверых с балкона, но только не за шеи. Для нас будет гораздо лучше, если мы оставим их в живых.
