- А этого и не было, - сказал я себе голосом Бориса.
- Ммм... что? - сонно пробормотала Лада.
- Спи, - прошептал я. - Все хорошо.
Вот как? Может быть, и Бориса я тоже выдумал? Неужто я такой... Какой? Кто я?
Сон все-таки сжалился надо мной, и всю ночь я провел среди смутных, неясных образов, которые сменяли друг друга, перетекали из одного в другой. Мне снился Витамин. Он растолстел, раздобрел, стал вальяжным. Его жена Прасковья смотрела на него влюбленными глазами. Хозяйство у них разрослось, они стали самыми зажиточными в деревне. Я видел катастрофу. Дома рушились ни с того, ни с сего, поднимая клубы пыли. Я слышал крики заживо погребенных и раненых. Я видел убогую каморку, в которой ютились десять человек, вечно голодных и обозленных...
- Сережа, что с тобой? - услышал я.
Надо мной склонилась Лада.
- Дурной сон, - сказал я, чувствуя, что не могу шевельнуться. - Знаешь, я весь затек. Тебе придется помочь мне подняться.
Ночью было достаточно холодно, я жутко продрог. Меня начала бить крупная дрожь. Кое-как я поднялся. Мускулы одеревенели и не желали подчиняться. Лада принялась растирать меня сильными руками.
Утро поднималось над лесом. Блекли звезды, таял Млечный путь. В лесу было удивительно тихо. Почему не поют птицы? Почему так неестественно тихо?
Потом мы завтракали под развесистой сосной, болтая обо всем и ни о чем, потом пошли на восток. Прав был Борис. Сны неясны и недостоверны, они состоят из страхов и вожделений, они не запоминаются целиком. Не верю тем, кто рассказывает сны в мельчайших подробностях, как хорошо написанный рассказ. Они лгут, они придумывают то, чего не помнят, они приукрашивают и выдумывают то, чего не видели. В снах есть только неясные образы и ощущения, томления, кошмары, не имеющие ничего общего с жизнью, это всего лишь отголоски жизни, ее слабые тени.
Прав Борис - то, что я видел тогда, когда Лада ушла из квартиры с Ларисой, было гораздо более настоящим, чем моя жизнь с Надей, которую я не помню целиком, и которая, скорее, и есть сон. Вот чертовщина! Откуда же такое твердое наваждение? Ведь я до сих пор тоскую по ней!
К вечеру местность сделалась пересеченной, нам приходилось подниматься на холмы и спускаться в лощины, следуя изгибам дороги. На горизонте замаячили сопки. Равнина кончалась. Нам преградила путь широкая река. Река вздрагивала под порывами легкого ветерка. Дорога спускалась к самой воде и исчезала в ней. Мы постояли несколько минут, вглядываясь вдаль, и заметили на противоположном берегу тусклый огонек.
- Там паром, - сказал я, разглядев темную громаду у берега. - Но у нас нечем заплатить.
- Это у вас нечем, - засмеялась Лада. - А у нас есть. Деньги, вот!
- Деньги?! - восхитился я. - Сто лет не видал денег. Покажи!
Лада порылась у себя в котомке и достала несколько монет. Я посмотрел их. Это были Российские рубли тысяча девятьсот девяносто седьмого года.
- Угу, - сказал я. А ты пробовала рассчитываться с кем-нибудь этими деньгами? Может быть, здесь такие монеты не принимают?
- Да ну, - с сомнением произнесла Лада, тщательно пряча деньги. - Примут, небось. Надо как-то вызвать паром-то.
Я велел ей ждать на берегу, а сам пошел в лес, сломал смолистую сосновую ветку. Вернулся на берег, достал огниво, принялся высекать огонь.
- Да ты просто из каменного века! - восхищенно сказала Лада. - А зажигалка не подойдет?
Она протянула зажигалку. Я крутанул колесико, посмотрел на язычок пламени, потом на Ладу.
- Да уж, - сказал я. - Сейчас газ для зажигалок днем с огнем не сыщешь.
Я разжег маленький костер, чтобы запалить ветку, и скоро размахивал горящим факелом.
- Может покричать? - спросила Лада.
- Давай.
- Эй! - звонко закричала она. - Эй, мы здесь!
Я заметил, что огонек мигнул несколько раз, потом пропал, и через минуту загорелся снова. Темная громада парома начала двигаться к нам. Через полчаса паром причалил к берегу метрах в двадцати от дороги. Там к высокому дереву был привязан металлический трос.
- Эй, на пароме! - крикнул я. - Переправиться надо бы.
- А платить есть чем? - спросил сиплый голос.
Обладатель голоса облокотился о поручни. Это был черный, заросший бородой мужик очень маленького роста. Он осклабился, и стало видно, что во рту у него не хватает зубов.
- Заплатим! - крикнула Лада. - В накладе не останешься.
- Ну, если ты платить станешь, - загоготал мужик, - то я согласен.
- Размечтался! - Лада тоже засмеялась.
- Угу, - тихо сказал я. - Милые деревенские шутки.
- А то, - так же тихо ответила Лада. - Поулыбаюсь, позубоскалю, глядишь, он и за счастье посчитает бесплатно перевезти.
Паромщик тем временем сбросил на берег шаткие мостки, по которым мы, с трудом сохраняя равновесие, поднялись на борт. Паром представлял собой квадратный плот, огороженный толстыми жердями. С правого борта был устроен ворот, через который пропущен трос. В левом углу, на шесте, висел тусклый жестяной фонарь.
- Эй, девица-красавица! - загудел мужик. - А этот, что же, муженек тебе будет? Как же ты расплачиваться со мной станешь? Али он отвернется?
Он громко заржал, запрокинув голову. Потом повернулся ко мне.
- Ты не серчай, брат, - сказал он и подмигнул разбойничьим глазом. - Язык почесать на реке - милое дело. Тут ведь как? Никого нету днями да ночами. Потом вдруг - хлесь! - кто-то объявится. Вот как вы. Не серчай, но баба у тебя больно худа да костлява. Видал бы ты мою женку! Кровь с молоком! Есть, за что подержаться!
Он загоготал и принялся крутить ворот.
- Эй, красавица! - позвал он Ладу через минуту. - Ты чем расплачиваться-то будешь? Муженек твой мне чуть зуб не вышиб за тебя. Люба ты ему, видать.
Лада подошла, чиркнула зажигалкой. Перевозчик посмотрел на огонек, цыкнул зубом.
- Не, не годится. Хороша вещица, да недолог у ней век. Кончится газ, выбросить только. А что другое есть?
- Огниво есть, - сказал я.
- Ну-ка, ну-ка, - заинтересовался паромщик.
Я достал огниво, трут, сел на доски, чиркнул кресалом по кремню. Трут задымился. Я раздул огонь, оторвал его и бросил в воду.
- Годится! - оскалился мужик.
Мы с Ладой сели, прислонились к столбу ограждения.
- Зачем ты ему огниво посулил? - спросила она. - Он бы и зажигалкой удовлетворился.
- Да ладно, - сказал я.
- Ладно, ладно, - ворчливо передразнила Лада. - Придем в город, чем за ночлег расплачиваться будем?
- А рубли твои?
- Смеешься? Их на два часа не хватит.
- Что-нибудь придумаем.
- Слышь, красавец! - громко сказала Лада. - А если мы деньгами заплатим?
- А сколь денег-то у вас?
- Тридцать рублей.
- Не, - осклабился паромщик. - Не пойдет. Сговорились уж на огниво.
- Хорошо, - согласилась Лада. - Тогда сдачи с тебя сто целковых.
