война, противники обращались друг с другом так же жестоко, как прежде с покоренными народами. Мирные жители вынуждены были бежать в деревни или прятаться в подвалах. Вермахт и СС вступили в борьбу и на территории России. Двадцать лет Гитлер удерживал всю власть, и с его уходом хрупкая, разъедаемая соперничеством группировок структура рухнула. Пользуясь ситуацией, русские нарушили перемирие и двинулись на запад.
Армия надеялась на быструю победу, однако гражданская война бушевала больше полугода; немецкие земли одна за другой подчинялись власти военных, но медленно и с трудом. Армия пользовалась поддержкой флота и большинства гражданского населения, и ни для кого не было секретом, что американцы, возглавляемые вступившим в должность Эдлаем Стивенсоном, тайно направляли военным боеприпасы и снаряжение через Гамбург. Но эсэсовцы под руководством Гиммлера, провозгласившего себя новым фюрером, и его заместителя Гейдриха повсюду дрались до последнего человека. Неделю назад пала Вена, оплоты нацистов остались только в Баварских и Австрийских Альпах; они были отрезаны от путей поставок провизии и топлива. Восточный фронт окончательно рухнул, войска Российской Федерации продвигались на запад стремительнее, чем кто-либо мог предположить. По мере их продвижения выяснялись чудовищные обстоятельства: были обнаружены трудовые лагеря, такие же суровые, как созданные Сталиным, и огромные концентрационные лагеря с газовыми камерами и крематориями. В руках русских оказались большая часть Украины и восточная Польша. Неделю назад они ворвались на Крымский полуостров, пошли слухи о безжалостном истреблении немецких поселенцев. Лишившиеся поддержки со стороны германской армии режимы-сателлиты в Восточной Европе шатались и падали. Повсюду на востоке этнических немцев, даже тех, кто мирно жил там веками, уничтожали или вынуждали бежать на запад. Во Франции полным ходом шли тайные переговоры между правительством Петена – Лаваля и французским Сопротивлением; французских евреев выпускали из лагерей временного содержания, где они провели не один месяц. В Италии Муссолини был отправлен в отставку своей же фашистской партией, в Испании группа офицеров свергла и расстреляла генерала Франко. В Европе воцарился хаос, местами вспыхнули войны. В Сенат-хаусе разыгралось настоящее сражение: Роммель и его военные против СС. Армия победила. Роммель остался послом, эсэсовцы оказались в плену либо были убиты. Роммель обещал, что, как только гражданская война закончится, в Германии пройдут выборы. Теперь настал черед Англии.
За обеденным столом в Чартуэлле Бивербрук предложил Черчиллю видное место в правительстве Национального единства; остальным присутствующим предстояло занять министерские посты. Мосли и его фашисты не входили в состав кабинета. Черчилль наотрез отказался контактировать с ними, упирая на то, что лишь Британское Сопротивление имеет моральное право на власть. Следует разобраться со сторонниками Мосли, которые окажут сопротивление, а затем назначить выборы.
– Фашисты не отдадут власть добром, – заявил Бивербрук. – Лучше, если мы будем на вашей стороне, чтобы повести с ними переговоры.
– Вас можно больше не брать в расчет, – грубо ответил Бивен. – И это вы дали им ту власть, которую они имеют.
Бивербрук выглядел ошеломленным.
– Мы ведь дружили, Най, – сказал он.
– Это моя ошибка. И это было давно.
Бивербрук развел руками:
– Евреев выпустят из лагерей. Я уже заявил об этом публично. Мне с самого начала не хотелось отправлять их туда.
– Им возвратят все их дома и имущество, – настоял Черчилль. – Всех сторонников Мосли, а заодно ваших, въехавших в их жилища, следует выставить вон.
– Это будет непросто…
– Выставить вон! – пророкотал Черчилль. – Всю их чертову шайку!
– Ну хорошо. И я обещал, что сниму Мосли с должности министра внутренних дел. В доказательство нашей доброй воли.
– Но уйдет ли Мосли тихо? – спросил Эттли. До того он говорил мало, попыхивая трубочкой, но внимательно следил за происходящим. – Его сторонники недовольны освобождением евреев. Очень хорошо, что вы передали лагеря под контроль армии. Вспомогательная полиция могла бы ослушаться приказа.
– Я распущу окси. – Бивербрук возвысил голос. – Но если они и люди Мосли воспротивятся переменам в правительстве, вам потребуются старая полиция, армия, силы охраны правопорядка. Вы полагаете, что они станут вам подчиняться, если меня и моих сторонников не будет? Мы управляли этой страной двенадцать лет. Половина ваших людей – социалисты, вы дрались с военными и полицейскими на улицах. Что, если правоохранительные органы вас не поддержат? Вы намерены вооружить красных и повести их в бой? Заводских рабочих и шахтеров?
– Они уже сражаются, – спокойно парировал Бивен.
Эттли кивнул. Черчилль посмотрел на Бивербрука.
– Когда вы уйдете, все разумные люди сообразят, что дни авторитарного правительства сочтены, и попрыгают из вашего вагона в наш, чтобы сохранить свои шкуры. Это уже происходит. – Черчилль склонился над столом. – А с теми, кто этого не сделает, с фанатиками, чернорубашечниками Мосли, следует разобраться при помощи силы. Времена переменились, Макс, я всегда знал, что так и будет. Как только что сказал Бивен, вас можно больше не брать в расчет.
– Что будет с Индией? – буркнул Пауэлл и в упор посмотрел на Черчилля. – Вы всю свою жизнь отвергали идею независимости Индии. Называли Ганди полуголым факиром. Но эти люди, ваши люди… – он указал на Эттли и Бивена, – намерены отпустить ее.
– Мы не в состоянии больше удерживать Индию, – проронил Черчилль. – Возможно, я ошибался. В любом случае я проиграл.
Пауэлл сердито смотрел на него через стол.
– Индия – наша, – заявил он своим резким, гнусавым голосом.
Колвилл не удивился бы, если бы Пауэлл, самый ярый националист из всех присутствующих, присоединился к Мосли и его борьбе. Вот с Бивербруком такого точно не произойдет.
– Если я соглашусь уйти, что будет со мной? – спросил старик, чьи жирные губы слегка дрожали. – И с остальными за этим столом?
Черчилль ответил не сразу.
– Если согласитесь уйти с миром, – сказал он наконец, – мы отпустим вас с миром.
– Удалитесь в сельское поместье, – с издевкой добавил Бивен.
– Нет, вам придется покинуть страну, Макс, – заявил Черчилль и махнул рукой. – Быть может, вам удастся вернуться на родину, в Канаду. Не знаю.
– Мои газеты…
– Придется их отдать, – заявил Бивен, повысив голос. – Двое или трое владельцев, навязывающих свое мнение всему народу, – это не свободная пресса. Мы продадим ваши газеты по одной, разным людям.
Бивербрук ощетинился:
– Вы отправляете меня в изгнание, потому что мои сторонники сплотятся вокруг меня, и вы это знаете…
– Нет, – отрезал Эттли. – Потому что вы негодяй. И всегда им были.
К тому времени, когда Бивербрук и его спутники отбыли, чтобы посоветоваться с остальными министрами, лидеры Сопротивления знали, что победа за ними. Все ликовали, но Черчилль выглядел утомленным. Через несколько минут он попросил оставить его наедине с Колвиллом. Когда остальные ушли, он медленно, тяжело поднялся, подошел к
