– Еще раз, сначала, – зловеще повторил Каще, когда полозок уперся в край и остановился.
Я снова включил трек. На этот раз Каще дослушал только до середины, рывком стянул с головы наушники и распрямился.
– Мы поступим так, – сообщил он. – Подготовьте мне до завтра полный отчет, что вы – лично вы – сделали за полугодие. Для бухгалтерии, – уточнил он с ударением. – И заявление. И на этом мы расстанемся. Вы неплохой математик… наверно. Даст бог, найдете себе применение в других проектах NASA. Но не в моих. Всего доброго, мистер… Лощиненко.
Это был первый раз, когда Каще напрягся и выговорил фамилию правильно. Подчеркнул серьезность сказанного.
– Мне жаль, мистер Каще, – вздохнул я.
– Мне тоже.
Спорить с Каще бессмысленно. Было очень обидно, и лишь слегка утешала мысль, что у самого Каще положение гораздо хуже: рано или поздно ему тоже придется писать свой отчет – о том, что сделала за два года вольфрамовая ванна с водой на геостационарной орбите. Это понимают все, потому он так и психует последнее время.
– Мне жаль, мистер Каще, – повторил я.
Тот не ответил – повернулся и зашагал к выходу. И когда стеклянные двери отдела почтительно разъехались перед ним, остановился в проеме, обернулся и добавил:
– Да, и к докладной приложите сам текст.
– Что, простите?
– Текст, – без интонации повторил Каще. – Ваш текст.
– Какой текст?
– Спич, который вы сочинили. Хочу прочесть с листа и показать знакомому психиатру.
Каще вышел. Стеклянные створки постояли недоверчиво и мягко закрылись. А я сидел еще долго, тупо глядя на экран и никак не решаясь нацепить наушники и запустить трек.
Надо признать, что, несмотря на заносчивый характер, Авербан Каще обладал и многими приятными чертами. Во-первых, он никогда не перебивал. Мог заявить «вы бредите» или «пойдите прочь, нам не о чем говорить» – но только после того, как собеседник закончит. Во-вторых, Авербан Каще никогда ничего не отметал сходу, а лишь требовал проверки. В-третьих, если было надо, он с удивительной легкостью умел менять точку зрения и совершенно спокойно признавал свои ошибки. Да и вообще был отходчив. Наконец, он быстро соображал и столь же быстро принимал решения.
Уже через пятнадцать минут после того, как я догнал его в коридоре и заставил меня выслушать, над перегонкой веретена в аудио трудился какой-то личный IT-отдел Каще. Сам он потребовал, чтобы я дал подписку о неразглашении, срочно вызвал начальника внутренней безопасности и долго с ним о чем-то говорил в кабинете.
Все это время я провалялся в приемной на диване с ноутбуком и наушниками – набирал проклятый текст со слуха. А когда набрал, сделал еще и редакторскую версию – переложил этот чудовищный акцент на нормальный литературный английский. Наконец Каще меня вызвал.
– Энди, дружище, садитесь, – он приветливо показал на кресло, а сам метнулся к кофеварке, – кофе?
– Спасибо, не откажусь.
– Энди, – буднично возясь с кофеваркой, начал Каще, – скажите, а каково ваше мнение? Я так и не успел спросить в этой суете.
Я задумался.
– Варианта два: либо это чья-то шутка, либо это правда.
– Допустим для начала, шутка. Какие версии?
-Либо кто-то навел помеху на аппаратуру на орбите, ну, на ванну…
Каще вздохнул.
– Мне очень обидно, когда нейтринный резонатор вы называете ванной. Я знаю, вы все его так называете за моей спиной. Но я потратил на него почти двадцать лет, и мне обидно.
– Простите. Я продолжу: второй вариант – кто-то обманул приемную станцию на Земле, подсунул сигнал якобы со спутника. Третий вариант: кто-то проник в сеть дата-центра и поменял данные уже у нас.
– Веретено зафиксировано на орбите, – покачал головой Каще.
– Но подменить его на звуковой ролик могли на Земле.
– Зачем?
– Я сейчас просто фантазирую.
– Фантазируйте. Но эту версию я тоже проверил – веретено никто не менял.
– Как проверили? – удивился я.
– Отправил на орбиту команду компьютеру сконвертировать данные прямо на орбите, взяв их из блока самописца. И вниз отправить готовый звук в mp3… – Каще помолчал. – Ну а если это правда? – спросил он. – Вы сделали расшифровку этого чудовищного акцента, как я просил? Прочтите мне.
Я начал читать:
«Плесень жизни! Ничтожества трехмерного мира! Перед вами послание из высших измерений, которое вы вряд ли додумаетесь запеленговать и услышать! Мы, жители 18-мерного пространства, отправили его, просто чтобы сообщить: вы грязь под ногтем Вселенной! Вселенная огромна, и число ее измерений бесконечно! Но именно вы живете на том последнем рубеже, где пространство свернулось почти по всем осям и его размерность стремится к нулю! Трехмерные плоские амебы! Ваш мозг даже не в состоянии представить, как на самом деле выглядит настоящий мир! Длина, ширина, высота – вот и все, что доступно вашему пониманию! А знаете ли вы, что существует еще долгота, глубинность, выдлинность… тьфу! У вас и слов таких нет в вашем примитивном языке! Вы когда-нибудь видели красоту хотя бы пятимерной живой природы? Способны себе представить шестимерное искусство? Восьмимерные спортивные игры? Так с чего вы, зазнавшиеся кляксы грязи, вообразили себя лучшими во Вселенной? Знали бы вы, как нам, жителям 18-мерных пространств, смешно, когда клякса начинает хвалиться своей природой, спортом и культурой, считая себя лучшей в мире! Ущербные ничтожества! Сидите тихо в своей сплющенной дыре и помните: вы грязь, плоская тупая грязь».
– Хорошая расшифровка, – похвалил Каще. – Но мне помнится, что в оригинале слово «Вселенная» они произносили не как world, а как universe. «С чего вы, кляксы, вообразили себя the best in the Universe?»
– Именно так, – кивнул я. – А есть разница?
– Есть, – ответил Каще серьезно. – Вы вообще телевизор смотрите, Энди?
– Нет, – признался я удивленно. – А у вас хватает на это времени?
– Утром, пока пью кофе. Так вот, «The best in the Universe» – это цитата. Слоган рекламы пива, которая сейчас везде. Они обиделись именно на это! Вы же видите по тону –они обиделись на нас! Улавливаете мысль?
– Нет, – честно ответил я.
Каще встал и зашагал по кабинету своей нелепой приседающей походкой, задумчиво отмахивая рукой. За эту походку его за спиной называли баскетболистом.
– Как бы ни был чудовищен акцент, – сообщил он, снова остановившись передо мной, – но тот голос произнес отчетливо: вы, плесень, смеете хвалиться своей природой, культурой и спортом. Вам ничего не напоминает этот список претензий?
– Не понимаю. – Я покачал головой. – К чему это все?
– Ну вы же физик-математик! – взорвался Каще, раскинув в стороны свои длиннющие руки. – Включите мозг! Станция! Орбитальная станция, где работает нейтринный резонатор! Три телеканала! Вы разве не знаете, какие каналы транслирует станция?
