— Да… нет… я не знаю.
— Ну ладно, как бы там ни вышло, а у тебя будет свой шанс.
— Пить…
— Конечно. На. — Ллойд протянул ему большой термос с вишневым напитком. Мусорщик мигом осушил его, а потом согнулся пополам, застонав и схватившись за живот. Когда судорога отпустила, он взглянул на Ллойда с немой благодарностью.
— Сможешь поесть чего-нибудь?
— Думаю, да.
Ллойд обернулся к стоявшему позади него мужчине. Тот рассеянно крутил колесо рулетки с прыгающим по нему маленьким белым шариком.
— Роджер, пойди скажи Уитни или Стефани-Энн, чтобы они сварганили этому парню жареной картошки и пару гамбургеров. А, черт, где ж моя голова? Он же заблюет тут все вокруг. Суп. Принеси ему супу. Сойдет, парень?
— Что угодно, — благодарно пробормотал Мусорщик.
— Тут у нас есть один малый, — пояснил Ллойд, — его зовут Уитни Хорган, так он раньше был мясником. Он просто жирный и крикливый мешок с говном, но как же он готовит! Господи Иисусе! И тут у них вообще все было. Когда мы приехали, электричество еще работало и морозильники были до отказа забиты. Ё…й Лас-Вегас! Ну разве не самое классное место на свете?
— Ага, — сказал Мусорщик. Ему уже нравился Ллойд, а он даже не знал его имени. — Это Цибола.
— Как ты сказал?
— Цибола. Ее многие искали.
— Да, было полно тех, кто искал ее годами, но большинство убрались восвояси, жалея, что нашли. Ладно, зови его как хочешь, приятель… Ты, похоже, чуть не сварился, добираясь сюда. Как тебя зовут?
— Мусорщик.
Это имя вовсе не показалось Ллойду странным.
— С таким именем, ручаюсь, ты раньше разъезжал на мотоцикле. — Он протянул руку. На кончиках пальцев все еще оставались еле заметные следы его пребывания в тюрьме Финикса, где он чуть не умер с голоду. — Я Ллойд Хенрид. Рад познакомиться с тобой, Мусор. Добро пожаловать на борт нашего классного корабля «Леденец».
Мусорщик пожал протянутую руку и едва сдержал слезы благодарности. Насколько он мог припомнить, ему впервые протягивали руку для рукопожатия. Он был здесь. Его приняли. Наконец-то он был с внутренней стороны чего-то. Ради этого мгновения он прошел бы расстояние вдвое большее, сжег бы вторую руку и обе ноги в придачу.
— Спасибо, — пробормотал он. — Спасибо, мистер Хенрид.
— Черт, братишка… Если ты не станешь называть меня Ллойдом, нам придется вылить твой суп.
— Хорошо, Ллойд. Спасибо, Ллойд.
— Так-то лучше. Когда поешь, я отведу тебя наверх и покажу тебе твою комнату. Завтра мы найдем, чем тебе заняться. Думаю, у вожака что-то припасено для тебя, но до той поры тебе тут найдется уйма дел. Кое-что нам удалось наладить, но, конечно, не все. Одна команда сейчас в Боулдер-Дам пытается восстановить всю электросеть. Еще одна работает с водоснабжением. У нас есть разведотряды — мы приводим в город по шесть — восемь человек в день, но тебя мы пока повременим приобщать к этому. Ты, похоже, нахлебался солнца на месяц вперед.
— Наверное, да, — со слабой улыбкой выдавил Мусорщик. Он уже готов был пожертвовать жизнью ради Ллойда Хенрида. Собрав все свое мужество, он указал на камень, лежавший в ямочке на шее Ллойда. — Это…
— Да, те из нас, на ком лежит особая ответственность, все носят такой. Он придумал. Это гагат. Знаешь, на самом деле это не камень. Он больше похож на нефтяной пузырь.
— Я имею в виду… красный огонек. Глаз.
— Тебе он тоже кажется глазом, м-мм? Это пятно. Специальный знак — его знак. Я не самый ушлый парень, которого он нашел, даже не самый ушлый в старом добром Вегасе, если говорить откровенно. Но я… а, черт, наверно, можно сказать, я — его талисман. — Он пристально поглядел на Мусорщика. — Может, и ты тоже. Кто знает? Уж точно не я. Флагг — он парень скрытный. Так или иначе, мы слышали о тебе — я и Уитни. О том, что ты особенный. А это совсем не в здешних правилах. Слишком много приходит сюда, чтобы всех выделять. — Он помолчал, а потом добавил: — Хотя, наверное, он бы смог, если бы захотел. Он, наверное, мог бы отметить кого угодно, независимо от количества.
Мусорщик кивнул.
— Он может творить чудеса, — слегка охрипшим голосом произнес Ллойд. — Я сам видел. Знаешь, не хотел бы я быть с теми, кто против него.
— Да, — сказал Мусорщик. — Я видел, что случилось с Малышом.
— С каким малышом?
— Тем малым, с которым я был, пока мы не добрались до гор. — Он вздрогнул. — Я не хочу говорить об этом.
— Ладно, парень. А вот и твой суп. И Уитни все-таки положил сбоку гамбургер. Он тебе понравится. Мужик делает классные гамбургеры, только постарайся не облеваться, ладно?
— Ладно.
— Что до меня, то у меня полно дел — нужно кое-куда сходить и кое-кого повидать. Если бы мой старый кореш Шпок видел меня сейчас, он глазам бы своим не поверил. Мне тут не легче, чем одноногому, пинающему в задницу соседа. Увидимся позже.
— Конечно, — сказал Мусорщик и почти робко добавил: — Спасибо. Спасибо за все.
— Ты не меня благодари, — дружелюбно ответил Ллойд, — благодари его.
— Я так и делаю, — сказал Мусорщик. — Каждую ночь. — Но он разговаривал сам с собой.
Ллойд уже был в центре холла, что-то говорил человеку, который принес суп и гамбургер. Мусорщик проводил их почтительным взглядом, пока они не скрылись из виду, а потом принялся жадно есть и съел бы все до конца, но… Все было бы отлично, не взгляни он вниз, в тарелку с супом. Это был томатный суп цвета крови.
Он отодвинул тарелку в сторону — у него резко пропал аппетит. Было очень легко сказать Ллойду Хенриду, что он не хочет говорить про Малыша, однако совсем другое дело — перестать думать о том, что с ним случилось.
Он подошел к колесу рулетки, отпивая из стакана молоко, принесенное вместе с супом. Он рассеянно крутанул колесо и кинул маленький белый шарик на поле. Тот побежал по ободку, потом ударился о гнезда и принялся прыгать туда-сюда. Он подумал о Малыше. Потом прикинул, придет ли кто-нибудь сюда и покажет ли его комнату. Опять подумал о Малыше. Потом погадал, на какой номер выпадет шарик — на красный или на черный, но… Больше всего он думал о Малыше. Наконец вертящийся и скачущий шарик замер в одном из гнезд. Колесо остановилось. Шарик лежал под зеленым двойным нулем.
Весь выигрыш — заведению.
В безоблачный день при двадцатисемиградусной жаре, когда они из Голена двинулись прямо к Скалистым горам по межрегиональному шоссе 70, Малыш бросил лакать «Курс» и перешел к бутылке виски «Ребел Йелл». Еще две такие же бутылки лежали между ними, рядом с рычагом переключения скоростей — каждая аккуратно упакованная в пустой пакет из-под молока, чтобы они не катались и случайно не разбились. Малыш прикладывался к бутылке, запивал глоток виски глотком пепси-колы, а потом во всю глотку орал: «Мать-драть!», «Я-хаа!» или «Секс-машина!». Несколько раз он сообщал, что ссал бы «Ребел Йелл», если бы мог. А потом спрашивал Мусорщика, верит ли тот в эти хенки-пенки. Мусорщик, бледный от страха и от все еще мучившего его похмелья после трех выпитых вечером банок пива, отвечал, что верит.
