Даже Малыш не мог выжимать девяносто по этим дорогам. Он сбавил скорость до шестидесяти и бубнил про себя что-то об этих чертовых ё…х горах. Потом он просветлел и заявил:
— Когда доберемся до Юты и Невады, Мусорок, мы наверстаем упущенное. Эта маленькая красотка выжмет все сто шестьдесят на ровной дороге. Веришь в эти хенки-пенки?
— Конечно, это классная тачка, — с вымученной улыбкой согласился Мусорщик.
— Еще бы, мать твою. — Он глотнул виски. Запил пепси-колой. Во всю глотку проорал «Я-хаа!».
Страдальческим взглядом Мусорщик уставился на проносившийся мимо пейзаж, купавшийся в лучах утреннего солнца. Шоссе проходило прямо по телу горного массива, и временами по обеим сторонам дороги высились громадные скалы. Те скалы, которые он видел во сне минувшей ночью. Раскроются ли снова те красные глаза, когда стемнеет?
Он вздрогнул.
Вскоре он заметил, что с шестидесяти их скорость упала до сорока. Потом до тридцати. Малыш страшно и монотонно ругался. Двухместная тачка лавировала в уплотняющемся, застывшем потоке мертвых, безмолвных машин.
— Да что за ё… твою мать это такое? — выходил из себя Малыш. — Что их сюда занесло? Все решили подохнуть на высоте в десять тысяч ё…х футов? Эй вы, выблядки поганые, прочь с дороги! Слышите? А ну кыш с дороги!
Мусорщик съежился от страха.
Они свернули за поворот и очутились прямо перед свалкой из четырех автомобилей, полностью перегородившей все восточные ряды 1–70. Мертвец, весь покрытый давным-давно засохшей кровью, распростерся на дороге лицом вниз. Рядом с ним валялась разбитая кукла Кэти-болтушка. Слева путь вокруг завала был блокирован стальными столбиками ограды высотой в шесть футов. Справа был обрыв, и земля внизу скрывалась в тумане.
Малыш глотнул виски и повел тачку к обрыву.
— Держись, Мусорок, — прошептал он. — Мы объезжаем.
— Там нет места, — прохрипел Мусорщик. Глотку его словно протерли наждаком.
— Нам хватит, — прошептал Малыш. Глаза его блестели. Он начал сводить машину с шоссе. Правые колеса зашелестели по грунту обочины.
— Я пас, — торопливо сказал Мусорщик и схватился за ручку на дверце.
— Сядь на место, — рыкнул Малыш, — или еще одним дохлым пидером станет больше.
Мусорщик повернул голову и взглянул в дуло 45-го. Малыш напряженно хихикнул.
Мусорщик сел на место. Он хотел закрыть глаза, но не мог. С его стороны последние шесть дюймов обочины исчезли из виду. Теперь он смотрел прямо вниз, на далекие кроны серо-голубых сосен и громадные опрокинутые валуны. Он ясно представлял себе, что колеса теперь в четырех дюймах от края обрыва… в двух…
— Еще дюймик, — с широченной ухмылкой и выпученными глазами пропел Малыш. Крупные капли пота выступили на его бледном кукольном лобике. — Еще… один…
Все закончилось быстро. Мусорщик почувствовал, как правое заднее колесо вдруг скользнуло вниз. Он услышал шорох падающих мелких камешков, потом — камней покрупнее. Он заорал. Малыш страшно выругался, врубил первую передачу и вдавил педаль газа в пол. Слева, где в дюйме от двухместной тачки лежал перевернутый микроавтобус «фольксваген», раздался скрежет металла.
— Лети! — заорал Малыш. — Давай, как птица! Лети! Черт тебя возьми, ЛЕТИ!
Колеса их тачки бешено завертелись. На мгновение их, казалось, потянуло дальше вниз. Потом машина дернулась вперед и вверх, и они снова очутились на шоссе, по другую сторону завала.
— Говорил я тебе, она сделает это! — восторженно заорал Малыш. — Черт! Ну что, Мусорок, разве не вышло, цыпленок ты ё…й, х…сос вшивый?
— Мы сделали это, — тихо сказал Мусорщик. Он весь трясся, просто не мог удержать дрожь. А потом, во второй раз с момента своей встречи с Малышом, он бесхитростно произнес единственно верные слова, которые могли спасти ему жизнь; не скажи он их, Малыш наверняка убил бы его, подобным извращенным способом отмечая удачу. — Классная езда, чемпион, — сказал он.
Никогда в жизни до сегодняшнего дня он никого не называл чемпионом.
— А-аа… не преувеличивай, — покровительственно сказал Малыш. — По меньшей мере еще двое ребят в стране могли бы крутануть так. Веришь в эти хенки-пенки?
— Как скажешь, Малыш.
— Ты мне не рассказывай, золотко, — я сам тебе, мать твою, расскажу. Ладно, двигаем дальше. Тот еще денек.
Но дальше они двигали недолго. Двухместная тачка Малыша остановилась навсегда через пятнадцать минут, в восьмистах или больше милях от ее начального старта в Шривпорте, штат Луизиана.
— Глазам своим не верю, — сказал Малыш. — Не… мать твою… НЕ ВЕРЮ!
Он распахнул свою дверцу и выскочил наружу, все еще сжимая в левой руке на четверть полную бутылку «Ребел Йелл».
— УБИРАЙТЕСЬ С ДОРОГИ! — заревел Малыш, приплясывая на своих гротескно высоких каблучках, — крошечная разрушительная сила природы, похожая на бурю в стакане воды. — УБИРАЕТЕСЬ С МОЕЙ ДОРОГИ, Ё…Е МЕРТВЕЦЫ, ВАМ ВСЕМ МЕСТО НА КЛАДБИЩЕ, ВАМ НЕЧЕГО ДЕЛАТЬ НА МОЕЙ Е…Й ДОРОГЕ!
Он швырнул бутылку, и та, кувыркаясь в воздухе, полетела вперед и разбилась вдребезги о бок старого «порше». Малыш стоял молча, тяжело дыша и слегка раскачиваясь на своих каблучках.
В этот раз задача была совсем не так проста, как раньше. Теперь путь преграждал застывший поток транспорта. Восточные и западные ряды шоссе разделялись средней полосой, поросшей травой, шириной около десяти ярдов, и двухместная тачка, наверное, смогла бы переехать с одной стороны шоссе на другую, но состояние обеих дорожных артерий было одинаковым: четыре ряда каждой были заполнены шестью рядами машин, тесно прижавшихся боками и бамперами друг к другу. Разделительные полосы были так же плотно забиты, как и сами ряды. Некоторые водители пытались даже ехать по самой средней полосе, хотя она была усеяна рытвинами и торчавшими из земли, подобно зубам дракона, камнями. Возможно, каким-то экипажам с высокими подвесками и четырьмя ведущими колесами и удалось бы как-то продвинуться там, но все, что видел Мусорщик на средней полосе — это было автомобильное кладбище, забитое смятым, изуродованным детройтским железом на колесах. Всех водителей словно охватило какое-то массовое безумие, и они решили устроить смертельные апокалипсические гонки или какой-то сумасшедший турнир здесь, в вышине, на I–70. «Высоко на Скалистые горы влез, — пронеслось в голове Мусорщика, — дождь машин пошел с небес…» Он едва не хихикнул и торопливо захлопнул рот. Если бы Малыш услышал сейчас его хихиканье, ему скорее всего уже никогда больше не довелось бы хихикать снова.
