При чем, эти способности должны были начать «работать» еще во младенческом возрасте. Обязательно необходимо было настроить сознание малыша на то, чтобы извлекать общую информацию об устройстве мира не столько из наблюдений за этим миром, сколько из общения со взрослыми; что бы дети постоянно ждали от взрослых, что те поделятся с ними своей мудростью; что бы, когда взрослый передавал ребенку какую-то информацию – ребенок пытался найти в ней некий общий смысл, объяснение правил, порядков и законов окружающего мира. То есть, необходимо было сделать так, что бы дети были склонны обобщать информацию, но не любую, а прежде всего ту, которая получена от взрослого человека при прямом контакте с ним. Таким образом потомкам не только быстрее передается накопленный старшими поколениями знания и опыт, но и серьезно облегчается культурное наследование, и взрослея, молодежь проще включается в устоявшийся со временем, структурно сложный социум.
Каким образом удалось привить нашим подопечным эти чрезвычайно полезные адаптации? О самой работе ничего рассказать не могу, слишком тонкие процессы для моего понимания происходили. Впрочем, моей квалификации хватило, что бы понять: они не изменяли насильственно природу подопытных созданий – нет. Они работали куда тоньше – они определяли пути, по которым пойдет дальнейшее развитие подопытных видов. Среди тех, генов, которые менялись под воздействием Мягких, была повышена доля генов, имеющих отношение к иммунитету, межклеточным взаимодействиям и передаче сигналов – но в целом, белок-кодирующие гены изменялись мало. Однако были произведены заметные изменения в некоторых регуляторных последовательностях, а также в уровне экспрессии многих генов, особенно генов транскрипционных факторов, регулирующих экспрессию других генов. Особенно сильно изменилась активность многих генов, экспрессирующихся в клетках мозга. То есть, проще говоря, основной целью Мягких была тонкая, глубинная настройка работы головного мозга подопытных.
Правда, в ходе дальнейшего, уже самостоятельного антропогенеза, видимо из-за нашего, все же не вполне корректного вмешательства, у кроманьонцев произошла псевдогенизация (то есть необратимая «поломка») ряда генов, в том числе связанных с обонянием и работой иммунной системы. Но эти, безусловно негативные последствия нашего вмешательства, к счастью, не оказались фатальными для всего вида в целом.
Еще, Мягкие объяснили мне, как смогли, цель проводимых ими манипуляций:
Чтобы эффективно функционировать в сложном социальном окружении, у людей должны были с некоторых пор активно развиваться интеллектуальные способности совершенно определенного плана. Речь идет о способностях к эффективной коммуникации, обучению, а главное – к пониманию не только поступков, но и мыслей и желаний своих соплеменников (такое понимание называют «теорией разума»). То есть, мы должны были у наших подопечных сформировать и усовершенствовать в первую очередь строго определенные, социально-ориентированные умственные способности, а все остальные, из-за нехватки времени, – постольку-поскольку. Вот и получилось, к сожалению, что все прочее (например, способности к логическому мышлению, выявлению причинно-следственных связей в физическом мире и т. п.) развилось много позже, как нечто дополнительное, вторичное – наш недочет, нужно было более качественно распланировать оставшееся у нас время. И увы – исправить эти упущения мы уже не успевали.
Еще мне стало известно, что, в отличие от неандертальцев, Мягкие модифицировали обе подопытные группы кроманьонцев хоть и по близким, но не идентичным программам. Ну… и еще Мягкие внесли незначительные изменения в фенотип экспериментальных образцов – ничего неординарного, так – всего лишь внешние маркеры для особей, подвергшихся модификации.
А впрочем… многое у Мягких сводилось к простой селекции.
К чему разводить столько сложностей, спросите вы? Ведь проще всего (быстрее, дешевле, надежней) было бы пойти силовым путем – организовать резервацию, оставить в ней под постоянным присмотром неких размеров контрольную группу существ. Далее, решительно вмешаться в генокод прочих особей, и слепить подходящие для наших целей создания буквально за одно поколение. Да, проще – но при таком подходе, оставался велик шанс допустить сразу неочевидную, но в перспективе – фатальную для выживания вида ошибку. Конечно же, со временем, все недочеты всплыли бы сами собой, и были бы откорректированы – со временем…
А вот со временем у нас как раз и были проблемы. Судьба у нас видать такая – терять перспективные проекты на самом пике работы.
Сначала, мы начали замечать, что при каждом новом посещении большого мира нашими автоматами, по их возвращении, время на встроенных в них часах стало едва ощутимо убегать вперед относительно станционного. Постепенно, этот разрыв стал увеличиваться, и, одновременно с этим, стремительно стали возрастать и без того немалые энергозатраты, необходимые для вывода нашей техники во внешний мир. По всему выходило, что скорости истечения времени внутри и снаружи станции неодинаковы, более того – временной поток большого мира стремительно ускоряется относительно станционного. Очень скоро стала понятна причина этого феномена: лавина энергии, устремившаяся в противоход времени, и унесшая вслед за собой в прошлое и нас – стремительно иссякала. И теперь та мини вселенная, тот пузырь парадоксального пространства, узниками которого мы являлись, стремился вернуться в собственный временной слой. Так, что мы были готовы к тому, что весьма скоро (и довольно надолго) мы будем изъяты из нашей вселенной. Потому-то мы и выбрали пусть не самый легкий, но, в данной ситуации, самый надежный путь – путь минимальной коррекции, тем не менее не оставлявший нашим подопечным иной судьбы, как следовать предначертанным нашими учеными магистральным путем…
И все же, Мягкие успели поработать с тремя поколениями людей – уже начали проявляться привнесенные ими положительные мутации, когда мы потеряли контакт с Большим миром.
Любопытно, что ни о какой воспитательной, либо образовательной деятельности с нашей стороны речи пока не шло. Считалось, что оба вида палеантропов пока недостаточно «сложны», что бы во всем объеме наследовать многообразие нашей культуры. И все же, за недолгий период нашего общения, чего-то такого они от нас все же нахватались[15].
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Два дня спустя я все еще сиднем сидел на чертовой поляне и ждал… а чуда не случалось.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
