— Да кто узнает? — начал дед Арсений. — Я молчать буду. И Витька воды в рот наберет. Ты тоже…
— Ты что, честное слово дашь?
— Разве они не люди?
— В этой игре ставки очень высокие. Жизнь нескольких человек не много стоит.
— Так мы не скажем. Откуда они узнают? — пытаясь приободрить себя, произнес старик. — Мы не скажем, они и не узнают.
— Да на тебя она только посмотрит, — сразу поймет. Есть у нее способ. Это я точно тебе говорю. Стоит подумать про это — и, готово дело.
— А быть-то как?
— Надо чтобы ты не помнил про это ничего и не вспоминал. А то ляпнешь…
— А я и не помню, — сказал дед. — Ничегошеньки… Это сейчас ты меня взбодрил. А так — у меня голова дырявая.
— А отчего ты в летописи рисуешь на полях силуэты «рогатых камбал» из клякс, плачешь и чертишь косые линии?
— Я?
— Ты, — сказал Конечников, подавая старику тетрадь.
— А я думал — это мне снится, — потрясенно вздохнул старик. — Я хочу рассказать, а вместо букв вот это… Так мне что, жизни себя решить?
— Зачем? — ответил Федор. — Мне Лара помочь обещала. Нужно только…
— Не хочу слышать я про твою нежить, — взорвался старик. — Давно бы женился, а не носился со своим бредом. Детей бы завел. На старости лет были бы тебе утешением.
— Да не буду я старым, — упрямо сказал Конечников.
— Еб твою мать, — вырвалось у деда. — Не по-человечески это. От века порядок установлен: родиться, вырастать, детям дать жизнь и в землю лечь.
— От века?! Да целую эру люди жили не так! От века… Чушь! Ты сам ведь рассказывал про времена бессмертных великанов, — выкрикнул Федор и добавил гораздо спокойней. — А я читал про это. Читал своими глазами, между прочим.
— Это сказки были. А через тысячу лет некоторые дураки им вдруг поверили, — возразил дед. — Нельзя так… И никакими своим бубнежом ты не добьешься…
Старик внезапно замолчал. Конечников тоже испытал острое чувство опасности.
В следующее мгновение дверь распахнулась. На пороге стояла княжна Александра. Она была одета в армейский комбинезон с эмблемами медицинской службы.
Управительница Жизни возникла, словно из пустоты, как злой дух дедовских сказок. Федор заворожено смотрел в глаза демоницы. В полутьме они горели белым огнем. Дед Арсений тоже видел, как светятся ее глаза… Конечников понял это по тому, как задрожал старик.
— Здравствуй Федор, — сказала княжна, своим высоким и сильным голосом, точно забивая гвозди в крышку гроба. — Решила посмотреть, как ты живешь.
Со двора донесся истерический лай сторожевого пса. Крайт извинялся, что не смог во время обнаружить незваную гостью.
— Здравствуйте, Ваше Высочество, — механически приветствовал ее Конечников.
— Ну, зачем же так официально? — усмехнулась девушка. — Помнится, мы были на «ты».
— Да, Ваше Высочество, то есть Александра.
— Смешной, — улыбнулась Живая Богиня. — Если хочешь, называй меня Дарьей.
— Зачем? — возразил Конечников. — Я знаю, кто ты.
— И это не самое плохое, что ты знаешь, — ответила она.
Старик молчал. Сама Одинокая Леди, ночная губительница, явилась в его дом одетой в тугую девичью плоть. Наконец, дед Арсений преодолел страх, спасая близких ему людей.
— Проходите, пожалуйста, Ваше Высочество, предложил он.
— Присаживайтесь, не побрезгуйте. Мы тут чайком балуемся.
— Спасибо, Арсений Викторович — поблагодарила княжна, усаживаясь за стол.
— Может свет зажечь? — предложил старик. — У нас тут темновато для гостей.
— Конечно, — согласилась Александра.
Дед, продолжая сжимать медальон, сходил в маленькую комнату за светильником. Включил его и поставил на стол. Свет слабой, немногим более сильной, чем свеча лампы, после полумрака показался ярче солнца.
Ночное зрение Конечникова выключилось. Горница стала темной. Ослепительные, как горящий магний глаза княжны превратились в обыкновенные прекрасные, ласковые очи дивного зеленого оттенка.
— Кушайте, Александра Данииловна, — предложил старик, наливая в чашку отвар и кладя в тарелку ломтик пирога, придвинул вилку, нож, ложку.
— Спасибо, — как воспитанная девочка, сказала княжна.
Александра для приличия съела кусочек, глотнула пойла, вытерла губы платочком.
— Очень вкусно, — поблагодарила она.
— Это вам спасибо, — сказал старик. — Вы честь оказали нашему дому.
— А отчего вы одни? — спросила Александра. — Где ваша молодежь?
— Какая молодежь? — не понял дед. — Нету у нас никого. Я, да Федечка.
— А детишки вашего младшего внука?
— А, вы о робятах, — со вздохом сказал он. — Такие озорники, дома никогда не бывает. С тех пор, как невестку убили, сладу никакого с ними нет.
— Сочувствую, — сказала княжна, сложив на лице соответствующую гримасу, нечто вроде величавого сожаления. — Хотите, я возьму детей в пансион в Нововладимире. Они получат прекрасное воспитание и образование. Я дам им капитал, на проценты от которого можно будет достойно жить на центральных планетах империи.
— Ваше Величество, — старик опустился на колени, заглядывая в глаза всемогущей гостьи. — Пожалуйста, не надо. Внучата — моя последняя радость в жизни. Богом прошу, не делайте им ничего дурного.
Говоря это, старик продолжал держать у сердца сжатую в кулак руку с медальоном.
— Что там у вас? — спросила княжна Александра, протягивая руку.
Дед Арсений, чуть помедлив, положил ей в ладонь старинную драгоценность.
— Какая древность… — сказала девушка, делая вид, что удивлена. — Откуда это у вас?
— Не помню, простите старого, — сказал дед. — Вроде внучок откуда-то принес.
— Можно мне оставить эту безделушку у себя на время? — невинно поинтересовалась княжна.
— Конечно, — сказал он, — хоть насовсем. После того, как вы с вашим батюшкой так облагодетельствовали наше захолустье, для вас ничего не жалко.
— Спасибо, — с величавой улыбкой сказала княжна. — Я слышала, что вы ведете летопись Амальгамы с тех самых времен.
— Ну, какое там… Баловство одно, — сыграл в благородную скромность дед.
— А не позволите ли взглянуть? — елейно поинтересовалась наследница престола.
— Стоит ли утруждать, себя Ваше Высочество? — попробовал отказаться старик. — Это больше десятка стопок толстых тетрадей. Иные синоптики не сколько погоду описывали и дела, а все больше словоблудием занимались.
— Ничего, я прочту. Там наверняка много поучительного и полезного для наших ученых… И для меня лично, — серьезным, не допускающим отказа тоном произнесла Александра. — Не буду вам говорить, что мое благорасположение к вашим родственникам и лично вам впрямую с этим связано.