одной гигантской социальной сети отыскать ребят, служивших в той части в том же году, что и дядя Валера. И на странице одного из них была та же самая групповая фотография, что и в бабушкином альбоме. А под фотографией перечислены имена. Не все, но многие. А главное, имя сержанта - Михаил Васильев. О самом сержанте Лере тоже удалось кое-что узнать. По окончании службы он остался на сверхсрочную в той ж части, дослужился до старшего прапорщика. Но потом часть расформировали, и Васильева уволили. Жил он якобы в Краснокушайске, однако сведения были сильно устаревшие, никаких фотографий или иной информации о Михаиле Васильеве за последние десять лет не нашлось.
"Ну что же, - решила Лера, - надо ехать в этот самый Краснокушайск".
Поезд тащился еле-еле. Или Лере просто так казалось. Но деревья за окном не мелькали, не бежали, а неторопливо проплывали. Монотонный стук колёс не убаюкивал, а раздражал своим заторможенным ритмом, как раздражает метроном, настроенный для начинающего музыканта, до тошноты медленно отсчитывающий такты. Правда, двое попутчиков Леры - молодая пара, путешествующая налегке, - благополучно дрыхли на верхних полках, совершенно не обращая внимания на все эти раздражители. Третий сосед по купе - пожилой мужчина с аккуратной серебристой бородкой, в сером костюме, тоже был совершенно спокоен, погрузившись в чтение какого-то потрёпанного томика, до того зачитанного, что даже надписи на обложке поистёрлись.
Лера не могла сидеть на месте, а тем более лежать, и постоянно выходила в коридор, вставала у окна и глядела вперёд, по ходу поезда, будто пыталась высмотреть конечную остановку. Иногда дорога изгибалась, и тогда можно было увидеть маленький локомотив, который, казалось, из последних сил тащил состав из пятнадцати вагонов.
- Вас что-то беспокоит? - спросил пожилой мужчина, когда Лера в очередной раз вернулась в купе и плюхнулась на свою полку.
- С чего вы взяли? - буркнула Лера.
И тут же сообразила, насколько грубо это прозвучало. Она ведь в самом деле нервничала, а этот человек просто решил проявить участие.
- Простите, - спохватилась Лера. - Так... просто. Сама не знаю. Поезд медленно идёт, наверное.
- Так всегда кажется, - улыбнувшись, ответил пожилой мужчина, - когда куда-нибудь торопишься.
- Но я не тороплюсь. То есть...
- Или волнуешься перед долгожданной встречей. Вас как зовут?
- Лера.
- Очень приятно! А меня - Иван Дмитриевич.
- И мне... - Лера кивнула ему.
- Чаю не желаете?
- Я не знаю. Наверное, неплохо бы.
- Тогда подождите минуточку, - сказал Иван Дмитриевич и, отложив книгу, вышел из купе.
Через две минуты он вернулся с двумя дымящимися стаканами в алюминиевых подстаканниках.
- Кипяточком разжился, - сообщил Иван Дмитриевич. - А чаёк у нас свой.
Он раскрыл лежавшую на полке дорожную сумку и достал оттуда пачку чайных пакетиков с непонятными надписями, видимо, на китайском.
- Настоящий Пуэр, - сообщил Иван Дмитриевич и погрузил пакетики в стаканы с кипятком.
Глядя на быстро темнеющую жидкость, Лера вдруг осознала, что давно уже хочет пить, и, не дожидаясь, пока чай как следует заварится, потянулась за стаканом.
- Странно, - сказала она. - Рыбой пахнет.
- Рыбой? - удивлённо переспросил Иван Дмитриевич и понюхал свой стакан. - Действительно! Никогда раньше не обращал внимание.
Он извлёк из сумки бумажный свёрток и, когда раскрыл его, купе наполнилось таким аппетитным колбасным ароматом, что у Леры рот сразу наполнился слюной, а в животе предательски заурчало.
- Угощайтесь, - сказал Иван Дмитриевич.
- Спасибо, - произнесла Лера вдруг осипшим голосом и сглотнула слюну.
Она осторожно взяла толстый ломоть хлеба с двумя внушительными кружками докторской колбасы и медленно поднесла ко рту. Понюхала, словно убеждаясь, что это и впрямь самая настоящая колбаса, и наконец, отбросив все предрассудки и правила приличия, кровожадно впилась в бутерброд зубами. Иван Дмитриевич слегка улыбнулся и деликатно отвёл взгляд в сторону, потихоньку отхлёбывая из стакана тёмный, как йод, чай и ожидая, когда собеседница поест, прежде чем продолжить начатый разговор.
Почувствовав в животе заполняющее пустоту тепло, Лера постепенно успокоилась. Монотонный перестук колёс едва плетущегося поезда перестал её раздражать, и она впервые за всю дорогу улыбнулась.
- А я вот к дочери еду, в гости, - сообщил Иван Дмитриевич. - Целый год не виделись. Я в Подмосковье живу, а она, как замуж вышла, в Екатеринбург переехала.
- Странно. - Лера пожала плечами. - Все вроде, наоборот, в Москву стремятся.
- Муж у неё из тех краёв. У него там своё дело: молочная ферма и сыроваренный завод. Такое хозяйство перевезти куда-либо сложно, а бросить рука не поднимается. Вот они с дочерью и решили там прочно обосноваться. Ну а я раз в год навещаю их.
- А ваша жена? - спросила Лера.
- Тоже навещала. Раньше.
- Почему раньше?
- Она умерла два года назад.
- Простите, - пролепетала Лера и покраснела.
- Ну что вы, Лера! Вы лучше о себе расскажите. Я так понимаю, мы с вами земляки? Вы же из Москвы или из Подмосковья?
- Из Москвы. У меня бабушка в Подмосковье жила.
- А едете?
- А еду в Краснокушайск.
- Это где?
- В Свердловской области.
- Даже не слышал о таком. В гости?
- Не совсем. Мне нужно отыскать одного человека.
И Лера поведала Ивану Дмитриевичу историю дяди Валеры: о том, как он служил в армии, как погиб, и кто стал причиной его смерти. Упомянула и о родителях, которых больше нет, о том, что именно папа когда-то рассказал ей печальную историю своего брата. О своих жутких видениях она, правда, умолчала - побоялась, что Иван Дмитриевич сочтёт её ненормальной. Но своё отношение к происшедшему - ненависть к убийце и стремление как-то компенсировать чувство глубокой досады - от вызывающего доверие и уважение собеседника Лера скрывать не стала. При этом она горячилась и даже временами повышала голос, но тут же спохватывалась, вспоминая о спящей на верхних полках паре. Иван Дмитриевич слушал её внимательно и всё больше хмурился.
- Вы, вероятно, живёте одна? - сказал он, когда она окончила свой рассказ.
- Да. А почему вы... Как вы узнали?
- Во-первых, будь вы не одна, вас было бы кому остановить, не дать вам сделать опрометчивый шаг. А во-вторых, вы ни разу не упомянули своего мужа, жениха, или - как это сейчас называется? - бойфренда.
- Я его выгнала. Месяц назад.
