— Недоговаривает?
— То, что не очевидно, Одри. Несоответствия. Подсказки. Мне нужно знать, над чем Панос работал на самом деле — его секретные разработки. Есть вероятность, что он обмолвился об этом где-нибудь в интернете.
— Хорошо… я займусь этим.
Она переросла свою нишу графологической экспертизы. Хочется надеяться, что это станет тенденцией, потому что мои возможности относительно аспектов были практически исчерпаны. Становилось все сложнее и сложнее удерживать их в голове, управлять ими, представлять их всех одновременно. Я подозревал, что именно поэтому Одри настояла на своем участии в этой миссии. Подсознательно я понимал, что необходимо наделять аспектов дополнительными умениями.
Она пристально на меня посмотрела:
— Вообще-то, я тут подумала, кое-что я могу предложить тебе прямо сейчас. Вирусы.
— И что насчет них?
— Панос проводил много времени на форумах по иммунологии, обсуждал болезни, участвовал в очень специфических дискуссиях с людьми, которые изучают бактерии и вирусы. Он не сказал ничего, что могло бы его разоблачить, но если посмотреть на это в целом…
— В прошлом он занимался сращиванием генов микробов, — вспомнил я. — Поэтому логично, что он посещал подобные форумы.
— Но Гэрвес сказал, что они отказались от вирусов как метода доставки информации, — сказала Одри. — Однако, когда «И-3» закрыли эту часть проекта, активность Паноса в подобных темах форума только возросла. — Она улыбаясь посмотрела на меня. — Я сама до этого додумалась!
— Молодец.
— Ну, я имею ввиду, наверное, это ты додумался. — Она сложила руки на груди. — Когда ты воображаемая личность, нелегко по-настоящему почувствовать удовлетворение от проделанного.
— Просто вообрази ощущение успеха, — сказал я. — Ты воображаемая, так что воображаемый успех должен сработать.
— Но если я воображаемая и что-то воображаю, это вдвойне нереально. Все равно что с помощью ксерокса скопировать то, что уже было скопировано.
— Вообще-то, — сказал подошедший Тобиас, — в теории воображаемое ощущение успеха придется воображать изначальному воображателю, так что выйдет не так циклично, как ты думаешь.
— Все совсем не так, — сказала Одри. — Уж поверь эксперту в области воображения.
— Но… если все мы аспекты…
— Да, но я более воображаемая, чем ты, — сказала она. — Вернее, менее. Потому что знаю об этом все. — И она торжествующе улыбнулась, глядя, как он потирает подбородок, пытаясь разобраться в сказанном.
— Ты сумасшедшая, — тихо сказал я, глядя на Одри.
— А?
И тут до меня дошло. Одри была психически больна.
Как и каждый из моих аспектов. Я уже едва замечал шизофрению Тобиаса и оставил в покое трипофобию[16] Айви. Но безумие всегда таилось где-то рядом. У каждого аспекта был свой сдвиг. Будь то боязнь микробов, технофобия[17] или мания величия. Но до этого момента я не знал, какой пунктик у Одри.
— Ты считаешь себя воображаемой, — сказал я ей.
— Конечно.
— Но не потому, что ты на самом деле воображаемая, а потому, что у тебя расстройство психики, заставляющее так думать. Ты бы думала так же, даже будь ты реальной.
Заметить это было непросто. Многие аспекты молча сносили свой жребий, но некоторые продолжали противиться. Даже Айви это давалось с трудом. А Одри просто бравировала, упивалась этим. В ее сознании она была реальной девушкой, которая свихнулась и стала представлять, что она нереальна. Я было решил, что она в здравом уме, но дело обстояло совсем не так. Она была так же безумна, как и остальные. Просто ее безумие совпадало с реальным состоянием вещей.
Взглянув на меня, Одри пожала плечами и попыталась сменить тему, спросив Тобиаса о погоде. Он, конечно же, сразу стал ссылаться на свою иллюзию, которая живет высоко на спутнике. Я покачал головой и обернулся.
В дверном проеме с явно сконфуженным видом стоял Дион. Как много он успел услышать? Он глянул на меня как на незнакомого пса, которой только что бешено лаял, но внезапно успокоился. Судя по тому, что он мог видеть, я был психом, который слоняется туда-сюда и разговаривает сам с собой.
Нет, я не псих. У меня все под контролем.
Может быть, в этом и заключалось мое единственное реальное безумие. Думать, что я могу со всем этим справиться.
— Ты нашел мать? — спросил я.
— Во дворе, — сказал Дион, кивая через плечо.
— Пойдем, поговорим с ней, — сказал я, протискиваясь мимо него.
На ступеньках заднего крыльца я обнаружил Айви и Джей Си. Она гладила его по спине, а он, свесив перед собой руки, в одной из которых держал пистолет, не мигая смотрел на ползающего по земле жука. Взглянув на меня, Айви покачала головой. Сейчас не время с ним разговаривать.
Я повел Одри и Тобиаса через ухоженный газон. Миссис Махерас закончила обрезку и перешла на томатные грядки, собирая жуков и выдергивая сорняки.
Она не подняла взгляда, когда я подошел.
— Стивен Лидс, — сказала она с явным греческим акцентом. — Я слышала, вы знамениты.
— Только среди любителей сплетен, — ответил я, опускаясь на колени. — Неплохие помидоры. Хорошо растут.
— Сначала я высаживаю их в закрытый грунт, — пояснила она, взвешивая на ладони набухший зеленый плод. — Помидорами лучше заниматься после того, как пройдут последние заморозки, но я не могу справиться с желанием начать пораньше.
Я ждал, что Айви подскажет мне дальнейшее направление диалога, но она по-прежнему оставалась на крыльце. «Идиот», — выругал я себя:
— Значит… вы увлекаетесь садоводством?
Миссис Махерас подняла глаза и встретилась со мной взглядом:
— Я ценю людей, которые говорят то, что думают, мистер Лидс. Но не тех, кто любит поболтать о вещах, которые им совершенно неинтересны.
— Некоторые части моего сознания очень даже интересуются садоводством, — сказал я. — Просто я не взял их с собой.
Она выжидающе смотрела на меня.
Я вздохнул:
— Миссис Махерас, что вы знаете об исследованиях вашего сына?
— Почти ничего, — сказала она. — Отвратительное занятие.
Я нахмурился.
— Она считает, что именно работа отдалила его от церкви, — произнес Дион за моей спиной, пнув комок грязи. — Вся эта наука, исследования. Не приведи Господь, чтобы человек тратил свое время на размышления.
— Дион, — сказала она, — не говори глупостей.
Он скрестил на груди руки и с вызовом посмотрел на мать.
— Вас наняли те, на кого работал мой сын, — сказала миссис Махерас, глядя на меня.
