Все-таки вранье? С Машей все в порядке? У нее жених? Сволочной ублюдочный жених, который целует мою любимую? Спит с ней? Шлюха! Да как она посмела!
Забыв о кнопке, я кинулся на кухню, распахнул окно, открыл морозилку, но вспомнил, что курицы уже нет, а больше выкидывать было нечего, да и жалко, и тогда я сказал себе:
— Спокойно, Полев. Спокойно. Надо успокоиться. Если Маша дома, не о чем беспокоиться. Если — нет, то беспокоиться тоже не стоит. Надо выполнять указания этих… анонимов. В конце концов, я ничего не потеряю, если пойду в «Желтый дом». Посижу, осмотрюсь, узнаю, что им надо. Если это шутка — тоже порядок. Посмеюсь вместе со всеми и свалю домой, здесь напьюсь и усну под скрип Наташиного матраца и сладкие-сладкие стоны. Мне будет казаться, что Машка стонет под своим женихом. Ну и что? Подумаешь. Пусть. Я ведь не говнюк теперь, чтоб ревновать попусту, я меняюсь. Пусть себе стонет. Сучка. А-ах она су… так. Спокойно. Спокойно, Полев.
Успокоившись, я закрыл окно и вернулся к компьютеру.
Профессиональная привычка взяла свое, и я прогнал полученное письмо через поисковые системы. Поисковики выдали тонну разнообразнейшей информационной шелухи. Здесь были сайты, рассказывающие о чем угодно, но связи между ними я не углядел. Сначала. Потом стали повторяться странички, посвященные психическим расстройствам. На одной из них я прочел: «Искаженное представление о мире, нелогичное мышление, галлюцинации, нарушение речи — острые симптомы шизофрении».
— Ыгы, — сказал я и решил на время выбросить письмо из головы. По-хорошему, стоило обратиться в милицию, чтобы рассказать и о клубе, и о письме, и о Маше, но мне стало интересно, что будет дальше. К тому же, если верить словам Машиной мамы, с моей бывшей женой все в порядке. Значит, надо наслаждаться розыгрышем. Принимать его на веру.
Идиотское письмо от анонима привнесло в мою жизнь что-то интересное. Будоражащее. Новое. Оторвавшись от компьютера, я уже весело насвистывал и даже пробежался на кухню, где соорудил многоэтажный бутерброд из остатков хлеба, соевого соуса и лимона. Жевал и запивал питательный небоскреб чашкой кофе.
На сердце полегчало, и жизнь виделась в розовом свете. Поход в клуб и письмо казались приключением; чем-то, что пришло из далекого подросткового прошлого, когда я грезил путешествиями в края банановых пальм и кокосов. Тогда любое необычное событие воспринималось не через призму сложившихся взглядов, а казалось самым настоящим чудом.
Закончив насвистывать мелодию и отставив пустую чашку в сторону, я с бутербродом в зубах плюхнулся в кресло. Прокрутил для успокоения пару интернет-страничек — в них говорилось что-то о регрессии — и подумал: «Если отвлечься от приключения как такового, если забыть о возможном похищении Маши, обращение к официальным властям грозит известными последствиями: придется рассказать о моей способности. Два варианта развития событий в таком случае:
а) мне поверят и заберут на опыты;
б) мне не поверят и заберут в пресловутый «желтый дом».
Оба варианта мне не нравились.
Ближе к вечеру, когда осталось совсем немного времени до похода в клуб «желтых», я занервничал. Бесцельно бродил по комнатам, но даже акробатические прыжки через стопки книг не принесли успокоения. Чтоб занять руки, я решил почистить вентиляцию. Орудовал шваброй, к которой примотал тряпку; выгреб кучу сухих как мумии тараканов, паутину и пласты слежавшейся грязи.
Вскоре вентиляционная решетка сияла чистотой, а мне опять нечем было заняться; каждый раз, проходя мимо телефона в прихожей, я боролся с искушением позвонить Машиным родителям.
Я вышел на площадку. Лампочку у нас выкрутили, и в коридоре было серо, и длинные тени ложились на плитку. Я стукнул в Лешкину дверь. Еще раз и еще. Колотил руками и ногами, но сосед не отвечал. Вместо него открылась дверь квартиры напротив: выглянула тетя Дина — пухлая женщина лет сорока; сколько ее помню, всегда ходит в одном и том же фланелевом халате, а из головы тети Дины испокон веку торчат длинные деревянные бигуди и слипшиеся клочки волос. Тетя Дина напоминает выжившего из ума мутанта-дикобраза, и при взгляде на нее я всегда теряюсь и не знаю, что сказать. Сейчас тетя Дина что-то пекла; халат ее был запорошен мукой, а лицо раскраснелось от жара духовки.
— Не открывает злыдень? — поинтересовалась тетя Дина и трубно высморкалась в большую тряпку — с виду бывшую простыню.
— Молчит, — подтвердил я.
— Денег должен?
— Да нет. Он робота выставил на площадку, а сам спать увалился после вчерашней пьянки, — зло сказал я и еще раз стукнул в дверь. — И я теперь за ним ухаживаю…за роботом в смысле. А мне уходить надо. Дина Михайловна, может, вы…
— Хочешь, чтоб помогла к мусорке отвести киборга проклятого? — перебила меня женщина. — Так ты и сам немаленький вроде; думаю, справишься. Дело, конечно, полезное; нет веры этим железякам. Бывает, встретишь такого на улице, и по глазам сразу видно — мир хочет захватить, чертяка, ИскИн недоделанный; а органическую жисть, значит, мечтает уничтожить. Ты, кстати, поосторожнее с ним там. Эх… ладно, счастливо тебе, Кирилка, а я побежала к духовке: у меня пирог с яблоками печется. Ты, кстати, если все-таки не уйдешь туда, куда собирался (куда, кстати?), то заходи, кусочек отрежу, полакомишься. Пироги у меня знатные выходят; яблочки потому что свежие, через младшенького их достаю, по блату. Из Украины посылочкой шлет. Он у меня, младшенький то есть, там при войсковой части завскладом. Вот так. — И она захлопнула за собой дверь.
— Транда ушастая, — буркнул я под нос и вернулся в свою квартиру.
Дома прежде всего отыскал старую жестяную кружку, нашел стену, что была общей с Лешкиной; прижал кружку к стене, к обоям ободранным, а ухо прислонил ко дну кружки. Какое-то время было тихо, а затем почудилось, будто слышу натужный, с самыми разнообразными звуковыми вкраплениями, громовский храп. Может, и почудилось.
Тем не менее я сказал:
— Вот урод! — и ударил кружкой о стол.
Время поджимало, и я побежал одеваться. В очередной раз вынул из кармана флаер и пробежался глазами по адресу — ехать минут сорок на автобусе; вот только автобуса дождаться еще надо. Лучше все-таки бежать на монорельс.
Одевшись, я заглянул в зал: робот продолжал неподвижно сидеть на диване. Руки держит на коленях, глаза смотрят в пол — невинные, слезящиеся глаза обычного мальчугана.
— Блин, — сказал я, — а вдруг, пока меня не будет, твой затяжной приступ кончится? Выйдешь из-под контроля, порушишь все! Мир начнешь захватывать с моей квартиры. Но не брать же тебя с собой? Да и как я тебя возьму: на улице около нуля, грязь, слякоть, ветер холодный дует, а у тебя и теплых вещей-то нет. В комбинезоне и легких кроссовках не разгуляешься. Хотя… о чем это я… ты ведь робот, верно? Тебе холод нипочем, все будет в порядке, правильно? Пробежимся до монорельсовой остановки, доедем до площади Ленина, а оттуда квартал пешком до клуба. Ты ведь ребенок, и в клуб, значит, тебя должны бесплатно пустить, без всякого флаера. Как вариант, нас не пустят обоих. Ну, значит, не судьба.
