— Возьми себя в руки, — сказал он, — ничего еще не случилось.
— Случилось, — вздохнула она, — давным-давно… впрочем, это не имеет никакого значения… я возьму себя в руки, не волнуйся. Это пройдет.
— Ты понимаешь, что этот разговор не может остаться между нами? — спросил он с диким желанием немедленно уехать в отпуск, в Антарктиду, на Марс, на Бетельгейзе, к черту на рога.
— Конечно, — сказала она обреченно.
— Мы полетим в Институт. Соберется комиссия. Тебя будут расспрашивать обо всем, что знаешь и чего не знаешь. Ты это выдержишь?
— Я полечу, — сказала Зела, — отвечу на все вопросы.
— Твои условия?
— Какие могут быть условия? — она посмотрела на него грустно, — делайте, что хотите…
Комиссия особым тактом не отличалась, да это и не входило в ее задачу. Зела с отрешенным видом подробно рассказывала о своем вымирающем народе, единственной ценностью для которого является непосредственно биоэнергия во всех ее видах, которая у людей в избытке, и которым этого попросту не понять.
— Один из моих бывших хозяев специально разводит для этого животных. Если с утра к нему не привести оленя или леопарда, он не сможет встать с постели. Ему этого просто не захочется. Животное потом умирает… Это дорогое удовольствие, но он может себе это позволить…
На ней было изумрудное платье с переливами, она сидела на узком конце большого овального стола в кабинете Иллариса спиной к окну, лицо ее было в тени, глаза опущены, а поза напряженная как перед стартом. Солнце подсвечивало золотые волосы, настойчиво продолжая делать из нее богиню. Прекрасную богиню любви и красоты.
Вопросы в основном задавал сам Илларис. Ричард вместе с сыном сидел даже не за столом, а у двери. Ольгерд хмуро смотрел в пол.
— Как вы оказались на Ингерде? По-вашему, на Пьелле.
— Те, кого мы называем Прыгунами, бывают там часто. Ведь это наша родина. Иногда они брали меня с собой. В последний раз, тот, кто взял меня, куда-то исчез. Я не знаю, почему он оставил меня.
— Это был ваш хозяин?
— Нет. Конс ничего не знал об этом.
— Тогда кто?
— Он лучший из аппиров. Я доверяла ему… я не знаю, что могло случиться.
— Сколько вы пробыли на Пьелле?
— Около двух недель.
— И ваш хозяин не искал вас там?
— Искал. Я пряталась от него.
— Почему?
— Когда вы увидите его, то поймете.
— По-вашему, Конс может уже находиться на Земле?
— Я его видела. Он меня тоже.
— Вы уверены?
— Конечно.
— Мог он интересоваться кем-нибудь кроме вас?
— Не понимаю…
— Ольгердом Оорлом, например?
— Не вижу никакой связи.
— Кто из Прыгунов мог интересоваться Ольгердом Оорлом?
— Не знаю.
— На карнавале к нему подошел очень красивый юноша и назвался Лаокооном, черные локоны, голубые глаза. Вы его знаете?
— Я знаю всех Прыгунов. Среди них нет Лаокоона. И все они уроды. Это был кто-то другой.
— Почему вы называете вашего хозяина синим?
— У него синяя кожа. Когда он лечится, она голубеет. Потом опять синеет.
— Он может быть опасен?
— Он самолюбив, но не зол. Ему нужна только я, вас он не тронет, если вы не будете ему мешать.
— А если будем?
— Тогда я ни за что не ручаюсь.
— Аппиры все чем-нибудь больны?
— Рожденные — да. Такие как я — вполне здоровы.
— И много таких как вы?
— Нет. Всего несколько женщин. Это очень дорогое удовольствие.
— А вы можете родить ребенка?
— Нет.
— Почему?
— Потому что от меня это никому не нужно.
Ричард подумал, что на ее месте давно бы уже провалился куда-нибудь поглубже. Ее препарировали как лягушку, а она послушно отвечала, даже не покривившись. Это с ее-то расшатанными нервами. Это не могло продолжаться бесконечно. Он ждал срыва: возмущения, истерики, обморока, — чего угодно. Ему казалось, что его самого поджаривают на медленном огне.
— Значит, вы никогда не имели личной свободы?
— Нет. У меня всегда был хозяин.
— Ричарда Оорла вы тоже принимаете за хозяина?
— Не больше, чем все остальные.
— Что значит, все остальные?
— Разве он не самый главный среди вас?
Илларис насмешливо оглядел своих подчиненных, на его тонких губах появилась усмешка.
— Нет. Он не самый главный здесь. И уж тем более на Земле.
— Это ваша ошибка, — спокойно сказала Зела.
Илларису такое замечание не понравилось, хотя манией величия он не страдал. Просто он был намного старше.
Углубляться в этот вопрос он не стал, всем и так было ясно, что перепуганная девочка принялаОорла за Господа Бога.
— Хорошо, — продолжил он, — по какому принципу вы переходили от одного хозяина к другому?
Это было уже лишнее. Она могла не отвечать, но она ответила.
— Для любви тоже нужны силы. Больше года никто не выдерживал и передавал меня другому. Правда, моя цена доступна не каждому.
— И какова ваша цена?
— От десяти до двадцати минут.
— Что это значит?
— Это значит, что двадцать минут из вас будут брать энергию, а вы не будете сопротивляться. Впрочем, после двух минут, сопротивляться уже невозможно. Редко кто решается переступить эту черту. Только Прыгуны, или те, у кого много доноров.
Антонио Росси сидел с кислой миной, плохо скрывая, что не верит ни одному ее слову. Ричард почему-то верил. Хотя бы потому, что тут не прозвучало ничего для нее лестного. Ни одна женщина не стала бы на себя так наговаривать. Конечно, ее внезапная откровенность была странной, но не более, чем все ее предыдущие поступки.
— Так вы утверждаете, — вмешался в разговор Антонио, — что ваша встреча с землянами была совершенно случайной?
В вопросе чувствовалась насмешка.
— Конечно, — подтвердила Зела.
— Почему вы так долго не вступали в контакт с людьми?
— Я была в шоке.
— Теперь ваш шок внезапно прошел?
