— К черту, — хрипло сказал Пашка, — не могу! Пусть меня лучше съедят.
Он повернулся и побежал прочь. За ночь надо было уйти как можно дальше.
ДОГНАТЬ ЧЕЛОВЕКА! Зверь долго и мучительно приходит в себя. Эту боль причинил ему человек. Но понадобились целые сутки, прежде чем зверь стал способен снова пуститься в погоню. За это время он убил и съел какое-то животное, похожее на волосатый шар, и как следует выспался. Туман, заслонивший сознание, рассеялся. Зверь снова знает, чего хочет. ДОГНАТЬ ЧЕЛОВЕКА! Он мчится по следу, а тот вдруг обрывается у ручья. Человек ушел по воде. Но он направляется к горам — значит, идет против течения. И зверь долго пробирается в густых зарослях, окаймляющих берега, пока его ноздрей не касается вновь знакомый запах. Зверь фыркает и огромными скачками устремляется в чащу. ДОГНАТЬ ЧЕЛОВЕКА!
По Пашкиным расчетам, полдороги он уже прошел. Лес заметно поредел, стало гораздо светлее, но стажеру эти километры достались тяжело. Дремучий лес — это вам не дорожки стадиона, не очень-то побегаешь. Тем более, если остался без пистолета и потому то и дело приходится прятаться от разнообразных туземных хищников. Хорошо еще, тот непричесанный экземпляр оказался единственным… Пашка вспомнил косматое чудовище, и его передернуло. Впрочем, он был рад, что не убил зверя.
— Не хватало еще на старости лет записаться в браконьеры, — рассуждал стажер (болтовня скрадывала расстояние, делала дорогу менее долгой). — Общество охраны внеземной природы мне бы не простило. Конечно, если откровенно, мнение Общества мне сугубо безразлично, но что сказал бы Гиви? А Жан-Луи?.. Вот Радыгин — этот одобрил бы. Антон Радыгин сказал бы, что в сложившейся экстремальной ситуации стажер Козлов нашел единственно верный способ решения проблемы. Жаль, что мнение Радыгина мне столь же дорого, сколь и реагаж Общества охраны. Для Радыгина альтернатив не существует — вот в чем беда, он в них просто не верит. А я верю, Радыгины приходят и уходят, а альтернативы остаются. Быть или не быть? Убить или не убить?.. А если «быть» одновременно подразумевает «убить» — тогда как?.. Глупенькое чудовище: отлежалось, покрутилось по моим следам и отправилось восвояси, в свое логово — раны зализывать и мечтать о повторной встрече. Кстати, его берлога явно где-то неподалеку от того места, где я грохнулся. И не так уж далеко от посадочной площадки… А может, никакая это не площадка, а просто местное капище? То-то там столько обглоданных костей валялось — безусловно, следы жертвоприношений… А что, очень логично получается, товарищи. Просто эпос творится на глазах. Я, значит, потревожил покой идолов, и тут верховный жрец бросается в погоню. И тогда молодой раджа Павелион Козелион бестрррепётной рррукой…
Реакция Пашку не подвела. Через минуту он уже сидел на нижней ветви какого-то липобаобаба и спрашивал себя, умеют ли здешние верховные жрецы лазать по деревьям?
Они не умели. Косматое чудовище, которому полагалось зализывать раны в берлоге, замерло, как вкопанное, в двух шагах от ствола, задрало голову и взревело. Толстый хвост яростно молотил по земле. Не нужно быть зоопсихологом, чтобы понять, что это значит, мельком подумал Пашка. Меня вызывают на честный бой.
— Спасибо, — дружелюбно сказал он вслух, — но я уж лучше здесь посижу.
Зверь взвыл и улегся под деревом. Время от времени он с издевкой, как казалось Козлову, поглядывал наверх.
Пашка понял, что попал в прочную осаду.
Так прошли день, ночь и еще день. Пашка сидел на дереве, зверь караулил внизу. Пашка не мог сбежать, а зверь не желал уходить. Пашка знал, что дуэль характеров закончится в его пользу: у него были пищевые таблетки, зверь же запастись продуктами не догадался. Рано или поздно чудовище должно будет отправиться на охоту.
Зверь ушел на второй вечер. Голод, как определил стажер, победил более низменные инстинкты. Пашка выждал немного, спустился с дерева и поприседал, чтобы восстановить кровообращение в затекших ногах. Сверху он заметил извилистую речушку: уж там-то он постарается поосновательнее запутать свой след.
Пашка был на полпути к реке, посреди большой поляны, когда зверь вернулся. Он выглядел дьявольски красиво, в прыжках перелетая через кусты и заросли колючек, и Пашка невольно залюбовался, хотя знал, что спасения нет. Бежать было некуда, а на нож и все свои противотигриные приемы Пашка надеялся мало. Не тот случай.
Однако попытаться стоило. Пашка выхватил нож, расслабил мускулы. И когда зверь был совсем близко, стажер бросился на него.
— Пошел! Вон отсюда!! Брысь!!! — орал Пашка первое, что приходило в голову. — Брысь отсюда!!
Зверь, пытаясь затормозить, юзом пошел по траве. В полном смущении припал на передние лапы.
— Я вот тебе! — обрадованно заголосил Пашка. — Пошел! Пошел, кому говорят!!
Зверь поджал хвост и бросился обратно. Козлов прокричал еще что-то угрожающее вслед противнику и обессиленно сел на землю. Позже стажер описывал эту схватку в самых ярких красках, но никому не признался, о чем думал, пока выкрикивал свои угрозы. А думал он, если честно, об одном: «Вот тут-то мне и конец…»
Вскоре Пашка окончательно пришел в себя. Теперь он был уверен, что дойдет. Против «верховного жреца» найдено надежное оружие, а его присутствие (стажер был уверен, что зверь так просто не отстанет) отпугнет других хищников. Стало быть, можно идти, ни о чем не беспокоясь.
На следуюш, ее утро, поскользнувшись на камне, Пашка вывихнул ногу.
Дни теперь тянулись долго. Пашка не шел, а тащился. Он давно потерял берет, комбинезон его обтрепался, из прорех торчали серебристые сталикетовые нити. Мучительно болела нога, которую Пашка так и не смог вправить. Пищевые таблетки кончились, он питался безвкусными ягодами, срывая их по дороге. Его лихорадило, лоб горел. Однажды Пашка с испугом понял, что у него начинаются галлюцинации: он отчетливо слышал жужжание орнитоптера. Но здесь не могло быть орнитоптеров! Он слышал, как с неба раздаются далекие голоса. Они звали его, Пашку… В тот день стажёр впервые разрешил себе подумать, что может и не дойти.
И зверь. Зверь всегда был рядом. Он шел то сзади, то сбоку, то впереди. Когда он слишком уж приближался, Козлов кричал, и зверь уходил. Но и тогда его присутствие ощущалось. Казалось, он догадался, что человек слабеет с каждым часом, и терпеливо поджидает, когда тот упадет.
— Подлец! Мерзавец! — ругался Пашка сквозь стиснутые зубы. — Пошел отсюда! Все равно не дождешься! — из последних сил кричал он, заметив между деревьями бесшумную серую тень. Зверь послушно уходил. Но с каждым разом он оказывался все ближе и ближе.
