- Ну а если сам человек разовьется в, так сказать, сверхчеловека, - заметил Тетьер, - и вытеснит прежнюю братию?
- Черта с два! - сказал я. - В организме человека только одно чего-то стоит с точки зрения власти над миром - его нервная система и большие полушария мозга в частности. Это наиболее специализированная часть организма и поэтому - тупик. Если ход эволюции что-то и продемонстрировал неопровержимо, так это следующий факт: по достижении определенной степени специализации гибкость исчезает, и дальнейшее развитие может продолжаться только в сторону еще большей специализации.
- Так ведь это как раз и требуется?
- Возможно, но, как указал Мейденд, специализация имеет обыкновение достигать предела, когда плюсы превращаются в минусы. Родовые муки объясняются размерами человеческого черепа. Из-за сложности человеческой психики умственная и эмоциональная зрелость наступают куда позже половой, что приводит к множеству трудностей. Хрупкость этой психики превращает большинство нашей расы в невротиков. Как далеко сможем мы еще развиться, прежде чем наступит катастрофа?
- Развитие, - возразил Мейденд, - способно идти в сторону достижения большей стабильности или быстрейшего достижения зрелости, а не в сторону усиления мозговой деятельности.
- Не исключено, но признаков этого что-то незаметно.
- Десять тысяч лет, - сказал Тетьер, - срок довольно ничтожный в эволюционном смысле. Остается возможность, что интеллект разовьется и у других видов - а то и что-нибудь получше, если есть что-нибудь лучше.
- Мы им не позволим. В том-то и соль. Потребуются сотни тысяч лет, чтобы, например, медведи или крысы обрели интеллект, и мы истребим их, едва обнаружим такую тенденцию. Или превратим их в рабов.
- Ну ладно, - вздохнул Тетьер. - А какие-нибудь биохимические нарушения, которые вас так устраивали для динозавров? Возьмите для примера витамин С. Только у морских свинок и приматов организмы неспособны сами его вырабатывать. Предположим, эта тенденция будет развиваться, и мы окажемся в невозможной зависимости от слишком большого числа пищевых факторов. Или вдруг будет возрастать восприимчивость человека к раковым заболеваниям. Что тогда?
- Ерунда! - воскликнул я. - Суть новой ситуации в том, что мы искусственно производим все необходимые пищевые факторы и, в конце концов, можем вообще полностью перейти на синтетическую пищу. И нет никаких причин полагать, что нам не удастся найти средства предотвращения или лечения рака.
Троттер встал. Кофе он допил, но все еще держал чашку в руке.
- Хорошо, вы говорите, что мы зашли в тупик. Но что, если все это было принято в первоначальные расчеты? Творец был готов потратить триста миллионов лет, чтобы динозавры развились так или эдак, лишь бы ускорить развитие человека - во всяком случае, по вашим словам. Почему же он не в состоянии измыслить ситуацию, в которой человек использовал бы свой интеллект и контроль над окружающей средой, чтобы подготовить следующий ход в игре? Вдруг это наиболее интересный бильярдный удар?
Тут уж растерялся я.
- О чем вы?
Троттер улыбнулся мне:
- Я просто подумал, что дело не в простом совпадении и что, возможно, грядет новая раса, а старая сходит со сцены только благодаря эффективной работе этого церебрального механизма. - Он постучал себя по виску.
- Как так?
- Поправьте меня, если я ошибаюсь, но ведь ядерная физика и кибернетика одновременно захватывают все новые высоты, не так ли? Разве мы не одновременно изобретаем водородные бомбы и мыслящие машины? Что это - совпадение или часть Божьего Промысла?
Вот, пожалуй, и все об этом разговоре в обеденном перерыве. Начался он моими логическими построениями, но с тех пор. я все чаще задумываюсь.
Со временем я описал свой опыт создания учебников в статье «Звук пыхтения», опубликованной в июне 1955 года в журнале «Эстаундинг» и включенной в мою книгу «Всего лишь триллион» («Абеляр - Шуман», 1957). (Примеч. авт.)
