— Хорошо, — сказал Стентон. — Посылка для тунцелова готова?
— Конечно, капитан.
С этими словами Кора вышла из салона. Стентон последовал за ней, невольно скользя взглядом по линиям ее фигуры и ощущая при этом волнение, ставшее уже каким-то привычным, чуть ли не ритуальным. В сущности, ему надо было только сделать первый шаг, в этом он был твердо уверен. И так же твердо уверен он был и в том, что шага этого не сделает. Может быть, потому, что, как и большинство мужчин, он боялся сравнения, а Коре было с кем сравнивать. Возможно, были и другие причины, о которых не подозревал и он сам. Главное же — сейчас он не имел на это права. Потому что женщины не любят неудачников — за тем разве что исключением, когда неудачники эти остро нуждаются в сочувствии и жалости. Стентон же в них не нуждался. По крайней мере, он старательно и успешно убеждал себя в этом.
Он быстро прошагал через весь коридор, бегом спустился по винтовой лестнице на грузовую палубу «В» и распахнул дверь рубки.
Пассажиры на транспортных дирижаблях — явление почти исключительное. Иногда это бывают сопровождающие при грузах, еще реже — какие-нибудь особые представители различных ведомств, по тем или иным причинам не имеющие возможности воспользоваться пассажирскими рейсами. И когда они появляются на борту, их специально приводят сюда — позабавиться и посмотреть на реакцию. Как правило, реакция, увы, не отличается разнообразием: нервная икота, легкий сердечный приступ… И неудивительно: сразу же за овальной металлической дверью начинается ничто, по которому, однако, спокойно расхаживает экипаж и в котором свободно висят пульты, штурвалы, кресла… Даже опытным пилотам, впервые попадающим на дирижабли, стоит некоторого труда преодолеть психологический барьер и шагнуть на абсолютно надежный, но прозрачный пол рубки, незаметно переходящий в стены. Зато здесь действительно чувствуется полет — не то что в тесной кабине самолета или ракеты. Ты висишь на высоте трех — пяти километров, нет ни вибрации, ни рева двигателей, и земля скользит под тобой с удивительной плавностью, земля близкая и прекрасная, а не та, далекая и почти чужая, какой она представляется со стационарной орбиты…
Бутч Андрейт оторвал лицо от нарамника умножителя и обернулся к командиру:
— Есть. Вот он, голубчик. По дальномеру — двадцать две мили.
Стентон кивнул.
— Давно пора. И так мы уже выбились из графика… Кой черт его сюда занесло! Тридцать с лишним миль от точки рандеву! Ты связался с ним, Джо? — обратился он к радисту.
— Только что. Капитан приносит извинения. Они готовы.
— Хорошо. Заходи на подвеску, Бутч.
Стентон подошел к своему креслу и сел, положив руки на подлокотники: по традиции посадку всегда осуществляет второй пилот, и Сидней всем видом показывал, что происходящее его не касается, он просто любуется панорамой океана. В кресле справа Бутч Андрейт положил руки на штурвал. Горизонт медленно и плавно пополз вверх — совсем немного, настолько, что дифферент на нос почти не почувствовался. Молодец, подумал Стентон, на постепенной смене эшелона они выиграют по крайней мере четверть часа. При таком дифференте на вертикальный спуск уже непосредственно над тунцеловом останется метров полтораста, даже сто… Ювелир! Скорость падала одновременно с высотой, теперь суденышко уже было видно невооруженным глазом, и не точкой, а четким силуэтом.
— Генеральный груз[3]… — брюзгливо проговорил Андрейт, глядя прямо перед собой. Его большие руки, казалось, совершенно спокойно и неподвижно лежали на штурвале, но Стентон легко различал под этим мнимым спокойствием готовность к моментальному движению. — Генеральный груз, черт бы его побрал…
— Не ворчи, Бутч. — Стентон оттолкнулся руками от подлокотников и встал. — Думаешь, на пассажирском веселее было бы? Утешал бы ты сейчас на палубе «Лидо» какую-нибудь дебелую матрону, для которой мал бассейн или вода в нем не той температуры…
— Может быть… Да только утешать старую каргу и то веселее, чем развозить посылочки по тунцеловам…
— А ты взгляни с другой стороны, Бутч. В этой посылочке — не одна сотня дельфиньих жизней.
— То есть?
— А ты даже не поинтересовался, что там?
— Зачем собственно?
— Это ультразвуковой пугач для дельфинов. Они попадают в тунцеловные кошели. Около десяти тысяч в год. А пугач их отгонит.
— Любопытно, — сказал Андрейт безо всякого энтузиазма. — Знаешь, Сид, за что я тебя люблю? За идеализм. Дельфинчики… Между прочим, ты потому и на Кору смотришь только с двух кабельтовых…
— Стоп, — оборвал его Стентон. Оборвал, пожалуй, даже резче, чем хотелось. — Хватит, Бутч. Займись-ка лучше подвеской, пора. — С этими словами он встал и вышел из рубки.
Во втором трюме его встретили Кора и один из матросов ее команды. Стентона всегда забавляло смешение морских и авиационных терминов на дирижаблях: пилот и матрос, швартовка и взлет… Одно слово — воздухоплавание!
— Зависнем через пару минут, — сказал Стентон.
Кора кивнула:
— Мы давно готовы.
Дирижабль быстро пошел вниз, это чувствовалось даже в наглухо закрытом И лишенном иллюминаторов трюме — по характерному ощущению, знакомому всякому, кто спускался в скоростных лифтах; кажется, шахтеры называют его «подпояской». Стентон сказал об этом Коре, она улыбнулась, но улыбка сейчас получилась чисто формальной, надетой: было время работы.
— Как передаем? — спросил Стентон. — На палубу?
— На воду, — ответила Кора.
Это было много проще. Значит, не нужно зависать точно над судном, достаточно сбросить контейнер где-то рядом, пускай парни с тунцелова выуживают его сами. С легким металлическим шорохом почти у самых ног Стентона раздвинулись створки малого грузового люка — квадрат два на два метра, сквозь который стали видны волны. Казалось, Стентон смотрел на них с балкона третьего этажа какого-нибудь приморского отеля. Сбоку, на самом краю поля зрения, виднелся тунцелов — черный корпус, белые надстройки, желтая палуба… До него было меньше кабельтова.
Матрос легко скантовал к люку ящик и столкнул вниз. Стентон проводил посылку взглядом. Еще в воздухе вокруг контейнера вздулись два поплавка — тугие ярко-оранжевые колбасы, заметные даже издали. В тот же миг металлические створки сомкнулись, и после дневного света белые плафоны осветительной сети показались тусклыми. Дирижабль уже дал ход, как вдруг пол под ногами легко дрогнул, потом надавил на подошвы — не то чтобы сильно, но так, что Стентон успел это почувствовать. Значит, их подбросило. По ощущению — метров на тридцать — сорок. Словно сбросили аварийный балласт. Впрочем, никакого аварийного балласта на дирижаблях «Транспасифика» нет — не та конструкция. А значит…
