Есть у Достоевского и просто ошибочные суждения. Они, главным образом, не в художественном творчестве, а в иной части наследия. Некоторая идеализация внешней и внутренней политики России, оценки конкретных общественных и государственных деятелей, органов печати — все это трудно принять за истину. Не замечать этого не следует. Но в то же время нетрудно видеть, что это частности.
Правилом для Достоевского является глубокое, правдивое и не прагматистское проникновение в действительность. При этом Достоевский не уклоняется от изображения теневых сторон конкретики России. Наоборот, их-то он прежде всего и выделяет, считая, что долг писателя — сегодня, сейчас — сказать о своем времени все то, что о нем думаешь. Сказать все для того, чтобы помочь что-то исправить.
Углубление в развороченный, близкий к крушению быт говорит о том, что художник живет бедами окружающих его людей. Он далек от лакировки действительности, погружается в стихию неспокойствия, проявляет свою неуснувшую, растревоженную совесть.
Творчество Достоевского ориентировано на «злобу дня», дня, который им глубоко и широко познан. Писатель имеет свой взгляд на жизнь и умеет его выразить в образной и понятийной форме.
Все это говорит о самостоятельном, не подчиненном прагматизму миросозерцании писателя, которое в основах своих было неизменным во все периоды жизни его носителя. Никакой смены миросозерцания у Достоевского не было.
Благодаря наличию такого миросозерцания и были созданы произведения писателя, сюжетика которых и помогает выявить само миросозерцание.
Тяжело живет человек, и как он такую жизнь терпит. Это, главное, что можно вынести, прочитав произведения Достоевского по первому кругу.
ВРЕМЕННОЕ
Все жили в сушь и впроголодь,
В борьбе ожесточась...
Пастернак
Можно увидеть в творчестве Достоевского лишь то, что было изложено выше. Но можно увидеть и нечто большее. Все зависит от взгляда. За событийным, за сюжетикой, за арифметикой жизни, имеющими значение лишь для людей того времени, прослеживается временное, социальное, алгебра жизни, то, что имеет значение для весьма длительного времени. Ибо «Двойник» — это не только повесть о сошедшем с ума человеке, а «Братья Карамазовы» — не только «история одной семейки».
А потому возникает необходимость пройти по творчеству Достоевского еще один раз — по второму кругу.
При этом надо иметь в виду, что некоторые произведения, в частности, «Роман в девяти письмах», «Чужая жена и муж под кроватью», перечитывать нет смысла. Их проблематика исчерпала событийным. Не следует перечитывать и некоторые из внешнеполитических статей писателя, имеющих однозначное, арифметическое содержание. Нет алгебраического смысла в стихотворениях писателя. При чтении по второму кругу не все значимо в «Дневнике писателя». Но выпадает из этого произведения весьма незначительная часть.
По сути-то дела, «Дневник писателя» начинает свою жизнь в полной мере именно с чтения по второму кругу. Так же, как статьи, письма, записные книжки и тетради. Есть и художественные произведения, которые начинаются с проблематики алгебраической. Такими я вижу «Зимние заметки...» и «Записки из подполья». Это скорее идеологические трактаты, чем чисто художественные произведения. Этим я не хочу, однако, усомниться в их художественности.
Проблематика второго круга выражена как прямо (статьи, заметки, всякого рода авторские отступления, исповеди героев), так и через художественные образы. Через понятийное и образное. Причем некоторые образы начинают свою жизнь с прочтения их по второму кругу. Это носители идеи. Таковы подпольный парадоксалист, Шатов, Кириллов. Они почти не имеют самостоятельного значения в круге первом. В то же время у Достоевского есть и какие-то проходные герои, значение которых полностью исчерпывается арифметикой.
При анализе творчества по второму кругу меня не будет интересовать вопрос о прототипах. Изображен ли Тургенев в образе Кармазинова или Грановский — в образе Степана Верховенского, — это важно было лишь для их современников. Это проблема первого круга.
Верно ли оценил писатель те или иные общественные явления и течения того времени, — в данном чтении тоже большой роли не играет.
Образы и идеи, возникнув, живут сами по себе, безотносительно к прототипам и конкретным течениям. И оценивать их, а также автора, надо безотносительно к конкретике.
Этот принцип и будет проведен в данной (а также и в следующей) главе.
1. ДОСИБИРСКОЕ
Прежде всего — главные проблемы второго круга в каждом произведении.
«Бедные люди» — неустроенность общества, в котором доброму и незлобивому живется хуже, чем злому. «Двойник» — вытеснение честного ловким и обстановка, тому способствующая. Обстановка требует ловкого и хищного. «Хозяйка» — самоотчуждение интеллигента, отчуждение интеллигенции и народа. «Ползунков» — частная и служебная жизнь человека. «Слабое сердце» — исполнители и работодатели, боязнь первых потерять расположение вторых. «Елка и свадьба» — социальная иерархия в мире взрослых и ее проекция на мир детей. «Белые ночи» — действительность и мечта, уход в мечту от дисгармоничной действительности. «Неточка Незванова» — социальные условия и дети, «случайное семейство».
Естественно, что названные здесь проблемы — не единственные. В каждом произведении и в то же время не замкнуты в каком-то одном.
Неустроенность жизни людей — это один из основных выводов, вытекающих из творчества Достоевского, прочитанного по первому кругу. Одна из главных проблем второго круга — объяснение причин этой неустроенности.
Почему хорошим людям на земле плохо, почему гибнут молодые, в расцвете сил люди? Может быть, они сами виноваты в своем положении. Бедные? Переписчики? Потому что развиты менее других. Учились бы — оградили бы себя от многих невзгод. Я т. п.
Они учились. Но многие из них, как, например, Макар Девушкин, «даже и не на медные деньги» [1, 24]. Следовательно, прослеживается зависимость их положения сегодняшнего от их обеспеченности вчера. А обеспеченность они не выбирали. Социальное неравенство привело к разным уровням образования, воспитания и разделило людей на работодателей и исполнителей. Бедность порождает бедность, богатство — богатство.
К тому же работодатели, квартиродатели и прочие-датели не обязательно по уровню образования и воспитания выше исполнителей. Обеспеченность материальная заменяет им духовную необеспеченность. Дает им возможность казаться духовно богатыми. Недаром в этом обществе сапоги нужны не столько по своему прямому назначению, сколько «для поддержания чести и доброго имени» [1, 76]. Были бы сапоги, имя и честь обеспечены. Не случайно в этом обществе бедные более всего боятся показаться такими, как есть. «Оно, знаете ли, родная моя, чаю не пить как-то стыдно, здесь все народ достаточный, так и стыдно. Ради чужих и пьешь его, Варенька, для вида, для тона; а по мне все равно, я не прихотлив» [1, .17]. Это говорит Макар Девушкин.
